Анатолий Ким - Будем кроткими как дети [сборник] Страница 46

Когда глубокой ночью он вернулся домой, Михаил уже спал, приткнувшись носом к спине Розового Юга. А когда утром все встали, он ничего не сказал Каменному Тигру, хотя ошпаренная кожа на лице и шее была красная и он в это утро не стал по обыкновению натираться снегом.

А вскоре после этого случая, весною, старшие братья пошли вместе на рытье каналов для государственной рисовой плантации. Уже были другие времена, и голытьба, работавшая на канале, стала организовываться. Михаил начал ходить в новый клуб, вступил в комсомол. Глядя на него, стал комсомольцем и Каменный Тигр.

Дядя, узнав об этом, уже не выпускал из рук веника. У веника, собственно, уже не осталось метлища, один только черенок, но так дяде было даже сподручнее. Каждый вечер и каждое утро вразумлял он двух своих Тигров, но они, покорно подставляя дяде свои молодые спины, упорно отмалчивались, не соглашаясь уходить из комсомола. Дядя вразумлял их, что нечего поддаваться новым веяниям, верить всяким бредовым сказкам. Богатые всегда будут, будут и бедные, так уж устроен мир. А новая жизнь, о которой болтают, это всего лишь выдумка пьяных батраков да беглых каторжников. Не об этом надо думать — надо думать о том, как бы поскорее «наворотить денег» и вернуться в Корею, к могилам предков. А новая жизнь — это не их забота, и поэтому нечего даже привыкать к этой мысли.

Однако племянники все больше привыкали и к новым веяниям, и к новой мечте. Жизнь, которая словно распахивала перед ними огромные ворота, за которыми находится шар восходящего солнца, вполне нравилась им. А привычные и с каждым годом все слабеющие колотушки дяди можно было вполне сносить.

Тетя

Вдруг объявилась у них тетка, родная со стороны матери, приехала с неожиданным предложением. Мол, дядя мужчина и постарел уже, воспитывать мальчиков ему все труднее, поэтому она хочет двух младших забрать себе. Дядя посмотрел на нее молча и понял, что она из тех, которые задумывают какое-нибудь дело и исполняют его, уже ни с кем не считаясь. Но сколь ни крути мозгами, гадая, в чем интерес брать в дом два голодных жадных рта, две пары исцарапанных, в болячках, ног, двоих нищетою и грубостью взращенных детей — никак не мог понять прямодушный дядька. Не моргая темными сверкающими глазами, взирал он на женщину да потом лишь глубоко вздохнул, и этим вздохом было решено все. Он отдал мальчишек, потому что и самому было тошно от той бедности, в которую затянул племянников по причине своих пороков и слабостей.

А тетка, задумавшая что-то, в тот же день увезла Каменного Тигренка и его младшего брата с собою в далекую чужую деревню. Там и выяснилось, что она задумала. Будучи и не миловидной, и не безобразной, малого роста, она долго не могла выйти замуж и наконец была взята бездетным вдовцом. Но детишек ему и она не родила, бог не дал, тогда муж, разуверившись в своем отцовском счастье, взял в дом на воспитание двух внезапно осиротевших племянников. Женщине это не понравилось — она почувствовала в решении мужа скрытый упрек по отношению к себе и, ни в чем не повинная, была в душе уязвлена. Тогда и вспомнила она, что у нее тоже есть племянники-сироты и, значит, она также имеет право взять их к себе во исполнение родственного долга.

Таким-то образом, устанавливая справедливость по- своему, она оказалась сразу с четырьмя детьми. Старшие и младшие из этих двух пар братьев выдались погодками: первым было по пятнадцати лет, вторым — по одиннадцати.

Мужнины племянники поселились там чуть пораньше и потому уже чувствовали себя хозяевами. В работах по домашности они хотели распоряжаться, а пришлых использовать на побегушках. Каменный Тигр и Розовый Юг поначалу, стесняясь в чужом доме, подчинились, а затем начали бунтовать. Драки стали вспыхивать и во две ое, и в спальне, и на огороде, где надо было пропалывать грядки. Хозяин дома, человек молчаливый, в войну эту не вмешивался, зато тетка строго выговаривала детям и всегда в первую очередь родным племянникам; этим самым как бы говорилось мужу: твою родню не трогаю, ругаю, да свою; свесив на грудь головы, племянники выслушивали упреки, в душе кипя злостью и возмущением.

Однажды послали всех четверых нарубить сушняку на дрова, хороший лес был рядом, но за рекою; а на том берегу, где располагались деревья, хворост уже весь подобрали, пришлось бы дергать в кустах по палочке. И мальчики решили: за реку, оттуда дрова вязанками переправить на плаву. Но как раз накануне прошли сильные дожди, и река разлилась; обычно незаметная, тихая, теперь играла она стремительными вздутыми валами. Остановились на берегу: как быть? Плавать хорошо мог один лишь Каменный Тигр, для остальных река стала неприступной.

