Александр Розен - Почти вся жизнь Страница 5

— Проси всех ко мне, — сказал Виноградов.

Через пять минут началось совещание.

Виноградов начал свой доклад с сообщения о строительстве новых оборонительных сооружений на участке, который занимала дивизия. Уже с первых его слов командиры почувствовали значительность предстоящих событий.

Когда Виноградов сказал, сколько новых дзотов должно быть выстроено в ближайшее время, майор Бобычев, славившийся в дивизии своей невозмутимостью, приподнялся со стула, но, чтобы скрыть волнение, сделал вид, что поправляет гимнастерку.

Начарт Федореев слушал доклад, приложив ладонь к уху, но как только Виноградов перешел к устройству огневых позиций, к Федорееву как будто вернулся его прежний юношеский слух.

«Эге, — подумал он, — мне новые орудия дают».

Капитан Андреев, прозванный в дивизии «саперным богом», своими маленькими живыми глазками преданно смотрел на Виноградова, но в то же время прикидывал, что надо будет переоборудовать бывший немецкий эскарп, и мысленно планировал новые минные поля.

«Значит, я не понял Виноградова, — думал Коротков, досадуя на себя. — И мы остаемся на прежних местах. Но, следовательно, снова оборона, жесткая оборона, но оборона. А ведь Виноградов говорил: отбросить гитлеровцев…»

— Строить быстро и хорошо, чтобы немцы не застали нас врасплох, — сказал Виноградов, и Коротков вдруг почувствовал, что командир дивизии смотрит прямо на него.

— Не кто другой, а мы будем здесь воевать, — продолжал Виноградов, прямо глядя на Короткова, и, словно боясь, что тот его не поймет, добавил: — Наша оборона подчинена задаче разгрома врага. Надо отбросить и разгромить врага, раз и навсегда обезопасить железную дорогу и поселок. Все подробности получите, товарищи командиры, завтра у начальника штаба дивизии, — сказал Виноградов и сел.

Командиры выступали коротко. Они избегали общих фраз и старались говорить каждый по своей специальности. Коротков видел, что они взволнованы.

«Саперный бог» заговорил о рельефе местности, удобном для обороны, но вдруг голос его переломился.

— Земля наша, — сказал Андреев. — Я только так понимаю.

— Я своим солдатам объясню, — говорил Егорушкин, — какую надежду командир дивизии возлагает на наш полк. Этой надеждой все бойцы жить будут… И я сам, товарищ генерал, — прибавил Егорушкин.

«Как я не понял этого раньше, — думал Коротков, — как я не понял, что мы не только можем и должны удержать эти места сами, но и способны осуществить новое усилие? Как я не понял, что люди хотят этого, что без этого они не мыслят своей жизни? И я обязан создать такие условия нового боя, при которых людям это усилие возможно будет осуществить».

После совещания командир дивизии задержал у себя Короткова. Виноградов заметил впечатление, которое произвел его приказ. Он подошел к Короткову и, снова взяв его за плечи, сказал убежденно:

— Мы сильнее. Гитлеровцы совершат непоправимую ошибку, посчитав нас за слабое звено.

Они работали всю ночь и только на полчаса оторвались от схем, чертежей и планов: приехала Нелевцева — новый командир медсанбата, присланная из Ленинграда взамен убитого Шевцова.

На совещании Виноградов назвал огромную цифру оборонительных сооружений, которые должны были быть выполнены дивизией. В какой срок? В кратчайший, говорил Виноградов. Но что значит — в кратчайший? До того, как гитлеровцы начнут наступление, — это ясно. Но когда враг начнет наступать? На этот вопрос никто бы не мог ответить определенно.

— Немцы считают: когда сделают все приготовления к штурму наших позиций. А я считаю, что не раньше, чем мы выполним все оборонительные работы, — шутил Виноградов, но в этих словах было немало правды.

Обе стороны еще до предстоящего сражения начали войну, войну молчаливую, но тем более грозную. И как в сражении боец не спрашивает себя, чем оно кончится, а делает свое дело и бьет врага и в этом видит успех сражения, так и сейчас люди не спрашивали себя о том, когда начнется штурм их позиций, а делали свое дело и видели в этом преимущество над врагом.

Волковский взвод был единственным в дивизии, не принимавшим участия в строительстве. Виноградов лично давал задания перед каждым поиском в тылу врага.

— Только глаза и уши, — говорил Виноградов. — Рукам воли не давать.

