Евгения Изюмова - Дорога неровная Страница 69

А Максима все не было…

Зато приезжала Ефросинья, сначала костерила Павлу почем зря, потом заплакала по-бабьи навзрыд:

— Уехала бы ты, учительша. Не забирай у меня Симу, — она не сказала, что боится не столько ухода Максима, сколько того, что останется ни с чем — ни достатка, ни дома, ведь сама она колготилась по хозяйству, а работал в колхозе Максим. Дом и всё в нем было сделано его руками, весь достаток — от него.

А Максима не было…

Приходила Елизавета Бурдакова, просила за брата:

— Измучился он весь, исхудал. Все равно ему с Ефросиньей не жить, ладу не было у них и прежде, а тем паче сейчас. Уйдет он всё равно от нее, да он и так живет у родителей. Ты за ним, Павла Федоровна, будешь как за каменной стеной, выходи за него.

Но Павла слушала, оледенев, и молчала.

А Максим не приходил…

И Павла отправила заявление в роно.

Ответ из Верхней Тавды с разрешением уехать, не дожидаясь замены, пришел в августе, и Павла стала готовиться к отъезду.

Все было уложено за пару дней. Павла попрощалась с шабалинскими друзьями, с ребятишками, которых учила два года. Ожидая подводу, которую ей выделил Симаков, чтобы доехать до района, бродила Павла бесцельно по своей квартире, по классу. Школу она хорошо подготовила к новому учебному году — все побелено, покрашено. В классе — новые парты, в шкафах — новые наглядные пособия, нарядный глобус. Про то, что Шабалинская школа отлично подготовлена к новому учебному году, даже в тавдинской газете написали.

И в учительской квартире тоже порядок, не то, что было, когда она приехала. Павле было грустно и жаль покидать Шабалино: ей хорошо жилось и работалось здесь, ее уважали в роно, и вот приходится уезжать. Она понимала, что в материнском доме будет невесело: мать начнет пилить её беспрестанно, плача и сердясь, что второй раз дочь собирается родить вне брака (с Иваном отношения так не были узаконены), сестры начнут насмехаться и фыркать, как это было после рождения Вити, но Павле просто некуда было притулиться.

В коридоре затопали сапоги. «Наверное, возчик», — подумала Павла, очнувшись от дум. Дверь распахнулась. На пороге стоял Максим Дружников — хмурый, потухший, похудевший. Павла пристально глянула на него и почувствовала, что силы оставляют ее, и стала оседать на пол в обмороке. Максим едва успел подхватить женщину на руки.

Глава VII — Максим и Павла

За мужем, за заступником…

А числа дни за днями

Вершат свои круги,

То входят в дом друзьями,

То лютые враги.

С севера Уральских гор текут две быстрые холодные реки — Сосьва да Лозьва. Встретились, обнялись-слились, и дальше побежала уже другая река — Тавда. Многоводная, то быстрая, то ленивая, текла она мимо Вагильских да Пелымских болот на встречу с Тоболом. По Тавде-реке, бывало, и Ермак хаживал на своих крепких и быстрых стругах. До самого Пелыма доходил.

Земля Сибирская поразила своим богатством Ермака — леса необозримые и могучие, зверье в них разное, рыбы в реках — ловить-не переловить, и земля плодородная — есть ягоды, грибы, травы полезные.

И Притавдинский край не был исключением. Прекрасные нетронутые сосновые леса стояли вокруг, только в устье небольшой речушки, впадавшей в Азанку, правый приток Тавды — еловые, потому и назвали речушку Еловкой. Ели были столь высоки, что запрокинешь голову, посмотришь на небо, и покажется тебе, что деревья подпирают остроконечными вершинами небо…

О больших возможностях Сибири и Притавдинского края, вернувшись из путешествия оттуда, в своем отчете царскому правительству написал Дмитрий Менделеев, который был родом из Тобольска и любил свой край. Упомянул и о суконной фабрике, расположенной в нескольких верстах от реки Тавды в глуши лесов. Одному Богу известно, почему основал владелец свою фабрику в столь уединенном месте, однако в поселке, кроме конторы, были построены жилые дома и церковь, сооружен и большой пруд, ведь для суконного производства требуется много воды.

Удаленный, дикий, но не безлюдный был край Притавдинский в начале двадцатого века. Уже стояли лесопильные заводы в селах Кошуки и Жиряково, в последнем даже строили баржи деревянные, и суденышкам тем хватало работы: вниз по Тавде, далее по Тоболу да Иртышу на восток шло мочало, смола-живица — янтарные слезы сосновые, деготь, древесный уголь, даже дрова отвозили в Тюмень. А в устье реки Каратунки, тоже впадавшей в Тавду, стоял одноименный поселок, отмеченный уже на планшете Кошукской волости Туринского уезда Тобольской губернии.