Племянники хозяина оба оказались с порчею: старший был дерганый, со злыми глазами, скошенными к переносице, с длинными бараньими зубами, а младший, хотя и миловидный, был от рождения глуховат и потому всегда подозрителен и замкнут. Во враждебных действиях Каменный Тигр и его братишка безжалостно глумились над ними и до бесконечности раздували природную злость несчастных. Маленький, но с резкой незаурядной силой, мой отец был грубоват, мужествен и наделен веселой и расчетливой отвагой. Он живо сбросил одежду и на глазах у смолкших братьев, названых и родного, принялся действовать. Но перед тем поставил твердое условие: две вязанки дров нарублю, свяжу и переправлю на этот берег, а тащить домой на горбу будете вы, косой и глухой. На том и порешили.

Каменный Тигр привязал один конец длинной веревки к топору, а другой — к лодыжке правой ноги; затем раскрутил топор как пращу и метнул его к противоположному берегу; чуть не долетел топор до суши и, взбулькнув, ушел под воду недалече от раскачиваемых стремниной прибрежных кустов ивняка. Длина веревки была выбрана вся, несильный рывок за ногу возвестил об этом — и тотчас веревку туго натянуло течением.

Мой отец рассчитал так: переплывет расходившуюся реку (а он чувствовал, что преодолеет все эти водяные бугры, валы и воронки), потом вытащит за веревку топор из воды и тут же быстренько нарубит в прибрежных зарослях сколько надо сушняку. Представляя все это в уме, он смело кинулся в тугую холодную воду и пошел отмеривать ее цепкими саженками… В дальнейшей жизни у него так и будет еще не раз: он все рассчитает точно, увидит в воображении совершенно ясную картину грядущей удачи, посчитает заранее, что дело в шляпе, и… Немного не доплыл он до берега, — еще рывок-два, и можно бы ухватиться за мотавшуюся в воде ветку ивы, но вдруг он почувствовал, что крепко и неумолимо пойман рекою. Веревка, привязанная к правой ноге и напруженная силой течения, отводила его от берега: топор, видимо, зацепился за что-то на дне. Между энергией реки и мощью мальчика как раз установилось равновесие, — он рвался вперед, а длинная веревка, стремясь выпрямиться по течению, тянула его назад, и пловец оставался на месте, часто рассекая воду руками.

Но ведь так долго не могло продолжаться! У реки ее стремительной силы достало бы еще на много часов, у мальчика ее оставалось на считанные минуты. Что я могу испытать сейчас, представляя себе отчаянное положение пловца? О мой отец, как одинок бывает человек, когда в борении со смертью он схвачен ее костяной рукою — и эта хватка неимоверно могуча! Какое чудо спасло тебя, отец, какая же иная сила, чтобы ты выжил, чтобы породил ты детей, меня среди них, и чтобы я сейчас писал эти строки?

Он понял, что не достичь ему близкого берега, не дотянуться коварно кивающих в воде гибких ветвей ивы. И он резко повернул назад. Веревка, выпрямляемая потоком воды, дала ему пересечь назад почти всю ширину реки, но у самого берега он вновь застрял, как на якоре. Силы кончились, но близко были братья, названые и родной, от них должна была прийти помощь. И, отплевываясь водой, он истошно заорал: «Тону!» Но что же он увидел? Розовый Юг, сунувшийся было в воду, и по грудь не зашел в нее, как был сбит с ног течением и затем с испуганным видом выбрался обратно на берег. А двое других, косой и глухой, принялись хохотать и, указывая на него пальцем, бегать взад-вперед по берегу, оря несуразное: «Андрюшка тонет! Дурачок Андрюшка тонет! Водичку глотает, гля!»

Плечи онемели; воды действительно наглотался изрядно; стало относить потихоньку от берега — сила натяжения веревки одолевала его усилия. И он, глядя на кривлявшихся братцев, зарыдал и почувствовал, как теплы его слезы на глазах по сравнению с холодной речной водою. Сразу ослабев, он перестал отмахивать саженками, и его потащило к середине реки. Неизвестно, чем бы все кончилось, но внезапно топор, застрявший якорем, освободился от зацепы на дне, и Каменный Тигр в несколько махов легко выплыл к берегу.

Выбравшись, поблевал водою, продолжая плакать навзрыд, но сквозь слезы внимательно следил за продолжавшими веселье и кривлянья собратьями. В своем злорадстве они все еще не понимали ни того, что могло на самом деле случиться, и ни того, что будет в скором времени. Когда же один из них, косой, приблизился настолько, что можно было его достать, Каменный Тигр вспрянул с земли, как пружина, и нанес ему такой жестокий удар кулаком, что у того лопнула на скуле кожа. Глупый смех мальчишки вмиг сменился ревом, закипела драка. Младшие тоже сцепились меж собою, Каменный Тигр прыгал и крутился вокруг противника, волоча за собою веревку, которая все еще, словно мокрая змея, выползала из реки.