Разведчики ползком подбирались к дороге. По ней шла вражеская пехота, шли громадные тракторы-тягачи с прицепными платформами, на которых были установлены новенькие орудия в чехлах…

Разведчики не прятались в придорожных кустах: молодые побеги, не выдерживая едкой пыли, хирели, теряли зелень. Надежнее были елки. Но май коснулся и строгих елей, и Волков, прячась за ними, боялся чихнуть от смолистого запаха.

Всего опаснее были наши пикирующие на дорогу самолеты.

— Ну, пронесло, — говорили разведчики после очередного налета. И Волков считал разбитые машины и видел, как объезжают их следующие грузовики, потом обломки сбрасывают в большие фургоны, а раненых увозят.

Волков, докладывая Виноградову о разведке, сказал:

— Идут-то они, как и раньше… — и не докончил фразы.

— Идут-то они, как раньше, — повторил командир дивизии, словно желая подсказать Волкову еще новое важное наблюдение. — И что, ночью фары не тушат?

— Нет, тушат, — ответил Волков.

— Ну, вот видишь… Не так-то все у гитлеровцев, как раньше. Маршируют они еще по старинке, а воевать, как прошлым летом, им не придется. Обстановка на всем фронте изменилась в нашу пользу.

Виноградов знал силу новых своих оборонительных сооружений, но не на них он надеялся, а на людей. Разговаривая с красноармейцами и командирами, он всматривался в их лица. Он видел лица внимательные, веселые, строгие, сосредоточенные, улыбающиеся, озабоченные, озорные, замкнутые, приветливые, решительные. Ни на одном лице Виноградов не видел выражения страха.

Гроза разразилась внезапно. Выпуклые облака, обведенные по краям коричневыми полосами, медленно сталкивались друг с другом, потом, соединившись, обратились в черную тучу, и из этой тучи, словно ее прокололи в разных местах, брызнули маленькие злые молнии. Гром, перекатываясь, ворочал тучу. По земле пробежал холодный ветерок. Первые крупные капли упали, не облегчив неба. Но вслед за ними хлынул дождь.

Нелевцева в одиночестве сидела за своим столом на веранде, застекленной маленькими разноцветными стеклами. Эта веранда чудом уцелевшего дачного домика была превращена в штаб медсанбата.

Нелевцева была женщиной еще совсем молодой и с лицом в своем роде необыкновенным. Подбородок и рот были по-мужски строго и резко очерчены, глаза же и в особенности лоб были удивительно нежными.

Подперев голову рукой, Нелевцева задумчиво смотрела на преображенные разноцветными стеклами сиреневые, оранжевые, зеленоватые потоки воды. По ее плотно сжатым губам можно было предположить, что она серьезно задумалась, но в то же время взгляд ее был спокоен.

Туча, изойдя ливнем, быстро растворилась в небе. Еще немного побрызгал редкий дождичек, потом стало светло, широко и ясно. Гроза, видимо, ушла на запад — оттуда были слышны раскаты грома.

Нелевцева вышла в сад. Крепкий запах сырой зелени стоял в воздухе. Она обошла палатки — не протекла ли вода? В это время ее окликнули:

— Товарищ начальник, к телефону.

Она побежала обратно к домику, стараясь не замочить ног, перепрыгивала через лужи и так запыхалась, что, взяв трубку, едва выговорила свои позывные.

Говорил Коротков:

— Как у вас готовность?

— Есть готовность, — отвечала Нелевцева.

— Грозу слышите? — спросил Коротков.

— Гроза прошла, — серьезно отвечала Нелевцева.

Коротков захохотал в трубку:

— Ну, а у нас началась… Вы к какой грозе готовы?

Нелевцева смутилась.

— Есть готовность! — повторила она, отчеканивая каждый слог.

— Если что будет неладно, звоните мне. Помогу, — закончил Коротков разговор.

Положив трубку, Нелевцева увидела вернувшихся с оборонных работ медсестер. Старшая из них подошла и отрапортовала.

— По местам, — приказала Нелевцева.

Громовые перекаты на западе, которые Нелевцева приняла за удалявшуюся грозу, были первыми разрывами артиллерийской подготовки немцев.

Здесь, вдали от переднего края, шум начавшегося боя был приглушен. Грохот выстрелов Нелевцева услышала, когда гитлеровцам стала отвечать наша артиллерия большого калибра, стоявшая в глубине Фигурной рощи… Снаряды с тяжелым свистом пролетали над медсанбатом. Потом забили зенитки, отражая воздушный налет на тылы дивизии.

В полночь, когда стало наконец темно, Нелевцева увидела багровую полосу на горизонте. Эта багровая полоса и была передним краем дивизии. Ракеты падали прямо в этот новый багровый горизонт и, казалось, вылетали оттуда.