Сибирский край быстро развивался, потому мало уже стало водных путей, и началось строительство железных дорог. Самая большая из них — Транссибирская магистраль — требовала огромное количество шпал, и потому в 1910 году промышленник Рохлин на берегу старичного озера Кривое, неподалеку от Каратунки, построил шпалорезный заводик, где шпалорезный станок приводился в движение локомобилем.

Спустя два года рядом со шпалорезкой заработал двухрамнный лесопильный завод, еще через год — трехрамный. Продукция тех заводов требовалась не только в Сибири, куда шел водный путь по реке Тавде, но нужна была и на горнозаводском Урале, поэтому и возникло решение связать Притавдинский край с Уралом железной дорогой. В связи с этим и создалось общество Северо-Восточной железной дороги, на которое возлагалось строительство железнодорожной магистрали Екатеринбург — река Тавда. Строительство дороги протяженностью более трехсот километров по тем временам было недолгим: началось в 1913 году и завершилось в 1916, причем отдельные участки ее начали эксплуатироваться раньше.

Поселок, в который упиралась новая железнодорожная ветка, назвали Верхней Тавдой, поскольку ниже по течению реки была еще одна Тавда, получившая естественную приставку — Нижняя. Самым красивым зданием в поселке был вокзал, своей остроконечной кровлей похожий на теремок. Вдоль путей от вокзала разбежались несколько улиц, не замедлили появиться и торговые люди, потому рядом с вокзалом выросло торговое заведение купца Семененко, но были и казенные магазины, ибо государство соблюдало свою выгоду и не собиралось предоставлять купцам возможность чрезмерно обогащаться.

Советская власть пришла в Верхнюю Тавду, как и в большинство уральских и сибирских городков, тихо и мирно в 1918 году. Население поселка тогда составляло около тысячи человек, и мало кто из верхне-тавдинцев представлял, что такое революция, зачем она была нужна, и чем выгодна рабочему люду. Однако лемех гражданской войны пропахал и по Верхней Тавде — здесь побывали колчаковцы и оставили кровавый след, казнив несколько человек. Их похоронили наскоро в общей могиле неподалеку от станции, и лишь через несколько лет останки казненных перенесли в первый городской сад — на светлую небольшую полянку среди кусочка соснового леса, специально оставленного для гуляния.

Тавда при возврате советской власти стала расти стремительно, потому что быстрыми темпами развивались и лесообрабатывающие предприятия. Центр города соединился с разрозненными поселками, привязанными к предприятиям. В 1937 году население посёлка выросло до двадцати пяти тысяч жителей, потому он получил статус города, и по своим обозначившимся границам, по мощности предприятий он давно уже обогнал бывший уездный Туринск, поэтому еще в 1924 году поселок стал центром Верхне-Тавдинского района.

Тавда жила кипучей жизнью, которая полностью отражалась на страницах городской газеты «Тавдинский рабочий». Газета — не только информатор своих читателей, она — уникальный инструмент в руках власти. Она дает не только обширную информацию о событиях в мире, но и убеждает граждан в целесообразности того или иного решения властных структур массированным потоком поддерживающей информации. И «Тавдинский рабочий» не был исключением в этом плане.

«У нас в СССР растущий подъем, у них, капиталистов, растущий кризис», — этими словами Сталина, вынесенными в «шапку» первой газетной полосы начинался 1933 год. И в каждом номере — обсуждение задач второй пятилетки, нацеленной на завершение реконструкции народного хозяйства, создание новейшей технологической базы для всех отраслей, обеспечение экспортных поставок — стране был необходим выход на внешний рынок. А в городе в это время строились новые дома, куда переселялись рабочие из общежитий, строились детские сады и пионерские лагеря. Для колхозников была снижена арендная плата за место на Тавдинском рынке.

1934 год начинался с публикации устава Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) в новой редакции, а завершился информацией об убийстве первого секретаря Ленинградского губкома партии Сергея Мироновича Кирова и лыжном пробеге «Тавда-Омск» в честь… преобразования Обско-Иртышской области в Омскую. Получив известие о принадлежности Шабалино к новой области, председатель колхоза, Василий Трофимович Симаков, горячо «одобрил» это событие: «Едрит твою мать… Опять печать менять!»