Михаил Толкач - В Гремячей пропасти Страница 6

Возвращался он в думах и к старой попутчице. Не будь ее, хватило ли у него настойчивости? Мучило сознание, что допоздна не мог сообщить своих подозрений в роту. Где те трое? Кто они? Виноват он, что утром не задержал тех мужчин, не проверил... Он сознается капитану: не сообразил! «А если они враги?» Это предположение заставляло его идти, смотреть вперед.

За угловатой скалой, над кустами шиповника, что пламенели алыми ягодами на обочине, нежданно блеснул огонек. Ветер донес запах смолистого дыма.

Юрий бессильно опустился рядом с Ульяной Федоровной. Старая женщина холодными пальцами погладила его мокрые щеки.

— Встань, Юрий! Жилье...

Прохоров перевалился на бок, поднял автомат к небу, закоченевшими пальцами нащупал, нажал спусковой крючок. Автомат в его руках забился, словно живой. Длинная очередь выстрелов ворвалась в лесной шум тревогой.

4

Вслед за Юрием Прохоровым на ближний из города контрольный пост «Гизель», что разместился на выходе из Гремячей пропасти, был отряжен ефрейтор Николай Потапов. Он должен был восстановить связь, если бы она оказалась нарушенной в его районе.

Еще на равнине Потапова прихватил крупный густой дождь. Спустя какую-то минуту в рытвинах заблестели лужи, узкими шустрыми ленточками потекли ручейки, скатываясь с дороги в кюветы. Только ефрейтор успел перейти на горную сторону извилистого русла, как перекатистая Малая Пьяная с треском снесла деревянный мостик, швырнула его в мутный поток, выплеснув на берег пену.

Порожистая речушка вдруг превратилась в непроходимую преграду. Вода на глазах ошеломленного Потапова прибывала с каждой минутой, заполняла впадины, перекатывала камни, несла на волнах маслянистого цвета коряги, вырванные с корнями зеленые сосенки, желтые листья, траву. Ливневая вода подмыла крутой песчаный берег, и он обвалился, запрудив русло. Бурунистый поток с водоворотами бросился в сторону, моментально съел илистую темную косу, ударил в основание переходной опоры, свалил ее, запутал в клубок и швырнул по течению полевые армейские кабели.

В землянке «Гизели» Потапов застал тревогу: телефонная связь с ротой потерялась. Телефонист сообщил, что осталось лишь радио с городом. Командир взвода из части успел приказать отрядить всех людей «Гизели» на Малую Пьяную.— перекинуть линию через поток.

Здесь Потапову стало известно, что рядовой Прохоров послан лейтенантом обратно с пакетом и обязан проверить исправность линии. И почти тотчас связь с Кедровой тоже потерялась. Затихли телефонные звонки в землянке. Контрольная аппаратура «Гизели» сиротливо ютилась в темном углу на широком столе.

Сержант, начальник «Гизели», ушел вместе с солдатами на речку восстанавливать линию. В низкой просторной землянке, что придралась покатой крышей к скале под вековым седоватым кедром, остался один ефрейтор Потапов. -В маленькое оконце, что неясным пятном выделялось под крышей из бревен лиственницы, едва пробивался в землянку тусклый свет. Пахло дымом и сыростью. Жестяная печка с круглой, как в вагонах, трубой медленно остывала. По бревнам однообразно, с тоскливым хлюпаньем били капли, струилась грязная дождевая вода. Николай распахнул настежь низкую толстую дверь, подкатил к ней еловый чурбан и сел на него, подобрав полы шинели. Опираясь на автомат, зажатый в коленях, задумчиво смотрел наружу.

Если кто и отважился бы в такое ненастье тронуться с Кедровой пади в город, то скалистые откосы вывели бы смельчака неминуемо к землянке. И Потапов терпеливо ждал. Ветер с гор лохматил старый кедр, что когда-то в молодости будто бы нечаянно выскочил вперед других и замер в нерешительности на самом краю поляны, с которой открывался равнинный простор. Вплоть до города дождь застилал горизонт. Капли с крыши сначала отскакивали от земли, затем выбивали продольную рытвину, потом ручеек. Каждая капля падала с сочным плеском, и на ее месте вспыхивал пузырь, плыл по течению. Ефрейтор представил себе, как трудно двигаться по размытой тропе средь лесного бурелома, огибать валуны с риском сорваться в пропасть или быть смытым буйным потоком. Где-то Прохоров? Юрий увлекался футболом, славой спортивной. Такой пойдет на любую проделку, лишь бы выполнить приказ. А хватит ли у него силы и выдержки пробраться невредимым сквозь гневную в бурю тайгу? Одного молодечества мало, но должен выдержать! Напористым знает его Потапов еще по заводу.

