Иван Шамякин - Атланты и кариатиды (Сборник) Страница 51

Зная, что Игнатович архитекторов, художников принимает без очереди, Макоед записался на прием на третий день после конференции, когда еще не выяснил причину самоотвода Карнача. Он сгорал от любопытства и надеялся, что в разговоре с Игнатовичем сумеет если не выяснить причину, то нащупать хотя бы тоненькую ниточку, которая помогла бы распутать клубок.

Раньше по этому делу он не рисковал обращаться в горком, потому что не сомневался: Игнатович поддержит Карнача, — главный архитектор не давал разрешения на место, где ректорат института и молодые архитекторы из его, макоедовской, мастерской хотели посадить общежитие. Как архитектор Макоед в душе соглашался с аргументами Карнача. Но дурак он был бы, если б стал поддерживать коллегу. Тем более что, кроме всего прочего, Нина просила помочь институту, — ей надо еще пройти конкурс, чтоб закрепить за собой кафедру.

Результат приема окрылил его. Во-первых, Игнатович хотя и дал понять, что дело мелкое и горком не будет подменять архитектурное управление, но не возражал против посадки общежития там, где просил институт. Во-вторых, и это для Макоеда было главной радостью, пока они были у секретаря, Карнач, который раньше заходил в этот кабинет без стука, вынужден был ждать в приемной.

В такой ситуации очень важно почаще показываться Игнатовичу на глаза. Но с чем? Не полезешь же опять с общежитием или другой подобной мелочью. Надо подбросить такую архитектурную идею, которая могла бы заинтересовать секретаря горкома. Какую? Подкинь, когда в голове пусто.

Но вдруг озарило... Заречный район... Знал, как интересуется Игнатович будущей застройкой этого района. Хочет сделать экспериментальным. Разработка проекта поручена мастерской Шугачева. Не без стараний Карнача. А Шугачеву Макоед завидовал не меньше, чем Карначу. Кому он не завидовал! Но вместе с тем он умел лучше, чем кто бы то ни было, анализировать происходящее, соотносить большое и малое. Состоялся Пленум Центрального Комитета партии. Генеральный секретарь говорил о недопустимом распылении средств в капитальном строительстве, о неоправданном удорожании многих строек, призывал к экономии. Экспериментальный район, на который Шугачев разевал рот и с идеей которого носится как курица с яйцом, требует дополнительных ассигнований. Черта с два вы получите их теперь! Кто это после Пленума выделит лишние миллионы для какого-то областного города? Надо перечеркнуть идею Шугачева, его проект — проектом более экономичным.

К удивлению Нины Ивановны, Броник дней десять не открывал свой бар, точно ключи потерял, и до поздней ночи сидел не у телевизора, а над чертежной доской.

— Что за срочная работа такая? — спросила она.

— Конкурс.

— Ты — как студент, который собирается жениться и у которого одна надежда на конкурсную премию. На что конкурс?

— Секрет. Хочу сделать тебе сюрприз.

Когда чертежи определились, Нина Ивановна выразила недоумение:

— Конкурс на планировку района? И ты хочешь за это получить премию? Мура какая-то. Студенческий черновик.

Он подскочил:

— Все, что я делаю, для тебя мура!

Они поссорились. И Броник в тот вечер выцедил почти недельную норму, которую он, работая, сэкономил.

Игнатовичу его идея не понравилась, хотя рассматривал эскизы секретарь долго и внимательно. Замечаний не делал. Вежливо сказал:

— Простите, Бронислав Адамович. Но, знаете, знакомо все. Как бы сказать? Вторично. Районов-близнецов у нас хватает. Хотелось бы получить новое, оригинальное решение. Поработайте, поищите. Я знаю, это не сразу приходит... Творчество!

Макоед понял, что свой проект ему не протолкнуть. Но не пал духом. То, что Игнатович ничего не сказал о шугачевской идее, которую давно, год назад, одобрил, и просит его, Макоеда, поискать новое решение застройки Заречья, обрадовало его. Значит, произошел поворот. Авторитет Карнача явно покачнулся. Похоже, что Игнатович ищет себе нового консультанта по архитектурным проблемам. В таком разе черт с ним, с Заречьем. Разумеется, было бы неплохо столкнуть Шугачева под откос. Удар по Шугачеву — удар по Карначу. Но пускай работает на здоровье, он, Макоед, добрый. Шугачевская идея требует сверхнормативных ассигнований, которых никто не даст. И будешь ты, Витя, проектировать район обыкновенный, типовой, славы на котором не наживешь, только крови тебе попортят при утверждении.

