Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3 Страница 68

Томаз. Получи, пожалуйста. (Бросает ей в руки журнал.) Как возомнила. Нечего много мнить. Пойми, если ты еще способна что-то понимать: мы с тобой пара… скромные, обыкновенные… И нечего, нечего.

Вавочка (стон). «Просчет»… «ошибка»… (Падает на пол.)

Томаз. Вавочка, это уже было… У Ивана было в комнате, в университете…

Укропов. Она что?.. Она плавает?

Томаз. Да, плавает. (Бережно поднимает Вавочку, держит на руках.) Егор, что делать, я ее люблю.

Укропов. Не… не… необыкновенно, милый… Пре… пре… прекрасно.

Затемнение

На даче Укроповых. Лужайка. Полдень. Салазкин и Укропов.

Салазкин (лежа на траве с растрепанной старой книжкой). Эмпедокл[47], грек, жил за пятьсот лет до нашей эры. Философ. Погиб в кратере вулкана, куда сиганул, желая доказать, что он есть бог. Знал, что луна светит отраженным светом, имел ясное понятие о составе воздуха и основал фармакологию. Слышишь, Егор?

Укропов. Слышу… Гость не ползет.

Салазкин. Не томись, гость приползет, потому что гость в существе своем есть паразит. А начальство, извиняюсь, будет?

Укропов. Уже.

Салазкин (иронично). Понятно.

Укропов. В самое обыкновенное слово тебе непременно надо вложить яд.

Салазкин. Верно, Егор. У меня отвратительное направление ума. Сатирическое.

Укропов. Ну, к чему ты мне сказал про этого… Эмпедокла… к чему?

Салазкин. Для предуведомления.

Укропов. Новое дело.

Салазкин. Богом вообразить ты себя не можешь, но гением — да. Укропов, не воображай себя гением.

Укропов. Пошел к чертям. (Помолчав.) Слушай, ты… мыслитель. Иван Каплин прислал мне телеграмму, просит устроить Зиночку… Так и сказано: Зиночку. Слова такие, как будто о жене печется. Может быть, они не развелись?

Салазкин. Нет, Егор, развелись. Если бы Зиночка оставалась его женой, то он не стал бы о ней беспокоиться. Иван тот человек, которому дорого недостижимое или утраченное. В науке это качество считается бесценным, а вот в семейной жизни — не того…

Укропов. Семейная жизнь!.. Загадка. Я люблю свою супругу, но иногда бывает так, что я готов… (И оборвал.)

Входит Фиса.

Фиса. Егор, куда девался хвостик у поросенка?

Укропов. Еще мне вопрос. У какого поросенка?

Фиса. «У какого», «у какого»… у заливного. Поросенок лежит без хвоста на блюде.

Салазкин (серьезно). А разве они с хвостами?

Укропов. Фиса, и в самом деле, может быть, у него не было хвоста? Не вырос.

Фиса. Так хотелось сделать настоящий стол. А поросенок обезображенный.

Салазкин. Фиса, не расстраивайтесь. Я ел когда-то заливного поросенка, но не помню, чтобы был хвост.

Фиса. Кому Фиса, а кому Анфиса Васильевна. (Уходит.)

Салазкин (как вначале). Аристотель[48] говорил, что характер есть то, как проявляется наша воля.

Укропов. Ты это вычитываешь или выдумываешь?

Салазкин. Припоминаю.

Укропов. Для чего?

Салазкин. Для того чтобы понять, как проявляется воля у твоей жены.

Укропов. Как же она проявляется?

Салазкин. Твоя жена уверена, что ты отъел хвост у поросенка. Это уже характер.

Укропов. Возможно. Изреки еще что-нибудь.

Салазкин. Хорошо ты устроился, братец. Дачка — что надо.

Укропов. Что — дачка? Ерунда. Одни гнилушки.

Салазкин. Эти гнилушки нас с тобой переживут… ибо, заметь, гниение тоже жизнь, но в обратную сторону.

Укропов. Умный ты, стервец…

Салазкин. Нет, Егор, я дурак. Умные помалкивают. А я болтаю. Сказал тебе о Фисе, ты омрачился. Лучше бы смолчал.

Укропов. Что с тобой поделаешь. Ты всегда говоришь правду. Салазкин, почему я к тебе привязан? Наша Санька идиотка. Я тебя понимаю. Она — нет.

Салазкин. Не она идиотка. Я идиот.

