Аркадий Гайдар - Том 4. В дни поражений и побед. Дневники Страница 7

Эмма подошла к грядке и, срывая цветок, подняла незаметно бумажку:

Приходи непременно через полчаса на наше место в рощу, нужно очень серьезно поговорить.

Через пятнадцать минут, накинув шарф, Эмма тихонько вышла на улицу и торопливо направилась к роще. Николай уже дожидался ее, расхаживая по полянке. Она окликнула его.

– Эмма, – он крепко сжал ее руку, – я боялся, что не придешь.

– Что случилось? – тревожно спросила она.

– Случилось что-то скверное, мой дружок. И я рассчитываю на твою помощь.

– Чем же я могу помочь?

– Слушай, Эмма. Я считаю тебя теперь почти совсем нашей. Мы много говорили и, кажется, хорошо друг друга поняли. Теперь ты должна постараться помочь нам разрешить одну задачу. Твой отчим – белый офицер.

Эмма вздрогнула, чуть-чуть отшатнулась.

– Как? Ты знаешь?

– Знаю. Я давно об этом догадался. Но не в этом дело. Ты в этом нисколько не виновата… Его брат – шпион.

– Юрий Борисович? – Эмма взглянула большими, удивленно-испуганными глазами.

– Да. Теперь такое дело: сегодня к нему попали какие-то бумаги. Ты должна во что бы то ни стало достать их, если еще не поздно… – И Николай прибавил мягко: – Эмма, это для нашего дела и… для меня.

Эмма взволнованно заговорила:

– Коля, ты не думай, что я скрывала об отчиме. Нет, я сама не люблю его. Я думала… я боялась, что ты не будешь тогда к нам ходить. А тот – я в первый раз слышу, что он шпион. Бумаги… Он принес сегодня какие-то и долго разбирал. Он уходит куда-то по вечерам. Но потом… Как же мне быть? Я не люблю их. Я должна буду уйти, – но куда? Я ничего не знаю.

Простые и горячие слова Эммы глубоко тронули Николая. Он крепко сжал ее руки:

– Эмма… Я тебе обещаю. Я помогу тебе. Мы найдем выход. Ты мне веришь?

– Верю…

– Ну вот, а сейчас придумай как-нибудь достать этот синий сверток. Хорошо бы сделать так, чтобы не было заметно, что похищен именно сверток. Если они догадаются, что за ними следят и их раскрыли, то все наши планы могут рухнуть.

– Но, если я и достану, как же я тебе передам?

– Я буду ждать до поздней ночи возле снопов соломы в вашем огороде, и ты перебросишь сверток тихонько через плетень.

Уже смеркалось, надо было торопиться. Рощею они пошли вместе, но, выйдя на дорогу, разошлись в разные стороны.

Проходя мимо церкви, Эмма заметила, что служба там только что кончилась. Повалил народ. Что делать? Прежде всего оправдать свое отсутствие. Эмма направилась к паперти и смешалась с выходящими.

– А, Агафья Петровна, здравствуйте! – радушно поздоровалась она с какой-то старухой.

– Здравствую, Эммочка, здравствую! – запела слащаво та. – Тоже богу молилась?

– Молилась, как же. Что же это вы давно у нас не были? Заходите сейчас посидеть. Мама и то меня все спрашивает: «Что это, говорит, Эмма, Агафья Петровна к нам давно не заглядывает?»

Старуха – одна из первых сплетниц – так и расцвела при этом сообщении.

– Что же, зайдем, можно зайти по пути-то. Подошли к дому. Эмма открыла калитку.

– Ты где это была? – строго спросила мать, еще не заметившая идущей позади гостьи.

– Здравствуйте, здравствуйте, Мария Сергеевна! – ласковым голосом заговорила та. – А мы с Эммочкой господу богу у всенощной молились. Шли обратно, я и думаю – дай зайду проведать знакомую.

– Милости просим, заходите, раздевайтесь! – пригласила довольная мать.

Чай пили дома, потому что на небе собирались тучи. Откуда-то пришел и Юрий Борисович. Быстро сбросил на вешалку возле веранды пальто и спросил, проходя в комнаты:

– Дайте чего-нибудь закусить поскорее. Мне скоро бежать.

Все уселись за стол. Старухи болтали. Агорский с жадностью поедал жаркое. Эмма разливала чай.

Тучи сгустились. Послышался далекий отзвук грома.

– Мама, – громко сказала Эмма вставая. – Сен-час пойдет дождь – пожалуй, белье замочит в палисаднике.

– Ах ты боже мой! Правда, беги скорее, поснимай, Эммочка, и тащи сюда.

Эмма торопливо вышла. Вот и вешалка, вот и одежда; она торопливо ощупала карманы, и волна теплой крови хлынула к ее вискам. Бумаги здесь!

Она быстро сорвала свое пальто, Агорского, прихватила чепчик Агафьи Петровны, шмыгнула к плетню и позвала негромко:

– Николай! Коля!

