Анатолий Рыбин - Рубеж Страница 6

4

В эту ночь Мельниковы долго не спали, ожидали телефонного звонка от Павлова. У Натальи Мироновны время от времени покалывало сердце, и она, не в силах унять боль, то откидывала одеяло, то снова натягивала на плечи. Сергей Иванович молчал, делал вид, что ничего этого не замечает. А когда жена, подняв над подушкой голову, потянулась за таблеткой, не вытерпел, сказал:

— Может, вызвать «скорую»?

— Не выдумывай, — отмахнулась Наталья Мироновна. — Спи лучше, тебе завтра на службу.

— Да какой уж тут сон! — Мельников закинул руки за голову.

Наталья Мироновна повернула к нему освещенное тусклым ночником лицо и долго смотрела, прежде чем спросить:

— О чем ты сейчас думаешь, Сережа?

Они были связаны давнишним уговором отвечать в таких случаях правду, ничего не сочиняя.

— Я вспомнил твои дальневосточные похождения, — ответил Мельников. Заметив, что жена не отводит от него пристального взгляда, повторил: — Верно, то ледовое происшествие.

Он в самом деле только что вспомнил, как однажды — было это на Дальнем Востоке — жена, позвонив ему из больницы, срочно улетала в далекую рыболовецкую артель. А потом ему сообщили пограничники, что льдину с рыбаками и не успевшим взлететь самолетом оторвало от берега и угнало в океан. Лишь в конце дня военный катер сумел отыскать льдину и уже ночью подтянул ее к берегу.

— А чего ты вдруг ударился в воспоминания? — настороженно спросила Наталья Мироновна. — Может, хочешь оправдать этим Володю?

— Нет, я просто подумал, что у него твой характер.

— Значит, мой? — сказала она обидчиво. — А ты, выходит, ни при чем? Тогда вспомни, как отправил меня с Дальнего Востока в Москву и велел ожидать твоего приезда, а сам вместо Москвы оказался бог знает где, в степи. Что, молчишь?

— Молчу, Наташа, молчу. — Мельников в знак капитуляции поднял руки. — Давай поделим Володин характер пополам и будем спать. Хорошо?

— Ты еще можешь шутить?

Павлов позвонил после двенадцати ночи. Он сообщил Сергею Ивановичу, что Володя с группой врачей уже вылетел во Вьетнам для доставки в разрушенные войной районы медицинского оборудования и организации медпунктов для населения. Когда же трубку взяла Наталья Мироновна, Павлов объяснил все гораздо подробнее, стараясь всячески подбодрить ее и так настроить, чтобы она не сердилась на сына за его самовольное решение.

— Да где уж тут сердиться, — тяжело вздохнула Наталья Мироновна. — Но ведь там такая тяжелая война, Кирилл Макарович!

— Верно, война нелегкая, — сказал Павлов. — Особенно женщинам и детям тяжело там. Помочь им нужно. Так что у Володи вашего очень благородная миссия.

— Ой, боюсь я за него, Кирилл Макарович, очень боюсь, — призналась Наталья Мироновна. — А кроме всего, там ведь тяжелый климат. Сгубит он Володю, сгубит.

— Юг, он лечит, я слышал... — не очень уверенно утешал Павлов. — Там никакие болезни не приживаются.

— Если бы так! Но ведь юг югу рознь... Вьетнам, в моем представлении, — это сплошные огонь и страдания.

— Обождите, обождите, Наталья Мироновна, мы еще к сыну в гости проводим вас, — пообещал Павлов.

— Ой, Кирилл Макарович, кажется, полетела бы хоть сейчас. Честное слово!

Мельников, внимательно следивший за разговором жены, с радостью подумал: «Нашел все же Павлов ключик к материнскому сердцу. Нашел». И когда Наталья Мироновна, положив трубку, отошла от телефона, сказал:

— Вот видишь, все и прояснилось.

— Проясни-и-лось! — Она печально покачала головой.

— А что, молодец наш Володька, мужественный человек! Разве не так?

— Может, и так, но посоветоваться с родителями он должен был.

— Опять ты за свое... Ведь он тебя преждевременно расстраивать не хотел. И давай, дорогая Наташенька, спать. Спать немедленно.

Утром Мельников поднялся с постели неслышно, чтобы не потревожить заснувшую наконец жену. Он, как всегда, облачился в легкий спортивный костюм и вышел в сад. На кустах акации и на кленах щебетали воробьи. Увидев человека, воробьи разом стихли. А когда Мельников вскинул руки, стал делать зарядку, они дружно вспорхнули и унеслись к реке, в ивняковую рощицу.

