Николай Глебов - Ночная радуга Страница 50

Поросята жалобно повизгивали на руках у людей. Пятачки у них розовые с дырками, как и у домашних поросят. Только морды длинные, будто их тянули-тянули и вытянули.

Особенно один возмущался людской бесцеремонностью. Кто посмел потревожить?! Можно сказать, из-за стола вытянули, выкрали! Где моя мама?! Поросенок дрыгался, извивался в Таниных руках и оглушительно визжал.

— Девчонка, вот и визжит. Все они визгуши, что у людей, что у зверей. А эта с характером будет, — смеялся Иван Кузьмич.

Только ошибался егерь насчет девчонок. Другая свинушка вела себя поспокойнее. Лишь тихонько поскуливала, жаловалась. Самым тихим оказался кабанчик, за что и получил имя Тишка.

Через два дня Таня распрощалась с гостеприимным егерем и выехала домой, в цирк. А в голове так и звучала непрошеная веселая песенка:

Мы едем, едем, едем в далекие края,Хорошие соседи, счастливые друзья...

Некстати она звучала, эта песенка. Какое уж там счастье, коль оторвали от матерей, разлучили с родным лесом, да еще в автобусе трясут.

Один Степа чувствовал себя хорошо. Что ему? Сыт, всем доволен, жить можно. Правда, ребята вначале наотрез отказались отдавать олененка. Расставаться с ним не хотели. Привыкли, жаль стало. Но тут вмешался егерь:

— Чудаки вы все! Да наш Степа — самый счастливый. Он же артистом будет! А за артистами в цирке хорошо ухаживают. Стойла светлые, теплые, не то что мой дровенник. И еды вдоволь.

Так и распрощались ребятишки белорусской деревни со своим любимцем. Таня купила для них большой кулек конфет.

— Это вам в награду за спасение олененка, — при этом Таня улыбнулась, вроде расцвела. Завернула Степу в одеяльце и понесла. Олененок положил ей на плечо голову с растопыренными ушами и долго смотрел на ребят...

— Ну и привезла! — встретили Таню в цирке, когда расписанный автобус подкатил к цирковому двору. Вид у путешественников был жалкий, истерзанный. Измученные автобусной тряской, перепуганные зверята жалобно скулили на разные голоса. Они осунулись, похудели. У кабанчиков морды казались еще длиннее.

— Куда их? — спросила Таня у директора цирка. Того самого, который задумал создать эту группу. Теперь он даже растерялся при виде несчастных малышей. Наверное, про себя раскаялся, что такое затеял.

Но Таня ждала ответа. На руках у нее дремал приласканный волчонок Бой. Он доверчиво положил морду на ее ладошку и перебирал пальцы беззубым ртом.

— Как, куда?! Сейчас выделим для вас помещение побольше и... растите на доброе здоровье, толстейте, — неестественно бравым голосом заговорил он. — И вот что, Танюша. Привезла, — вот и ухаживай за ними. Теперь это твоя работа. Замени им мать. Сейчас это для них — самое главное. — Директор подумал и продолжал: — Подрастут, пригласим для них опытного дрессировщика, и пусть он готовит номер. А ты снова станешь наездницей. Согласна?

Конечно, Таня согласна. Она и не мыслила расстаться с малышами сразу же. Они пропадут без нее...

Конюшня, где разместились клетки со зверятами, была большая и недалеко от кухни. Там кипятилось и подогревалось молоко для малышей, варились каши и смеси. Вот и носилась Таня то на кухню, то клетки почистить либо зверенка успокоить, если который-то вдруг тоскливо заскулит, заплачет. А плакали они часто. По одному, по два, а то и все враз такой гвалт поднимут, что Таня порой не знала, к кому бежать, кого уговаривать.

Появление звериного детского сада стало невиданным событием в цирке. Малыши часто появляются, — тигрята, львята либо щенки. Но чтобы так много и самых разных зверьков, — такого еще не бывало ни в одном цирке. Поэтому от посетителей не было отбоя. Шли артисты, рабочие манежа, служащие конторы. Все они извинялись, просили:

— Разрешите посмотреть на ваших малышей. Ой, какие маленькие, какие чудесные!

Зато когда стряслась беда, встревожился весь цирк. А беда большая: у зверят разболелись животы, расстроились желудки. Откуда людям знать, как таких маленьких кормить? Это только знают матери-свинухи, оленихи, волчицы. И молоко у всех разное. Кто его пробовал?..

Лучший ветеринарный врач города прописал всем зверятам голодную диету. Таня даже не знала, кто его пригласил.

— Перекормили вы их. Денька два поморить придется...

Длинными показались Тане два дня голодовки. Она и сама не ела, словно из солидарности. На самом деле ей было не до еды, когда на глазах корчилось от боли и скулило на разные голоса ее беспокойное семейство.

