Евгений Дубровин - Глупая сказка Страница 5

– Ты не голодный, внучек? – первым делом спрашивала Бабушка, войдя в нашу, а вернее – в собственную квартиру.

– Смотря что, – осторожно отвечал Рис.

Бабушка ставила на стол огромную коробку с тортом.

– Вообще, – говорила Бабушка. – Ты сколько часов уже не ел?

Рис тащил из другой комнаты Мамины маникюрные ножницы.

– Он с цветами или с зайцами?

– С цветами.

– С зайцами вкуснее, – капризничал Рис, но тем не менее деловито начинал пилить шпагат на коробке.

– Бедный ребенок, – говорила Бабушка. – Сразу видно, что он голодный. Наверно, часа два ничего не ел.

– Три, – уточнял Рис. – Сначала в двенадцать ничего не ел, потом в одиннадцать, потом в десять.

– Три часа голодный! – ужасалась Бабушка. – Что же это за родители! Это изверги, а не родители!

И пошло, и поехало.

Бабушка вообще любила «давать чертей», как она выражалась. Бабушка по натуре своей была воином, вот почему она, наверно, дослужилась до начальника такого сложного и «богом и людьми проклятого» (Бабушкино выражение) треста. Когда Бабушка начинала «давать чертей», то не стеснялась в выражениях, будто находилась на производственном собрании водопроводчиков. Во время конфликтов я так ей и говорил:

– Мама, выбирай выражения, ты не на собрании водопроводчиков.

На что Бабушка отвечала:

– У самого распоследнего водопроводчика в душе больше нежности и чуткости, чем у вас.

Вообще же Бабушка была добрым и справедливым человеком. Если, конечно, дело не касалось Риса.

Иногда я размышлял, почему Рис имеет такую власть над Бабушкой. Неужели это врожденный инстинкт всех бабушек – до самоотречения любить своих внуков? Но ведь далеко не все бабушки любят внуков, а даже если и любят, то не так неистово, как наша Бабушка. Временами мне кажется, что Рис сознательно разжигает Бабушкину любовь, как искусный истопник огонь в печке. Топливом служат Бабушкины слабости: властолюбие и сознание собственной значимости.

– Бабушка у нас самая главная, – говорит Рис очень часто. – Бабушка захочет, позовет своих слесарей, и они отключат в вашей квартире и воду, и газ, и свет, и обои сдерут, и потолок сломают.

– За такие вещи полагается тюрьма, – объясняю я Рису.

– Ну и что? – отвечает Рис. – Она и в тюрьму слесарей позовет. Они там тоже все поотключают.

Рис ехидно смотрит на меня.

– И унитаз отключат. Что тогда, а? Сразу выпустят.

Я смущенно замолкаю. Действительно, если Бабушке удастся устроить в тюрьме такой переполох, то ее не будут там держать ни часа.

Надо отдать Бабушке должное – она протестует против своего культа.

– Так нехорошо, внучек, говорить, – замечает Бабушка. – Я не самая главная. Главные у нас в доме для тебя мама и папа, и их надо слушаться. А бабушка она и есть бабушка.

Голос у Бабушки неискренний.

– Нет, ты самая главная, – настаивает Рис. – Ты родила Папу, а Папа нашел Маму и дал ей нашу фамилию.

Молчавшая до сих пор Мама настораживается.

– Это я нашла Папу, – заявляет она решительно.

– Но позволь… – протестую я.

– Да! Если бы я тебя тогда не пригласила на дамский…

– Подумаешь… Меня пригласил бы кто-нибудь другой.

– Тебя никто бы не пригласил.

– Это почему же?

– Танец уже почти кончился, а ты стоял как пень.

– Если хочешь знать, я уже отказал двум мартышкам.

– Может, и я мартышка? – спрашивает Мама с женской логичностью.

– Я же говорил о тех, которым я отказал, – отвечаю я.

– Значит, если бы ты мне отказал, то я тоже была бы мартышкой?

– Но я же не отказал тебе.

– Ах, не отказал!

– Что же здесь плохого? Ты радоваться должна.

Мама не отвечает. На ее глазах появляются маленькие круглые бусинки, и Мама, оставив на моей рубашке горячий утюг, убегает в другую комнату.

– Это все из-за тебя, – говорю я Рису. – Когда ты перестанешь умничать?

– Никогда, – отвечает Рис.

Моя рука тянется к Рисовому уху. Бабушка сбивает ее на лету, как сбивает современная ракета-перехватчик самолет: точно, быстро и беспощадно.

– Ребенок тут ни при чем, – говорит Бабушка голосом трибуна. – Совсем затуркали бедного ребенка. Сами ссорятся, а ребенок виноват. Вы только посмотрите на них! – Мне казалось, бабушка в этом месте поднимет руку и добавит слово «люди» в качестве обращения к невидимым зрителям, но она не добавила. – Один упражняется в юморе, а другая устраивает сцены! И это называются родители!

– Я же тебя столько раз просил – не вмешивайся в наши внутренние вопросы, – говорю я.

– Вмешивайся, бабулька! Вмешивайся сильней! – говорит Рис.

– Уши оборву! – угрожающе говорю я.

– Новые вырастут, – беспечно отвечает Рис.

