Евгения Изюмова - Дорога неровная Страница 6

От свекровиного наследства Валентина не получила ни крохи. Дядья дом заколотили, а нет, чтобы отдать Валентине с девчонками. Порешили между собой, что дом сестры займет кто-либо из их старших сынов, кто задумает жениться первым - об этом сказала Валентине Авдотья. Утварь Никодим с Павлом по своим подворьям растащили, а землю пополам поделили, чтобы не простаивала зря, пока хозяин дома за нее не возьмется, а Федор - то ли вернется, то ли нет, дело военное - долгое, да и отверженный он был деревенской общиной, и его сопротивления дядья не боялись: вздумай Федор спорить с ними, то община все равно их сторону примет.

Обидно Валентине: хоть бы дров на зиму дали или пару кур, так нет же, все забрали, кержаки окаянные, куркули бородатые. Нет, видно, правду люди бают: чем богаче, тем жадней, вот она пословица-то - не в бровь, а прямо в глаз. И как десять лет назад, когда умерла мать, Валентине опять надо было решать вопрос о своей дальнейшей судьбе.

Отец у них с Анюткой умер намного раньше матери. Он был работящий мужик и характером - отчаянный, потому пошел ночью в барский лес пару бревен срубить, а барские люди поймали его, сволокли в усадьбу хозяина. И хоть был Ефим Бурков уже свободным от барской крепости, его выпороли до беспамятного состояния, привезли на его же телеге к дому, свалили, как куль, у ворот и укатили обратно: лошадь вместе с телегой барин забрал себе за порубку леса. А судиться с барином - себе дороже. Да и не до судов было Ларисе, матери Валентины: Ефим болел, чах на глазах, и через полгода умер.

Ох, и худо стало Ларисе с двумя девчонками!..

Землю Лариса обрабатывала, как могла, поливая ее обильно слезами, пока были силы, но видно, мало земле одних бабьих слез, ей требовались еще и мужицкие руки. А вот рук таких как раз и не было в избе у Бурковых. Так что у Ларисы одна надежда - на рукоделие, тем более что стали у нее пухнуть и болеть ноги. Вот и ткала холсты да половики, а ей за работу приносили яйца либо мясца кусок, то картошки мешок или хлеба каравай, бывало, что и роженицам помогала вместо бабки-повитухи, а плата - те же продукты. И потому часто говаривала Лариса дочери Валентине: «На веретенышке я Анютку да тебя воспитываю, так понимать вы это должны». Валентина это хорошо понимала, потому старалась изо всех сил помогать матери: нанималась то рожь жать, то лен белить да мять. Так прожили они, перебиваясь с хлеба на воду, лет пять, пока Лариса совсем не обезножила, и очень скоро свезли ее на погост.

Осталась в избе одна Валентина с маленькой пятилетней сестренкой Анюткой-поскребышем, как ласково иногда называла ее Лариса, видимо, чуя близкую смерть. Скажет так и тут же истово перекрестится на икону, прошепчет: «Слава Богу, хоть старшие пристроены…»

Старшие - Екатерина, отданная замуж в соседнюю деревню за отставного матроса. Стар да сед был жених, да не нашлось в Юговцах охотников жениться на бедной бесприданнице, к тому же кривоватой. Были еще братья: Ивану лоб «забрили» еще при «крепости» и забрали на морскую службу, о нем не было ни слуху ни духу, кроме той весточки, что привез матрос Антип, ставший вскоре зятем, да Михаил, живший в Вятке, который за все время лишь два раза был у родителей.

После смерти матери бросилась Валентина за помощью к Екатерине, а у той - мужик - лодырь и пьяница, отвык от крестьянской работы на матросской службе, только и способен оказался на нехитрое дело - за чарку держаться да детей «строгать», вот и росло их пятеро по лавкам. Немощные родители Антипа тоже жили с ними. Поразилась Валентина, увидев сестру после долгой разлуки: исхудалая, бледная - нужда задавила совсем. Покручинились, поплакали горестно сестры, и уехала Валентина обратно ни с чем. Как жить ей с маленькой сестренкой на руках, коли самой-то всего восемнадцать от роду? Подумала-подумала, да и решила написать о беде старшему брату Михаилу: одна надежда на него осталась. О том, что мать умерла, он еще не знал - далеко Юговцы от Вятки, вести долго идут.

Сама Валентина не умела писать. Читать кое-как научил отец, который выучился немного грамоте, когда уходил в город по зимам на заработки. Вот и пошла Валентина к дьячку, отнесла кусок холста, что ткали еще с покойной матушкой. Говорила много, а дьячок уместил все в нескольких строчках.