— Попоите их крепким чаем.

— Надо положить грелочки на животы, — давали советы цирковые артисты.

Тане совали отвары черемухи, дубовой коры. Нанесли резиновых грелок с теплой водой. Согрелись малыши, успокоились, умолкли. Зато утром подняли гвалт: проголодались. Значит, полегчало, дело пошло на поправку.

— Сейчас для них полезно козье молоко. Попробуйте-ка... — снова пришли на помощь люди, артисты и рабочие цирка. Появились баночки, бутылочки с козьим молоком. Таня едва успевала благодарить своих друзей.

Ожили, повеселели малыши. Оленята принялись прыгать, волчата по-щенячьи возиться, кусать друг друга беззубыми деснами за уши и хвосты, а поросята — подрывать пятачками, как это делают взрослые свиньи.

Главный инженер цирка, худощавый молодой человек Игорь Великий, которому нравились не только зверята, но и сама Таня, на двери помещения прибил красочную надпись: «Детский сад для зверят». Такое название он вычитал в какой-то детской книжке.

Росли зверята, хорошели, крепли. У лисят смешные почти голые хвосты становились пушистыми. И поросята постепенно расставались со своими полосатыми шубками. Сквозь них пробивалась грубая черная щетинка. А оленята к шести месяцам обзавелись рожками. Вначале на лбу появились пупырышки. Очевидно, лбы у них чесались, и оленята бодали друг друга. Рожки появились в виде столбиков, покрытых короткой шерстью. Словно в шубках.

Оказывается, у благородных оленей, даже у взрослых, большие ветвистые рога одеты в рыжие бархатистые, шубки.

Но вот Таня с Игорем заметили, что оленята стали вялыми, часто ложились, вроде очень устали. Врач определил, что у них ослабели ноги, мало бегают. А олени должны больше находиться в движении.

— Ноги у них должны быть сухими, стройными. А у оленят даже коленки распухли. Верный признак рахита. Только больше бегать, иначе пропадут, — таков был грозный приговор врача.

А как их заставишь бегать, если не хотят? Выручила собака непонятной породы по кличке Арфа. Вроде и песенка сложена про нее: «Мой щенок похож немного на бульдога и на дога». Морда у Арфы курносая, но не очень, не так, как у всех бульдогов. У тех черная пипка совсем наверху торчит и губы отвисли.

У Арфы губы не висят и голова не такая большая. Аккуратная головка, похожая скорее на дожиную. Хвост и лапы длинные, как у дога. А вот окрас бульдожий: светло-рыжий, и шерсть короткая. Глаза умные-умные, собачьи глаза, преданные.

Арфа ничуть не расстраивалась, что порода у нее непонятная. Это была совсем еще молоденькая и добродушная собачонка. Только плохие хозяева не могли ей простить «нетоварной» породы, и Арфа в самом раннем детстве оказалась уличным бездомным щенком. Спала в заброшенной сараюшке на голой земле, ела что придется.

Да на беду попала на глаза какому-то злому мальчишке. Тот издевался над нею, тыкал в нос горящие спички, таскал за хвост, за уши. Кончилось тем, что она сбежала со двора куда глаза глядели и в зимнюю стужу забрела в чей-то подъезд. Пристроилась на чужом коврике возле дверей и больше не поднялась: силы оставили бедолагу.

На ее счастье за дверями оказались хорошие люди. Утром собачонку перенесли в тепло, искупали, накормили и назвали Арфой. Потом купировали ушки, как положено догу и бульдогу. Все было хорошо. И еда сытная, и тепло, и никто не обижал. Арфа повеселела, даже с котом играла, ленивым старым Федотом. Переворачивала его лапой, лизала нос.

Но ее хорошего настроения хватало лишь до прихода Сережи из школы, десятилетнего сына нового хозяина. Услышав из прихожей звонкий голос мальчика, Арфа в непонятном ужасе бежала под кровать, под диван и не выползала до самого утра, пока он снова не уходил в школу. Сколько ее Сережа ни звал, она только уползала в уголок и скалила зубы. Случилось непоправимое: Арфа больше не доверяла детям. Она их невзлюбила на всю жизнь.

— Хоть и мало прожила на свете, а всего натерпелась, — так закончил свое повествование о судьбе Арфы ее хозяин. — Может, у вас приживется.

Арфа вроде понимала, что говорят о ней, и смотрела то на хозяина, то на Таню, на Игоря, поворачивая голову в сторону говорившего, словно тоже принимала участие в беседе.

Впервые в помещение «детского сада» она вбежала впереди людей, смело и торопливо, словно спешила к себе домой. Остановилась, потянула носом, впитывая новые запахи, и направилась к вольерам и клеткам. Знакомиться с их обитателями.