– Здесь.

– На, держи! Уноси все скорее, бумаги в кармане.

Перебросив Николаю всю груду одежды, она распахнула калитку и, схватив с веревок белье, бросилась к комнатам. В ту же минуту капли крупного дождя забарабанили по крыше.

Все это продолжалось не дольше четырех минут.

Через полчаса гроза прошла, было уже совсем темно.

– Ну, я пойду, – проговорил Агорский вставая. Через минуту раздался его немного встревоженный голос:

– Марья Сергеевна, вы не брали моего пальто?

– Нет!

– Что за черт!

– Ах, боже мой! Что случилось? Где же Эммочкино пальто?

– А чепчик мой? Мой кружевной чепчик?

– Обокрали… вот калитка распахнута! Агорский быстро выбежал на пустую улицу… Кругом темно и тихо.

Воры скрылись.

Глава 8

Запыхавшись от быстрого бега и довольно увесистой, а главное, неудобной поклажи, порядком измокший Николай наконец остановился передохнуть посреди одной из глухих уличек. Тьма стояла непроглядная. Где-то пробило одиннадцать.

При свете спички он рассмотрел свой груз. Вот и бумаги. Э, да она свое собственное пальто экспроприировала! А это что, старушечий чепчик? Тьфу! Нагрузившись снова, он пошел дальше.

Вот курсы. Но отчего так темно? Электричество попортилось?

Он постучал в крепкую дубовую дверь. Сначала отворилось небольшое окошечко и выглянула голова, потом зазвенела цепь, дверь приоткрылась.

Он пошел по лестнице. В обширном помещении было тихо, темно и не видно ни души. Ничего не понимая, он спустился вниз и спросил у часового:

– Где же курсанты?

– А где же ты был? – ответил удивленно тот. – Уже два часа как курсы уехали на фронт. Да они еще, должно, на вокзале.

Николай кинул свою поклажу. Как сумасшедший, сжимая сверток, помчался по темным улицам.

Два раза его останавливали патрули. Наконец добрался до вокзала.

– Где эшелон с курсантами? – как бомба, влетел он к дежурному.

– На девятом.

Подлезая под вагоны, стукаясь о буфера и сцепы, добрался Николай до девятого пути. Вот и эшелон.

К великой своей радости, он сразу же наткнулся на Сергея.

– Николай, наконец-то!

– Сережа, вот! – ответил тот, передавая сверток. – Где комиссар?

– Ботта нет, он с другой половиной курсов уезжает под Шмеринку с другого вокзала.

Живо развернули синюю обертку. При свете свечки увидали кипу приказов и карту с полной дислокацией частей Украины. Паровоз загудел к отправлению. Сергей быстро схватил трубку полевого телефона и надавил вызывной клапан.

– Это ты, Сержик? Ага! Скажи машинисту, чтобы задержался. До моего распоряжения не трогаться.

– Ты-то кто? – спросил удивленно Николай.

– Он комиссар нашего отряда, – ответил за того Владимир. – Ты теперь с ним шути, брат!

Они выскочили и добрались до вокзала. Сергей подошел к аппарату и вызвал пассажирскую.

– Срочно попросите комиссара эшелона курсантов.

– Кто просит?

Прошла минута, две, три. Послышался снова звонок.

– Ну что?

– Поздно, – пропела мембрана. – Поздно, товарищ! Отряд курсантов уже за семафорами.

«Что делать? – подумал Сергей. – Ага! В Укрчека».

– Дайте город!.. Занято… опять занято… О, чтоб вы все пропали!

– Товарищ комиссар, – с отчаянием влетел дежурный по станции, – на двадцать минут задержка эшелона… Сейчас у меня воинские, тоже на какой-то фронт… Скорее, пожалуйста!

– Ладно! – с досадой крикнул товарищам Сергей. – Он от нас не уйдет. Я телеграфирую… А теперь-едем!

Быстро добежали до своего состава, и эшелон, рванувшись, помчался в темноту, наверстывая потерянное время.

Властно заревела сирена. Криками голосов, стуком разгружаемых повозок, лязгом стаскиваемых пулеметов разбудили опасливо притаившийся небольшой вокзал.

Сергей – на телеграф.

– Срочную в Киев.

– Нет! – И телеграфист устало посмотрел на него. – Киевская опять не работает. Порвана. Теперь, должно, до утра.

– По Морзе?

– Разбит еще на прошлой неделе.

– А через Яблоновку?

– Через Яблоновку можно… Только…

– Чего еще?

– Кравченко там. Все телеграммы проверяет, и если у вас важная, то может и не пропустить.

– Какой еще, к черту, Кравченко?

– Кто его знает, – пояснил хмуро комендант. – Был красный, а теперь вот уже третий день никого не признает. Телеграммы проверяет, поезда пропускает не иначе, как обобрав.