После гимнастики Мельников тоже отправился к реке. Выбитая за лето купальщиками тропка вела сперва через опустевшие уже огороды, потом по косогору между ракитовых кустарников прямо на крутой, в красных суглинистых обрывах берег. Вода в реке была такой прозрачной, что даже на полутораметровой глубине отчетливо обозначались каждая ракушка и каждая стайка плотвы, льнувшая к зеленым космам тихо колыхавшихся тинников.

Раздевшись, Мельников неторопливо, с наслаждением погрузился в воду. Она была совсем как в июле, даже за ночь не нахолодилась.

Солнце только что оторвалось от горизонта, и лучи его, словно пробудившиеся птицы, перескакивали с куста на куст, цеплялись за торчавшие из обрывистых берегов камни-валуны и вот уже приноравливались коснуться речной глади. Вода игриво толкала Мельникова напористыми струями в бок, в спину, а он, с удовольствием пошевеливая сильными лопатками, думал, как все-таки хорошо распорядилась природа, пристроив эту неказистую речонку в такой суховейной местности. Конечно, широко поплавать тут негде, да и пляжи, как само речное русло, совсем крохотные. Но все равно купальщиков здесь летом набирается, как на больших курортах. Да что там летом! Приди он, Мельников, сегодня сюда на два-три часа позже, едва ли нашел бы подходящее место для купания. А если бы и нашел, то не застал бы воды такой чистой, как сейчас.

Когда Мельников возвратился домой, жена уже встала и приготовила завтрак.

— А я не спешил, — сказал он виновато. — Думал, поспишь еще.

— Не спится, Сережа, — пожаловалась Наталья Мироновна. — У меня столько работы теперь. Столько работы!

— Но может, отдохнешь хоть сегодня?

— Нет, Сережа, пойду.

— Не бережешь ты себя.

— Так мне же на работе лучше. А тут я за день измучаюсь. Ты знаешь мой характер.

Сам Мельников свой служебный день, первый после учебных сборов, решил начать с оперативного совещания, чтобы сразу определить хотя бы некоторые задачи на ближайшее время. Правда, командующий сказал ему, что подошлет в дивизию офицеров-специалистов для оказания помощи. Но это Мельникова нисколько не утешало. За долголетнюю службу в войсках он убедился, что старая поговорка «на помощь надейся, а сам не плошай» — очень хорошая и забывать ее не следует никогда.

Проходя по коридору, комдив увидел начальника штаба, поджидающего его у кабинета.

Полковник Жигарев был тщательно выбрит, подтянут и сосредоточен.

— Вы что-то сообщить хотите? — спросил Мельников, жестом приглашая Жигарева войти в кабинет.

— Так точно, — коротко ответил Жигарев и положил на стол папку с надписью «Личное дело подполковника Авдеева Ивана Егоровича».

— Разве это так срочно? Может, мы его потом посмотрим? Или там что-нибудь не в порядке?

— Желательно сейчас, товарищ генерал, чтобы быть в курсе, — сказал Жигарев как можно официальнее. — Откладывать не следует. Нужно принимать какие-то меры.

— Даже так? А мне кадровики представили его опытным, думающим командиром. Не гладеньким, конечно, нет... Ну давайте, что там вас насторожило?

Жигарев раскрыл папку, отыскал нужную страницу и подчеркнуто выразительно прочитал:

— «Имеет привычку вступать в пререкания со старшими. Иногда бывает невнимателен к приказам и распоряжениям командования. В повседневной учебе и особенно на учениях допускает ничем не обоснованные вольности, за что неоднократно предупреждался».

— Но это в прошлом, — сказал Мельников. — Что еще?

Жигарев молча перевернул страницу и после небольшой паузы стал читать дальше:

— «Был случай, когда подполковник Авдеев вопреки приказу руководителя учения остановить батальон до подхода соседних подразделений самовольно форсировал водный рубеж». И вот еще: «Невнимателен к замечаниям командования и поэтому ошибки свои слабо исправляет».

Мельников задумался. Густые темные брови его, что минуту назад были удивленно приподняты, теперь недовольно нахмурились.

— А что в других характеристиках вас насторожило? — спросил он коротко и строго, будто сердясь на начальника штаба за медлительность.

— Другие в основном положительные, — сказал Жигарев. — Правда, в одной имеется замечание по поводу пристрастия подполковника к дискуссиям о тактике. На этом, конечно, можно было бы не останавливаться, но вчерашняя встреча меня лично насторожила, товарищ генерал.

— Чем именно? — Комдив пристально посмотрел на Жигарева.

— Во-первых, — Жигарев вытянул руку и загнул палец, — попытка затянуть прием полка вопреки обстановке; во-вторых, — загнул второй палец, — явное стремление подчеркнуть, что он, видите ли, лучше знает, когда доложить о положении в полку, а что там командир дивизии...

— Да, но в характеристике речь идет в основном о тактике, — сказал Мельников. — И характеристика эта, как я понял, тоже не последняя.