Юрий Черняков - Бригада Страница 6

Вот такие дела были… Такая, скажу тебе, запарка началась, что не приведи бог еще раз пережить… Мы-то ладно, начальству доставалось, вот кому. Уж сколько их у меня на глазах сменилось — не перечесть… Кто удерживался — тот, глядишь, Генеральным конструктором стал или там академиком. А другие не вытянули… Как тот, Алексей Витальевич, помнишь, рассказывал? Ну вот. Не всякий выдержит, известное дело…

Только такие, как Главный, и устояли. Здоров был, как комод, голова вот такая, шапки только на заказ шил. Выпить тоже не дурак был, но чтоб себя потерял когда, такого не помню… И чем-то на Сергея Павловича похож был. Подражал ему, вернее.

Этот зря руками не размахивал. Этот как отрубит иной раз, хоть министру, хоть маршалу, да при всех, хоть стой, хоть падай. Я с ним столько лет на полигоне прожил. Так он мне там много чего порассказал.

Работал он после войны на одном авиазаводе. И сконструировал там привод для пулемета, что в хвосте самолета стоит. Раньше туда специально стрелка сажали за турель. А здесь все управление у пилота в кабине. Только следи по радиолокатору за целью и на кнопки нажимай. Поставили этот привод на новый сверхдальний бомбардировщик. Самый первый был, только-только сделали. И тоже в хорошую копеечку обошелся… Дышать на него боялись. Чуть не языком его вылизали весь. Все испытания прошел, все режимы полета отработал. А вот когда стал боевые стрельбы в полете вести, что-то с ним случилось. В штопор сорвался и в землю со всем экипажем. И выпрыгнуть никто не успел. До самой земли все старались его выровнять да посадить…

Стали расследование вести. Высокую комиссию собрали и все бумаги, как положено, все факты и все, что от самолета осталось, собрали. Только что тут скажешь… Каждый выгораживался как мог.

Так и получилось. Когда самолет в штопор сорвался? Во время стрельбы из хвостового пулемета. Ага… Вот тут и копай. Раньше-то, пока не стреляли, все нормально прошло… Так в выводах и записали: вероятной причиной катастрофы, дескать, послужила недостаточная отработка гильзоотвода хвостового пулемета, в результате чего рулевые тяги были заклинены попавшими под них гильзами. И вот такое заключение наверх послали. Оттуда его сразу же вернули. Что, мол, значит «вероятной причиной»? Скажите точно и определенно: кто виноват? Тут вся комиссия вразнос пошла. Совесть-то у многих заговорила. Одно дело — самому выкрутиться, а другое дело — своему же товарищу ножку подставить. Уже слово «вероятной» убрали, а подписывать все равно никто не хочет. И так и сяк это дело склоняли… Да и как тут определенно скажешь? Главный чувствует — дело керосином запахло. Со всех сторон уже обложили. Только не на того напали… Он письмо написал. Теперь уже на самый верх… Если, мол, виноват, то меня следует расстрелять. Но чтоб с пользой погибнуть, прошу при последующих испытаниях поместить меня в хвосте испытуемых бомбардировщиков без парашюта и с кинокамерой. Чтоб, таким образом, заснять работу привода пулемета и гильзоотвода в полете и тем самым подтвердить или опровергнуть выводы комиссии. И разрешили ему, что ты думаешь… А то уж собрались весь привод снимать и снова туда стрелка сажать. Оставили все как есть.

Раз сорок взлетали и садились. Главный говорил, что половину своего веса он там оставил. Его пленки потом целый месяц анализировали. Приняли самолет. Вместе с приводом. А на прежних выводах комиссии кто-то написать уже успел наискосок резолюцию… Так эта резолюция, Главный сам видел, была перечеркнута синим карандашом, и синим же было написано: «Дать ему мою премию».

Я к чему все это тебе рассказываю? По телевизору или в газетах только и видишь: космические корабли летают, стыкуются там, исследования всякие проводят. Вроде как ковры-самолеты. И уж на Марс собрались лететь. Вроде как ничего не было — и вдруг все само собой по щучьему велению образовалось. И все идет как по маслу. Верно, как по маслу… Это сейчас как по маслу. Да и то… И заводы — посмотришь: дворцы стоят. Шапка с головы валится, как наверх посмотришь, глазам больно делается, так стеклами отсвечивают. Красота! Только чем выше дом, тем глубже фундамент, верно? Вот, по моему разумению, и во всем так: чтобы выше подняться, глубже копать надо.

Я вот, к примеру, балет не люблю. Не понимаю его по серости своей. А у меня племянница в самом Большом театре танцует. Не заглавные партии, как она говорит, нет. Фей каких-то изображает. На одних пальчиках, как бабочка, порхает. От силы час-полтора всего-то на сцене. Но вот посмотрел я раз, как она работает… Откуда у ней, бедной, мужичьей выносливости только берется, вот что удивительно! До седьмого пота ведь себя гоняет, чтоб часок попорхать потом. Совсем другое отношение у меня к балету после этого появилось. Не понимаю, нет, а вот уважение к ним, к работе их сразу почувствовал.

