Василий Росляков - Мы вышли рано, до зари Страница 6

Стал помощником работать на паровозе. Ну что же. На колесах и на колесах. Ни туда ни сюда, всю жизнь на колесах. Не-ет, подумал Пашка. Эта жизнь не для него. Первый раз тогда подумал об жизни. Какая для него, какая не для него. Потом уже от этого своего закона не отступал. Пожалуйста, заставляйте чего хотите, но чтобы жизнь была. А нет ее, нету и Пашки.

Вот такая философия крылась под этим большим черепом, по которому тихонько ползала муха. Пашка спал, а эта философия у него держалась крепко все время, даже во сне. Муха разбудила спящего. Раз уж разбудила, надо подниматься. Протянул руку к столу, взял плетку-мухобойку, выследил паразитку и прихлопнул с удовольствием.

Зевнул хорошо. Почесал за шеей. Опустился босыми ногами на пол, застеленный ковриком. Достал сигаретку, вышел покурить. На крыльце еще раз хрустнул челюстями, зевнул:

— И-э-эх-ма…

Вышел во двор. Дня было еще много. Теплынь такая застойная, что, кажется, ничем ее не сгонишь. Стоит, давит теплынь. Что ж, надо к рыбалке приготовиться. Сережу позвать. Но тут вспомнил, что стартер что-то барахлит. Не заводится машина, толкать приходится. Уже сколько времени Пашка останавливается всегда на бугорке, чтобы сдвинуть машину с места и завести на ходу. Надо поглядеть.

Открыл гараж, выкатил машину, постлал под нее, полез. Поглядел, какие ключи нужны, как там стартер крепится. Пашке не приходилось снимать стартер, но это не имеет никакого значения. Он все может. Посмотрит, прикинет, а что тут такого! Всё ж люди делают. А он но считал среди людей себя последним человеком. Часто бывает, голова боится, а руки делают. И это он хорошо знал. Ага. Стал снимать стартер. Трудно подлезать, такая конструкция. Но удалось все же захватить ключом. Одну гайку, другую. Вот и снял грязный, замасленный и запыленный этот стартер. С одной стороны снял с трудом кожух, начал прокручивать якорь, а он не только не крутится свободно, как должен, а даже совсем не поддается. Ну да. Грязь набилась, и застопорило его. Давай выбивать, мыть в керосине, чистить наждачной бумажкой. И вот когда все водрузил на свое место, крутнул — пошло свободно. Вот в чем и все дело. Работает, как самовар. Теперь можно к Сереже. Прошел в сад-огород, к штакетнику, разделявшему усадьбы. Сергей! Крикнул. Сережка вышел, остановился около подсолнуха, обмотанного тряпками.

— Давай со мной на рыбалку. Как?

— У меня ж удочки нету.

— О, удочек я тебе наделаю сколько хочешь.

— На Куму?

— Зачем? К нам, в рыбхоз.

— Браконьерить?

— Зачем? У директора спрошусь.

— Давай, это дело я люблю.

— Значит, в шесть вставай. Аль будить?

— Что вы, будить. Я сам.

Вернулся Пашка, взял лопатку и под сажок, где всегда мокро, стал червяков копать. Набил банку, в гараж поставил. А чего? Махнуть сейчас в рыбхоз, отвезти эти зажимы и спросить. Теперь машина на ходу. Вжик, сел и поехал. Только въехал в рыбхоз — он наперерез.

— Вот, Егор Иванович, все тыщу двести штук. Готовые.

— Спасибо, выручил.

— Я сейчас отнесу. Тут, Егор Иванович, приехал в гости аж с Уренгоя наш земляк, большим инженером там служит. Хотели удочки покидать. Можно, Егор Иванович?

— Ну, давай, на втором можете. Дежурному скажете, директор, мол, разрешил.

— Вот спасибо. Человек он большой. Прямо из министерства сюда, домой.

Наврал Пашка и не побоялся. Он знал, что директор простому человеку всегда откажет, а если чуть-чуть повыше — разрешит. Боится, как бы кто не обиделся да не сказал где надо. Хитрый мужик. Пашка тоже не дурак. Понял давно. И пользуется.

Вот и едут они утречком, только солнышко в мареве туманном завозилось. Холодком так тянет, что не высовывайся в рубашке, замерзнуть можно. Отвык Сережа от этого климата. Днем летняя пустыня, ночью — полюс. Пашка в куртке, с сигареткой за рулем сидит. Сережка рядом, тоже в куртке. Ежится, все равно холод достает в машине, и в куртке неуютно, холодновато. Глядит кругом, думает. Какой еще рыбхоз? В степи? Примерно знает, где этот рыбхоз, Пашка рассказал. Там раньше камыш рос, а когда разливалась Кума, долго стояла по низинам вода, и Пашка пацаном еще ходил по этой воде с сумкой и палкой, бил щурят и складывал в сумку. А теперь рыбхоз. Вот за мостом налево и направо плантации садовые, молодые посадки фруктовых деревьев. Соседний совхоз специально фруктовый и овощеводческий. Культурно все. Распахано, от сорняков очищено, все деревца побелены, от земли на метр все стволы беленькие. Полный порядок. А дорога обсажена тополями, аллея зеленая. Нет, культурно стало кругом. Дикая же была, бросовая земля. Свернули направо, вдоль канала поехали по грунтовой дороге. Канал облицован по берегам, и, наверно, дно облицовано бетонными плитами. Порядок. Бурно бежит желтая кумская вода. Канал дальше пошел, а Пашка опять свернул налево, и открылись новые карты раскорчеванных полей. Это, Пашка говорит, новые водоемы будет закладывать рыбхоз. Хозяйство — дай бог! Мимо строений рыбхоза по узкой дороге проехали ко второму пруду. Сбоку поставили машину, развернули удочки и расселись по берегу. Пашка раскатал свою снасть, у него удилище такое, что не всякий удержит, целая таркалина, а закинул — поплавок с куриное яйцо, наискосок склонился, качается на воде, подернутой рябью. Поплавок выкрашен, как пасхальное яичко, ядовитыми красками, синей и красной. Воткнул удилище в берег, сидит, курит, сплевывает на воду. И что он хочет поймать на эту океанскую снасть? Крючки небось тоже кованные в кузне.