Укропов. Крепко. А почему, Женечка, ты идиот?

Салазкин. Потому что мало-мало подучил кибернетику и давай ее приклеивать к человеку. А человек не кибернетика. Что там ни говори, он — мера всех вещей.

Укропов. Женька, да ты перерождаешься. Определенно.

Салазкин. Нет, Егор, взрослею. Это серьезней.

Лай собак.

Салазкин. Гость ползет.

Укропов уходит.

Должен быть хвост у заливного поросенка или не должен? Вот кретин, ничего не знаю.

Входят Укропов и Томаз.

Здорово, Томаз.

Томаз. Я тебя приветствую.

Салазкин. Настроение неважное?

Томаз. Кто тебе сказал?

Салазкин. Не брит… и весь фронтон не тот.

Томаз. Ты у нас часто бреешься.

Укропов. Томаз не в форме. Это видно. А почему? Неправильно живет. Неправильно, Чебукиани.

Томаз. Знаешь что?.. Побереги свои наставления для кого-нибудь другого. Теперь я буду жить правильно. Никто не будет угнетать вашу обожаемую Вавочку. Вы слышите? Со мной нет больше Вавочки! Вавочка ушла к Ивану Каплину.

Салазкин. К Ивану уйти нельзя. К нему можно уехать.

Томаз. Хорошо, скажу — уехала. Это меняет дело?

Салазкин. Меняет определенно. Если Вавочка уехала в Сибирь, то ты имеешь все основания считать себя вдовцом.

Укропов. Это твой позор, Томаз… твой.

Томаз. Я хотел иметь жену, а не модель жены. Почему ей со мной не сиделось? Почему она металась из стороны в сторону? Я же ее люблю.

Укропов. А вот это, Чебукиани, тебя определенно украшает.

Томаз. Скажи, Салазкин, — ты всегда отличался остротой анализа, — скажи что-нибудь для моего утешения.

Салазкин. Для твоего утешения я могу сказать то же самое, что сказал Карл Маркс. Даже и в коммунистическом обществе будет трагедия неразделенной любви. Успокойся, ты переживаешь такую трагедию.

Томаз. Очень приятно. Я возьму бревно, ударю тебя по голове и скажу: ты сейчас переживаешь сотрясение мозга.

Салазкин. Пострадай, Томаз. Все великие люди страдали.

Томаз. Но я не великий человек. Я маленький человек и хочу одного: жить по-человечески.

Салазкин. А теперь, Томаз, я скажу очень важную вещь и притом вполне серьезно. Нам с тобой надо сделать много усилий, чтобы научиться жить по-человечески. Жить по-человечески — означает высший порядок в отношениях, и в особенности в отношениях с женщиной. Не все условия пока для этого созданы, а во-вторых, и мы с тобой не вполне подходим для этих условий. Укропова я исключаю. Он считает, что давно живет по-человечески.

Укропов. Умница, стервец. Злой, но рассуждает по-советски.

Томаз. Мой дядя Самсония…

Укропов. Опять дядя Самсония?

Томаз. Он умер. Он часто говорил мне: «Женись здесь. Не женись там».

Укропов. Ерундовое завещание.

Томаз. Уеду в Тбилиси. Там у меня двоюродный брат, моих лет. Он имеет выдающиеся труды по кибернетике. Я пойду по его стопам.

Салазкин. А что? Из тебя может выйти последователь двоюродного брата.

Томаз. Там для меня найдется одна девушка, какая мне необходима.

Салазкин. Нет, Томаз, какая тебе необходима, не найдется.

Томаз. Все решено!

Лай собак.

Салазкин. Укропов, гость ползет.

Укропов уходит.

Томаз. Женя!

Салазкин. А?

Томаз. А если она вернется?..

Салазкин. Надежды от реальности отличаются тем, что они имеют склонность не сбываться.

Томаз. Ты прав. Она не вернется. Я был по отношению к ней глубоким негодяем.

Салазкин. А самобичевание есть признак незрелости. Томаз, ты имеешь все возможности дозреть.

Томаз. Уйди! Тебе бы только смеяться… На себя посмотри.

Салазкин. Томаз Чебукиани! Я совершенствуюсь. Давай вместе совершенствоваться.

Входит Саня. В руках большая картонка. За ней — Укропов.

Укропов (зовет). Фиса! Сюда, скорее. Тебе привезли обещанный подарок.