Александр Козачинский - Зеленый фургон (сборник) Страница 5

Тут можно читать бесплатно Александр Козачинский - Зеленый фургон (сборник). Жанр: Проза / Советская классическая проза, год -. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Александр Козачинский - Зеленый фургон (сборник)

Александр Козачинский - Зеленый фургон (сборник) краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Александр Козачинский - Зеленый фургон (сборник)» бесплатно полную версию:
Александр Козачинский (1903–1943) – человек удивительной судьбы: красавец-одессит, футболист, сотрудник уголовного розыска, лихой грабитель, главарь банды налетчиков, журналист, писатель… За свою недолгую жизнь он написал всего несколько рассказов и одну повесть. Зато какую! Его «Зеленому фургону» суждено было стать одним из самых привлекательных и самобытных произведений советской литературы, выдержать множество переизданий и быть дважды экранизированным.«Я был легкомыслен и самонадеян, и если был в чем виноват, то только в своей молодости», – писал Козачинский. В повести «Зеленый фургон» черты автора угадываются в образе лихого вора-налетчика по кличке Красавчик, и в образе сыщика Володи Патрикеева, бывшего гимназиста, мечтающего о карьере Шерлока Холмса, ведь Козачинский имел уникальный опыт и того, и другого. А еще это книга о послереволюционной Одессе, о которой с любовью, ностальгией, пронзительно и лирично вспоминает Александр Козачинский на страницах «Зеленого фургона», причудливо сочетая юмор и романтику, жестокую правду и эксцентрику.

Александр Козачинский - Зеленый фургон (сборник) читать онлайн бесплатно

Александр Козачинский - Зеленый фургон (сборник) - читать книгу онлайн бесплатно, автор Александр Козачинский

Кроме милиции – одним из участников следствия был и Евгений Катаев – за дело взялось ГПУ. Сначала дознание проводилось совместно, но 9 октября дело пришлось все же передать, и арестованных перевели на Маразлиевскую, 40, в жуткое здание ЧК-ГПУ-НКВД, где незадолго до этого полгода провел Валентин Катаев. Вместе с братом был тогда арестован и Евгений Катаев, но отпущен, как несовершеннолетний – для этого ему пришлось уменьшить на год свой настоящий возраст. С тех пор во всех официальных анкетах он указывал 1903-й как год своего рождения, что было на самом деле невозможным – их с братом Валентином мать, Евгения Ивановна, умерла в марте 1903-го и никак не могла в конце ноября родить младшего сына. Именно после этого краткого ареста Евгений Катаев пошел служить в милицию.

Но вернемся к нашим арестованным. 16 декабря их перевели в ДОПР № 1 (Дом общественных принудительных работ), на Люстдорфскую дорогу, 11. Над входом ДОПРа, как и в повести, было написано: «ДОПР – не тюрьма. Не грусти, входящий».

Завертелся маховик следствия. ГПУ сделало из наших бандитов контрреволюционеров, а суд усилил это в своем решении многократно. Вот выдержка из приговора, которую трудно читать равнодушно:

«…ставили своей задачей борьбу с Советской Властью следующими методами: разорение советских хозяйств и учреждений, посредством нападений и ограблений. Уничтожение коммунистов, нападение на слабые воинские части, организация конных отрядов для захвата части территории и посредством закардонной помощи двинуться в глубь советской республики. Завязать связь с закардонной контрреволюцией, добыча оружия к той части, которая уже имелась. По этому намеченному плану часть уже проведена в жизнь, как ограбление Вет-Лазарета с оставлением пасквильного акта контрреволюционного содержания и ограбление коллектива в Шеметовке, а дальнейшая деятельность была прервана т. к. группа была поймана и арестована благодаря зоркому оку пролетарской власти, чем предотвращено новое пролитие пролетарской крови от рук Врагов Советской Власти».

Итак, похищение из ветлазарета пяти лошадей и десяти овец в Шеметовке было признано настолько страшной угрозой для существующей власти, что шестеро из двадцати трех обвиняемых были приговорены к смертной казни, к расстрелу. В их число попал и Александр Козачинский.

К счастью, в сентябре 1923-го по кассационным жалобам осужденных расстрельный приговор был отменен Верховным Судом УССР. Дело было возвращено на доследование, и в результате Козачинский получил тюремный срок. Какой именно – мы не знаем, в некоторых публикациях речь шла о десяти годах. Однако уже в 1925 году будущий писатель был досрочно освобожден и переехал в Москву, где устроился в газету «Гудок», в которой к тому времени уже работали Илья Ильф и Евгений Петров.

Какова же роль Евгения Катаева, которого я, пожалуй, с этого момента буду называть Евгением Петровым (именно в 1924 году он взял себе этот псевдоним), в поимке Красавчика и в последующем его скором освобождении?

Я уже упоминал о легенде, которая гласит о том, что Петров с Козачинским были друзьями детства, чуть ли не кровными братьями. Жили на одной улице, в соседних домах, сидели в гимназии за одной партой, вместе играли в футбол. После пути их разошлись – Петров стал милиционером, Козачинский – бандитом. Именно Петров возглавил охоту на Красавчика, не подозревая, что это его ближайший друг, и в конце концов лично задержал его. Козачинский хотел было застрелить задержавшего его милиционера, но внезапно узнал друга и опустил оружие. Потом Петров писал многочисленные ходатайства с просьбой отпустить или смягчить наказание Козачинскому, и в конце концов добился своего. Сразу после освобождения Александра Петров пригласил его в Москву, где они и стали работать в одной газете, а позже настойчиво рекомендовал описать свои приключения в книге.