Михаил приехал не сразу, и до той поры набедовалась она с Анюткой предостаточно. Ходила по самым крепким хозяйствам, поденничала до ломоты в костях, с рассвета до потемок, тем и кормила себя и Анютку. А уж натерпелась от хозяйских-то сынков: один щипнет, другой поцеловать норовит, и некому сироте пожаловаться. Но отбивала Валентина парней крепко, что под руку попадало, тем и ломила по макушке, честь свою девичью блюла, как могла, берегла себя для любимого. А любимый был: нравился ей Павлик Калинин, да боялась она и посмотреть на него - удалой да улыбчивый, родом из крепкого хозяйства. Девки липли к нему - любую выбирай, а на сироту-бесприданницу глянет, небось, если обесчестить захочет.

Брат приехал, распродал за бесценок все немудрящее хозяйство, которого и было всего: обветшалый домишко, несколько кур, коза да земельный надел на три души - его, Михайлы, брата Ивана да отца. Начнешь боронить - обязательно по чужой полоске бороной чиркнешь - вот какой «большой» у них был надел, да к тому же и земля суглинистая, родила плохо. Но даже эту землю не захотела община отдать Екатерине с семьей, которая собиралась вернуться обратно: раз вышла замуж в чужую деревню, так община теперь за нее не в ответе. Потому не торговался Михайла, брал, что давали. Заупрямься: и того не получишь. А как распродал все, тотчас уехал, забрав сестренок с собой.

В Вятке удалось Валентину пристроить сначала судомойкой в городское Техническое училище, где Михайла и сам работал конюхом. Там же поначалу и Федор Агалаков рассыльным служил. А женихаться они стали позднее, когда брат нашел ей место кухарки у доктора, с которым дружил начальник училища, и Михайла всегда отвозил доктора домой из гостей. Ушел к тому времени из училища и Федор в железнодорожные мастерские. Он оказался способным к работе с металлом, начальство его усердие и смекалку ценило, и Федор неплохо зарабатывал. Пока оба работали в техническом училище, Федор не замечал Валентину, а как встретил два года спустя - обомлел: красавица-девица была перед ним. Румяная, стройная, а глаза хоть и резво «стреляют» по сторонам, а видно, что честная и порядочная девушка.

Хозяева у Валентины были хорошие, она к себе с согласия хозяев и Анютку взяла.

Вот у тех самых господ Валентина и работала до самого замужества. А как узнали хозяева, что Валентина обвенчалась с Федором, то подарили ей новое одеяло и просили по-прежнему работать у них: девушка она смышленая и работящая, а главное - честная, да и не дурнушка какая-то, аккуратная, не стыдно, когда при гостях за столом прислуживала. Наоборот, некоторые даже завидовали доктору, что горничная у него такая красавица. И посель бы, наверное, работала Валентина у них, если бы не запрет хозяйки на детей. Вообще-то докторша была добрая, своих двое ребятишек росло, от них Анютка читать научилась и писать, но видеть беременной Валентину барыня почему-то не желала, и почувствов себя «тяжелой», Валентина согласилась на переезд в деревню Федора, который решил, что в деревне будет им лучше.

Плакала втихомолку Валентина, жалела свое прежнее городское житье, наконец, решила посоветоваться с Анюткой, хоть и мала девчонка, а как говорится, мал золотник, да дорог: сестра уже совсем по-взрослому рассуждает.

- Как жить будем, Анюта? - Валентина опустила на колени вязание. Она была хорошая рукодельница. Из-под ее рук выходили дивных узоров кружева, узоры были разные - Валентине нравилось придумывать затейливые рисунки. Все, чему ее учила мать, настоящая искусница, мастерица в рукоделии, пригодилось Валентине. Она после ухода мужа в армию брала у деревенских баб заказы на шитье одежды, а кто побогаче, те просили наплести кружев из тонких ниток и накидки на подушки.

Староверки-солдатки меньше теперь косились на Валентину - их примирило общее горе и одинаковое положение солдатских жен. Одни, как Валентина, ничего не знали о своих мужьях, другие уже получили «черную грамоту» - извещение о доблестной гибели солдата «за царя и отечество».

Валентина и сестренку приучила к рукоделию. Анютка стала тише, не пропадала днями на улице, во всем помогала Валентине и научилась шить. У девчонки проявились незаурядные способности к шитью, потому старшая сестра поручала ей шить мужские рубахи на заказ. Она и сейчас ловко шила, услышав вопрос Валентины, отложила работу в сторону и произнесла невесело:

- Нехотца тута жить, - девчонка на себе испытала как жить без крепкой защиты за спиной. Пусть она и круглая сирота, а вот был Федор дома, и никто ее зря не задевал, встрел меня и давай глызами лошадиными кидаться. Вздула бы я его, да ты не велишь.