– А ну-ка иди сюда! – говорю я.

– Ым! – отвечает Рис и наставляет на меня локоть.

– Кому сказал!

Рис прячется за Бабушкину спину.

– Зайцы косят трын-траву! – говорит Рис, казалось бы, безо всякого смысла.

У меня по спине пробегают мурашки.

– Что ты сказал? Повтори!

– Что ты привязался к бедному ребенку? – спрашивает Бабушка. – Что он такого сказал? Придираешься к каждой фразе. Шел бы лучше тренироваться.

– Нет, пусть он повторит!

– Зайцы косят трын-траву, – повторяет Рис и смотрит на меня невинными глазами из-за Бабушкиной спины.

Я делаю хватательное движение. Бабушка сразу увеличивается в размерах, как наседка.

– Успокойся, сынок. Что здесь такого? Ребенок сказал: «Зайцы косят трын-траву». Если ты будешь волноваться из-за каждого слова.

– В самом деле, – говорит Дедушка, – не стоит расстраиваться из-за чепухи. Подумаешь: зайцы косят трын-траву…

Рис начинает хныкать:

– Я просто сказал: «Зайцы косят трын-траву», а он сразу драться.

Я хватаю свою рубашку. На ее спине от утюга желтое пятно.

– Боже мой! Сожгла рубашку! – кричит Бабушка. – Совсем новую рубашку! Конечно, так жить – никаких миллионов не хватит! Забыла утюг! Какая же это хозяйка забывает на белье утюг?

– Да! Забыла! Сожгла! – кричит Мама в приоткрытую дверь. – Захочу – и все сожгу!

– И сожгет! Она такая! – говорит Рис.

– Замолчи, сопляк! – кричит Мама. – Совсем волю взял!

– Еще хотят, чтобы ребенок был воспитанным, – говорит Бабушка. – С кого брать пример?

– Разве я не воспитанный? – удивляется Рис.

– Конечно, воспитанный… но еще надо немного подвоспитаться… – дает Бабушка задний ход. – Чуть-чуть.

– Чуть-чуть? – уточняет Рис угрожающе.

– Самую малость. Капельку, – в голосе Бабушки тревога.

– Ах, вот ты какая оказалась, – тянет Рис.

– Какая? – замирает Бабушка.

– Предатель. Белогвардеец. Вот ты кто такая!

– На Бабушку? – ахает Бабушка. – И тебе не стыдно? Ах ты, дурачок! – Бабушка пытается привлечь Риса к себе, но Рис отталкивает ее и прыгает на колени к Дедушке.

– Нельзя так говорить на Бабушку, внучек, – говорит Дедушка якобы строго, но его рот так и растягивается до ушей.

– Ты, Дедулька, самый главный, – говорит Рис, обхватывая Дедушку за шею. – Ты их своим МАЗом всех можешь передавить.

– О, господи! – говорю я. – С ума сойти можно!

– Тебе давно пора на тренировку, – говорит Бабушка, – а ты сидишь и зря треплешь себе нервы.

– В самом деле, – непонятно говорит Дедушка.

Ох, уж этот Дедушка! Никогда нельзя догадаться, на чьей он стороне. Вроде бы и за Бабушку, и за меня, и против Риса. Вроде бы даже строго осуждает Риса, а сам так его и жмет, и тискает, и шепчет что-то на ухо. А вслух говорит:

– Рисок, надо слушаться взрослых. Зачем ты Бабушку, которая так тебя любит, называешь белогвардейцем? Разве Бабушка белогвардеец? Ну посмотри, похожа наша Бабушка на белогвардейца?

– Вообще-то нет, – говорит Рис. – Она похожа на бабу-ягу.

– Это все ты! – кричит Бабушка Дедушке. – Ты настраиваешь против меня ребенка! Ты что ему шепчешь на ухо?

– Ничего не шепчу. Так просто…

– Ты ему что-то внушаешь. Я давно заметила твои штучки! Ты все делаешь, хитрец, чтобы он тебя любил больше, чем меня! Ты старый интриган! Вот ты кто!

– Я интриган? – удивляется Дедушка.

Ну Дедушка! Но до чего же хитрец! До чего притвора! Конечно, он старый опытный интриган! Конечно же, он делает все, чтобы затмить всех нас.

Тут, пожалуй, место сказать о Дедушке несколько слов.

Несколько слов о нашем Дедушке

Конечно, интриган. И говорить нечего. Взял да пригнал в наш двор свой огромный МАЗ-самосвал. Стоило Рису заикнуться.

Дело в том, что Рису понадобилось запугать мальчишек из нашего двора. У него вышел какой-то там конфликт, кто-то пригрозил моему сыну расправой, и тогда тот решил показать силу. «Деда, – наверно, приказал Рис в одно из своих шептаний с Дедушкой, – деда, подави их своим МАЗом».

И вот в нашем маленьком, обсаженном молодыми березками дворе стоит огромный МАЗ-самосвал, ревет и пускает сизые клубы аж до самого третьего этажа. Рядом с МАЗом топчется Дедушка. На его лице отражается борение двух чувств: удовлетворения, что угодил внуку, и неловкости перед нами – вот, дескать, старый дуралей, делать ему больше нечего, как угонять с работы машину.