Притихли. Над водой стоит легкий парок. Воздух за ночь сильно остыл, а вода еще с прошлого дня теплая, вот и парует. Тихо над водой. Вот всплеск, сазан свечку сделал, выскочил и снова плюхнулся в воду. Там, там, там — в разных местах заиграла рыба, выпрыгивать стала, бить но воде, просто взбуровливать тихую воду. Ага, у Сережи тронулся поплавок, наклонился и пошел в сторону. Дернул удилище, что-то тяжелое не пускает удилище, упирается в воде, на глубине. Подтаскивает, хороший сазанчик вытащен на дорогу, бьется, в пыли вывозился. Снял с крючка, бросил в сетку, в воду опустил. Радость какая. Душа заиграла, азарт проснулся, даже холодок не так стал донимать. Поглядел на мутное солнышко, скоро ли выпутается из марева, вылезет и пригреет.

— Дядь Паш, у вас же клюет, — громким шепотом сказал Сережа.

— Это мелочь. У меня если возьмет…

Сидит Пашка со своей жуткой снастью. Промысловик, мелкая рыба его не интересует.

Сережа еще одного выволок. Ну рыбалка. Не помнит такой. Все, бывало, ждешь этой поклевки, часами ждешь, а тут один за другим. А Пашка сидит. Курит. Тихо уставился в воду, на свой гигантский поплавок. Сережа и не заметил, как это крашеное яйцо потихоньку ушло под воду. Пашка подсек и начал тащить, но удилище гнулось, а не поддавалось, отпустил немного, поводил туда-сюда карп или сазан, снова Пашка подтаскивать стал, почти у самого берега высунулась морда страшная, рванула на себя, опять скрылась под водой. Тут и Сережа заметил, с каким чудищем борется Пашка. Удочку свою оставил, к Пашке подошел.

— Дай подсачик, Сережа! — крикнул Пашка, борясь с рыбой. Сережа бросился с подсачиком. Уже у самого берега ходит рыбина, рвет на себя, тянет на глубину. И вдруг, брызги достали до Пашки, взбеленилась, ударила хвостом об воду, и Пашка облегченно вытащил пустую удочку.

— Вот сволочь! Видал?

— Ну рыба!

— Сазан, килограммов на шесть.

Ладно. Не уйдет. Пашка снова насадил трех червяков на свой огромный крючок, поплевал на них для порядка и забросил двумя руками подальше. Разошлись по местам. Сережа одного за другим вытаскивал одномерных, тяжеловатых рыб, примерно на полкило. Уже в садке у него шумело, плескалось.

Вот и солнце поднялось к чистому небу, спину стало припекать. От дальнего пруда показалась машина. Тихо проезжала мимо каждой карты, каждого пруда, и человек совковой лопатой скидывал сверху, из кузова, рыбий корм. Кинет прямо к берегу, поехал дальше. Пашка остановил шофера. Залез в кузов, дай лопату, дай чудок кину. Кинул в одно, в другое место. Спрыгнул. Теперь давай к этим местам, там вся рыба будет. Пашка сел к такому месту, Сергей тоже. Куртки поснимали, стали ждать крупную. Волновались, азарт не давал дышать ровно. Сережа то вовсе не дышал в ожидании, то глубоким вздохом нарушал молчание. К нему подошла одна, плавники наружу. Страх от нее. И вдруг взяло, потащило удочку. Сережа бросился, схватил за конец удилище, но оно выскользнуло и ушло в воду. Хорошо, что жара началась, разделся быстро и бросился за удочкой. Пашка, не вставая с места, смотрел, как рыба таскала снасть вдоль берега, отдаляясь и отдаляясь от него.

— Во, сволочь, чего делает. Я б достал, но у меня редикулит, ногу крутит.

Сережа поплыл к удочке. А она то ложилась на воду, то вставала дыбом, уходила в глубину, чуть только конец виднелся. Сережа плыл. Вот уже совсем близко, еще раз махнул руками, еще — и схватил. С трудом волоча ее одной рукой, другой загребал к берегу. Добрался. Вылез из камышка, схватился двумя руками, стал бороться, водить по берегу, а она ходила в глубине, не давалась.