А ему важен не район, ему главное показать себя, свою глубокую заинтересованность в вопросах архитектурного облика города, о чем так заботится Игнатович. Поэтому он обещал, что будет работать, будет искать.

Нина как-то без него прочитала планировочный эскиз более внимательно, узнала район. Вечером сказала:

— Кому ты готовишься подложить этим свинью? Шугачеву или Карначу?

— Почему ты не хочешь увидеть здесь здоровое соперничество двух зодчих?

— Это ты зодчий? Не смеши меня.

В последнее время она слишком часто и зло насмехалась над его способностями архитектурными и... мужскими. Это не только оскорбляло Бронислава Адамовича, это пугало. Он всегда боялся, что Нина может его бросить. Теперь эта опасность как будто приблизилась. Что их связывает? Детей нет. А она такая красивая. В институте столько мужчин. Мучился от ревности, подозревая сразу трех преподавателей. И ошибался...

Хотя жили они как кошка с собакой, но — недаром говорят в народе: муж и жена одна сатана — не могли не влиять друг на друга. Неприязнь Броника к Карначу постепенно передалась ей. Правда, она иногда дразнила мужа, что Максим ей нравится. На деле же считала, что из-за него Макоеду нет хода в большую архитектуру и это отражается на их достатке, хотя зарабатывали они в три раза больше, чем двое архитекторов Шугачевых — старший и младший.

Когда Броник позвонил ей, что Карнач нацелился на ее место в институте, она испугалась (ей так хотелось заведовать кафедрой!) и возненавидела этого человека, который мало того, что всю жизнь оттирает ее мужа, теперь еще становится на ее пути. Но через несколько дней в архитектурных кругах бомбой взорвалась новость — Карнач разводится с женой. Тогда в ее душе произошло что-то странное: боясь Максима и почти ненавидя, она в то же время почувствовала, что неведомая, страшная и притягательная сила влечет ее к этому человеку, такому не похожему на мужа. Что это — холодное женское любопытство или пожар, разгоревшийся из той маленькой искорки, которая когда-то давно, при первом знакомстве, затеплилась и тлела под пеплом неприязни — им изо дня в день засыпал ее Макоед?

Так что не только из холодного расчета решилась она на поступок, даже для нее нелегкий.

Сближение дало радость, какой она никогда не знала. Подтверждалась истина из старых романов: от ненависти до любви — один шаг. С Макоедом она после этого долго не могла лечь в постель, выдумывая самые невероятные отговорки. И издевалась над ним так, что подчас самой делалось стыдно и гадко. Днем и ночью она думала о Максиме. Если б он только пальцем ее поманил, сказал одно слово, она тут же, в тот же миг, презирая все сплетни, которые, как круги по воде, разошлись бы по городу, рискуя даже кафедрой, ушла бы к нему в Волчий Лог, в заснеженную пустыню.

Но на ее настойчивые звонки Максим отвечал любезной, веселой, однако бездумной, без подтекста и намеков болтовней, анекдотиками и сказочками. И всячески увиливал от предложения встретиться: то у него командировка в Минск, то лекция в дальнем райцентре, то скульптор приехал, с которым вместе они работают над монументом.

Это ее не просто огорчало — беспокоило, заставляло злиться на весь мир. Даже на него. Но она сдерживала себя: не надо торопить события, надо ждать, понять его осторожность, зачем давать Даше козырь, чтобы она могла оплевать на суде его, а заодно и ее. Но иногда ей становилось не по себе. А может быть, он и в самом деле хочет идти в институт на ее место? Из-за положения человек может отказаться даже от любви, в особенности в таком возрасте, далеко не юношеском. От этой мысли ее кидало в дрожь. Она придумывала страшные кары, которые обрушит на его голову. Одним словом, она жила в смятении чувств — с внезапными переходами от розовых грез о будущем к страху и гневу.

Макоед пронюхал, что городские власти недовольны протестом Карнача против «привязки» химического комбината в Белом Береге. Чего он лезет? Хочет себя показать? Размещение таких объектов решается не на его уровне.

Макоед вернулся в тот день с таким видом, будто выиграл за тридцать копеек «Жигули». За обеденным столом, попивая аперитивчик, потирал руки.

— Нинуля! Как это римляне говорили? Кого Юпитер хочет покарать, лишает разума? Так?

— Кого это он лишил разума, твой громовержец?

— Карнача. Такой стратег и тактик был. Такой ловкач. Так вознесся. И вот... закружилась у человека голова. Что ни сделает, то, прости, в лужу...