Вот я и думаю… В любом деле, в любом достижении вся ценность в фундаменте заложена. Когда только узнаешь, почувствуешь, что за фундамент в земле лежит, тогда только и цену поймешь настоящую. И кораблям космическим и всему прочему… Ну летают. Ну будут летать еще дальше и выше. Ко всему привыкнуть можно. А вот ты покажи, коль взялся, все как есть покажи, как до этого космоса одни на кораблях летели, а другие на карачках добирались и чего все это стоило. Да не в деньгах… А в поте и жизнях. И не бойсь. Поймут, увидят, что это за чудо такое! А то-как в сказке… Верно я говорю? И вроде нового ничего не сказал, так? Вроде всем все давным-давно понятно. Так-то так… Сейчас все грамотные…

Ладно, дело прошлое… что уж теперь… Отвлекся опять, вот черт! Ну ты внимания не обращай, ты слушай, что было.

Приехали, значит, и начали свое изделие проверять. Да. И начальство в панику. То то не работает, то то не в допуске, то другое. В дороге, пока тряслись, все регулировки и полетели. И вообще. Здесь ослабло, там отошло, а тут не контачит. Машина сложная, капризная, только-только слепили на коленке к какой-то дате… Специалисты эти только плечами жмут. Каждый ведь по своей части. А тут все завязано в один узел. Отчего да почему, сразу и не поймешь. Или, понимаешь, электрика не срабатывает из-за пиротехники или пневматика не фурычит из-за механики. Что делать-то? Хоть назад вези. Или наоборот, весь завод сюда гони. Таких, кто с понятием, ну двое-трое от силы, кто сообразит, где подтянуть, а где ослабить… А что они одни смогут?! Изделие-то здоровенное, приборов вон сколько, за всеми не уследишь вдвоем-то… Ладно, говорю, дайте нам его. За сутки в норму приведем. Да вы что, орут, такая ответственность, такой риск, а вы не аттестованы еще, то да се!.. Да понимаем, говорю, и про ответственность, и про риск. Только делать что? Звонят на завод. Алексей Витальевич им: Сидоров-то? Этот сделает. На мою ответственность. Заказчики переглядываются. Им что. Ты предъяви им в полной кондиции, а кто и как — им без разницы. Ладно. Делать так делать. Мы с Рыжим больше по электрической части, а Ерфилов с остальными по механике.

Гляжу-за Рыжим-то не угонишься. И там подкрутит и сям, и на прибор прибежит посмотрит, и обрыв найдет, и сам же подпаяет. Во кадр, думаю. А сам только кряхчу да поддакиваю с умным видом. А он мне еще экзамен устроил. В схему тычет. Как, мол, скажи ему, эту цепь прозвонить? Ведь знает, паразит, только вид делает. Как, говорю, ее прозвонишь, если она разомкнута? Так она ж через реле, говорит, разомкнута. Подай на обмотку +26 и звони.

Эти, которые с понятием, инженеры-то, посмеиваются, на нас глядя. Поначалу. А потом не до смеху им стало. Сами иной раз обмозговать не успевали, а Рыжий уже все находил, что и как.

Я вообще всегда их и потом сравнивал. Кто получше. И до сих пор не пойму. Каждый хорош-то. Но все равно что-нибудь да не так. На спор как-то стали мы точить пробки для керосина. Это, если знаешь, по высшему разряду работа. Керосин-то где угодно протечет, верно? Ну вот.

Сашка Горелов самый первый свою пробочку притер. Потом я. А Рыжий самый последний. У Ерфилова через два часа потекло, у меня через четыре. У Горелова и на другой день сухо, хоть белым платочком проверяй. Ну а у Рыжего потекло сразу, как из худого крана.

Ерфилов, смотрю, насупился весь, инструмент швырнул, будто он в чем виноват, и ушел в курилку. А Рыжему хоть бы что. Нужно мне больно, говорит. Я и не хотел. Скучно, мол, пробки эти притирать. Он такой и сейчас остался…

Если что сделать, то лучше Сашки вообще никто не мог. От души работал. Да и Ерфилов тоже. На Степаныча я всегда как на себя. Сашка-то нет-нет да «протечет». Придет на работу, морда красная, глаза бегают, но чем хорош был — всегда признавался. Ты, говорит, Алексеич, мне чего попроще дай. Не в форме я, мол. Завтра все путем будет. А сегодня — извини.

Рыжий любил что поинтересней, где исхитриться как-то надо. Сам, глядя на меня, приспособлений себе наделал, да таких, что Николай Иванович увидел как-то и за голову схватился. Вы что, говорит, ребята? Домушничаете, что ли, в свободное время? Этим же любой замок открыть можно. И ведь как в воду глядел. Но про это потом.