Ну, а Козачинский в «Зеленом фургоне» вывел его в образе Володи Патрикеева, а себя – в роли Красавчика.

Безусловно, все было не так. Петров и Козачинский действительно жили всего в нескольких домах друг от друга на Базарной, но в разное время. Петров учился в 5-й гимназии, Козачинский – в 3-й. Так что познакомились они, вероятно, во время службы обоих в милиции, в Мангеймском районе, а скорее всего – уже во время следствия над бандой Шмальца. Ну, а в повести и Красавчику, и Володьке Патрикееву Козачинский придал в основном свои же собственные черты.

От Петрова Патрикееву досталось совсем немного – в первую очередь кольт:

«Внешность нового начальника, насколько ее можно было рассмотреть под густым слоем степной пыли, подтверждала худшие опасения севериновцев. Ему было всего лет восемнадцать, но в те времена людей можно было удивить чем угодно, только не молодостью. Он был угрюм, неразговорчив и мрачен. Принимая дела у Анны Семеновны, он не произнес и десяти слов. Сложная система ремней, цепочек и пряжек поддерживала на его талии крупнокалиберный кольт, висевший обнаженным, и две бомбы-лимонки, которые, ударяясь при ходьбе друг от друга, издавали звук, похожий на чоканье».

При поимке банды Бургарта – Шмальца – Козачинского были изъяты две винтовки, две охотничьих двустволки, три нагана, браунинг и кольт. Этот самый кольт был сразу выдан Евгению Катаеву – во временное пользование, о чем есть расписка Катаева от 6 октября 1922 года в уголовном деле по обвинению Козачинского. Но не только кольт был передан Катаеву во «временное пользование» – ему еще выдали двух лошадей.

Видимо, кольт был важен для Катаева-Петрова – он упоминает его в своем первом рассказе «Гусь и украденные доски» как ключевой фактор поступления на работу в Угрозыск.

Вот еще один забавный эпизод в повести, очевидно, связанный с Петровым, который в «Двойной автобиографии» указывал, что «первым его литературным произведением был протокол осмотра трупа неизвестного мужчины»:

«Со своей стороны, Грищенко должен был признать превосходство нового начальника, как человека со средним образованием, в тех случаях, когда надо было составлять протоколы и акты осмотра найденных у дорог трупов.

В то неспокойное время трупы у дорог находили часто.

Новый начальник прекрасно составлял эти акты. Вначале он указывал положение трупа относительно стран света. Затем следовало описание позы, в которой смерть застигла жертву, и ран, которые ей были нанесены. Наконец перечислялись улики и вещественные доказательства, найденные на месте преступления.

Обычно достоверно было известно только положение трупа относительно стран света: лежит он, например, головой к юго-востоку, а ногами к северо-западу или как-нибудь иначе. Но талант нового начальника проявлял себя с наибольшей силой именно там, где ничего не было известно. Несмотря на однообразие обстоятельств и мотивов преступлений – все это были крестьяне, убитые на дороге из-за пуда муки, кожуха и пары тощих коней, – догадки и предположения, вводимые им в акты, отличались бесконечным разнообразием. В одном и том же акте иногда содержалось несколько версий относительно виновников и мотивов убийства, и каждая из этих версий была разработана настолько блестяще, что следствие заходило в тупик, так как ни одной из них нельзя было отдать предпочтения. В глазах начальства эти акты создали ему репутацию агента необыкновенной проницательности.

‹…› Успехи нового начальника в этой области были тем более поразительны, что до приезда в деревню он никогда не видел покойников. В семье его считали юношей чрезмерно впечатлительным и поэтому всегда старались отстранить от похорон. Но что были корректные, расфранченные городские покойники по сравнению с этими степными трупами!»

На этом, пожалуй, совпадения с «легендой» заканчиваются. Задержали Козачинского, как мы уже знаем, Дыжевский и Домбровский, да и никаких ходатайств Петрова в защиту Козачинского в его деле нет. Более того, еще в 1920 году председателя ОдГубЧК Станислав Реденс в одном из своих приказов указывал:

«Из Приказа № 3 (1920)

Мною замечено, что сотрудники ОГЧК очень часто ходатайствуют за арестованных. Напоминаю, что такие явления недопустимы и сотрудники, ходатайствующие за каких-либо арестованных, будут мной привлекаться к ответственности».

Так что ходатайствовать за Козачинского было просто опасно.

И все же Козачинский и Петров за время следствия, несомненно, сблизились, и когда уже над Петровым нависла угроза суда, Козачинский в своих показаниях немного наивно выгораживал его. В том самом определении Верховного Суда УССР от 13 сентября 1923 года, которым высшая мера наказания была для Козачинского и его подельников заменена на тюремное заключение, указывалось, что «…суд должен был бы привлекать к ответственности свидетеля Катаева по признакам 109 и 112 ст. УК…» (дискредитация власти и принуждение к даче показаний). А началось все с заявления Орлова о том, что на следствии он давал показания в пьяном виде и что пьяны были следователи: «Были пьяны и Волохов, и допрашивавший меня Катаев, который свалился пьяный, не дописав протокола, и поручил его дописать кому-то со стороны». Петров оправдывался потом, говоря, что поил подозреваемых, чтобы развязать им языки для дачи показаний.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.