Николай покрутил ручку телефона. Обычно она вращается, как связисты говорят, с нагрузкой. Николай повернул ее свободно, вхолостую. Нет, повреждение не устранено! Вновь вернулся к двери, примостился на обрезок. Значит, Юрий идет по шумной, разволнованной тайге, ищет обрыв линии. А может быть, он встретил неизвестных «гостей»? Бьется насмерть?

Рядом с землянкой откуда-то сверху рухнула гнилая осина. Комки жидкой глины залетели в землянку, вода плеснулась через порог. Николай отпрянул, стер с лица капли глины. Да, нелегко Юрию в тайге. И припомнилось Николаю событие из жизни заводских комсомольцев. Как-то вышли они с Юрием патрулировать по кварталу на окраине города. Уже в полночь заметили в подъезде притаившихся молодчиков. Решили проверить, в чем дело. Только вступили в тень, как Потапова ударили в живот, и он упал. Юрий вступил в поединок с двумя хулиганами. Приемом самбо выбил финку. Когда Николай поднялся, один рослый задира улепетывал за угол, а другого, хмельного молодчика, Юрий крепко держал за руки. Нет, Юрий не пропадет в тайге!

Только перед девчатами Юрий робел, краснел до ушей. Когда на состязании Юрий выиграл стометровку и принес победу своей бригаде, девушки кинулись его обнимать, а одна — быстроглазая насмешница — чмокнула победителя в щеку. Прохоров растерялся и убежал со стадиона.

Густые темные тучи сползали с лесистых гор, клубились, кудлатыми валами плыли над долиной, напоминая об осенней неуютности и невзгодах путников, застигнутых на бездорожье. Вздохнув, Николай опять взялся за ручку телефона. Едва провернул якорь — есть линия! Жив Юрий! Ответили с радарной установки. Трубку там взял лейтенант. Расспросил о погоде, узнал насчет ожидаемых «прохожих», о положении на Малой Пьяной и приказал:

— Если до шестнадцати Прохоров не выйдет из Гремячей пропасти, вышлем розыск. О Прохорове доложите в город.

— Есть!

Над землянкой пролетела всполошенная стая гусей. Серые птицы, касаясь макушек деревьев, кинулись книзу, до самой земли, с тревожными криками опустились за опушкой в затишье. Николай долго прислушивался к перепуганному птичьему гомону. Внезапно сквозь лесной гул в землянку прилетел звук, отдаленно схожий с выстрелом. Будто бы из Гремячей пропасти. Николай напряг слух. Шумел ветер, плескалась разбушевавшаяся вода на камнях. Или неистовый ветер сломал под корень хрупкую ель?

Николай натянул плащ-палатку, вышел наружу. Кедр на отлете дыбил мягкие ветки. Голые тонкие березки кланялись буре, отряхивали с ветвей холодные капли.

Тонко зазвенел телефон в землянке. С Кедровой горы передали запрос из роты о Прохорове. Потапов ничего утешительного сообщить не мог. И вновь, уже отчетливее, в привычный шум врезалась автоматная очередь из самой горловины Гремячей пропасти. Минутой позже — опять дробь скорых выстрелов.

Николай кинулся к телефону. С ротой связи все еще не было. Ответил лейтенант с Кедрового кряжа.

Выслушав, приказал ефрейтору идти в разведку. Набросив плащ-палатку поверх шинели, Потапов быстро побежал на выстрелы, держа автомат наготове. Никого он не видел. Темнели крутые склоны пропасти, в лицо летел мокрый снег.

За углом гранитного серого уступа на тропе в раскисшем глиняном месиве лежали двое: солдат в шинели и старая женщина. На черном плоском камне золотом ясным светились стреляные автоматные гильзы.

Заслышав чужие хлюпающие шаги, солдат на земле зашевелился, приподнялся, направил автомат.

— Стой!

Под плащ-палаткой он не узнавал Потапова, хрипел:

— Стреляю!

Курносое веснушчатое лицо Николая радостно улыбнулось.

— Юрий! Чертяка!

Зашевелилась и старуха. Ее косматая пепельная голова оторвалась от земли, тусклые глаза повеселели: пришли!

— Солдат Прохоров, ко мне! Смирно!

Юрий, с трудом отталкиваясь закоченевшими руками, встал. Ноги дрожали, но он выпрямился. Николай поддержал его за плечи.

— Часы... который час? — прохрипел Юрий, поднося к воспаленным глазам руку с часами.

— Без четверти шестнадцать, — успокоил его ефрейтор. — Кто это?

— Ульяна Федоровна... Закоченела. Ногу вывихнула.

Николай подхватил старую на руки, отнес в землянку, бережно положил на нары у самой печки, осторожно распутал веревки и снял галоши.

— Юрий... — слабо позвала женщина, озирая темное помещение. Ее бил озноб.

Потапов расторопно подкинул в железную печку сухих смолевых поленьев. В печурке вспыхнуло пламя, потрескивали дрова, чайник, еще не остывший, издал тонкий писк.