Евгений Дубровин - Счастливка Страница 7

«Тогда они перебили всех раненых, лежащих у воды, отрезали им носы и уши и принесли эти трофеи в лагерь и показывали их пленникам как свидетельство одержанной победы…»

Одеяло чуть сползло в сторону. Клементьев поправил его, отхлебнул вина.

«Испанцы отпраздновали победу и зажгли фейерверк. Затем привязали несколько пленников к деревьям и устроили такие соревнования: верхом они гарцевали мимо пленников и на всем скаку метали в них копья, и тот, кто лучше всех попадал в цель, получал приз…»

Ветер погасил сразу две свечи. Сильно и коротко пахнуло горячим стеарином. Клементьев отложил книгу, вытянул руки поверх одеяла и стал думать об испанцах. Вот они мчатся на тяжелых конях, держа наперевес копья, глазами выбирая место, где трепыхается сердце у привязанных людей… Зачем? Почему? Почему один человек целится в сердце другого? Из-за еды? Тепла? Самок? Как звери. И так все века…

– Добрый вечер. К вам можно?

V

Клементьев вздрогнул, перевернулся на живот и увидел возле себя женщину. Она подошла тихо. Клементьев ее услышал даже шороха. А может быть, она давно уже стояла тут.

– Добрый вечер. Присаживайтесь.

Клементьев смущенно сдвинул ногу в сторону, освобождая край матраса.

– Спасибо. Я здесь. Песок еще теплый.

Она села чуть поодаль.

– Я ваша соседка.

– Догадываюсь.

– Увидела огоньки и решила посмотреть. Я очень любопытная. Подошла, а огоньки погасли.

– Это ветер задул.

– Давайте я зажгу.

Клементьев протянул ей спички. Их руки встретились. У нее были сухие и теплые пальцы.

Она аккуратно и хозяйственно зажгла свечи. Огоньки осветили ее лицо. Оно было приятным.

– Что вы читаете?

– Так… Про пиратов.

Она негромко рассмеялась.

– Вы, наверно, самый счастливый человек на свете. Лежите на берегу моря и при свете свечей читаете про пиратов. Разрешите?

Ему понравился ее смех. Смеялась она странно: глухо и коротко, не меняя выражения лица, и казалось, что смеялся кто-то другой.

Он протянул ей книгу. Соседка близко поднесла ее к лицу, очевидно, она была близорука.

– И в самом деле про пиратов. Прочтите мне что-нибудь наугад.

– Я сам читаю наугад…

Клементьев пододвинулся к огню, оперся на локти, раскрыл книгу.

– «Некий юноша из вполне порядочной семьи убежал из дому – уж больно донимал его опекун, родной дядюшка, – и попал в руки одного плантатора. Плантатор зверски издевался над ним, требовал явно непосильной работы и морил голодом. Бедный парень в отчаянии бежал в лес и умер там от голода. Я сам видел его труп, обглоданный собаками».

Пламя свечей колыхнулось, и на книгу набежала тень.

– Бедный юноша, – сказала соседка – Вот к чему приводит непослушание…

– Вам его жалко?

– Нет, почему же… Просто он получил то, чего стоил. Он искал лучшей доли, не имея к тому данных.

– А все, кто имеет данные, находят лучшую долю?

– Почти.

– А как же быть с неудачниками? Я имею в виду талантливых неудачников.

– Талантливых неудачников нет. Это они сами придумали себе в утешение, что они талантливые. Каждый человек получает в конце концов то, чего…

– Хочет.

– Нет. Чего стоит. Иногда, правда, после смерти. Но это чаще всего касается великих.

– Вы работаете на кафедре философии?

– Нет, я медицинская сестра.

– Вас зовут донья Мария-Елизавета фон Клаузен?

– Вот еще! Почему вы так решили? Просто Инна. Читайте дальше.

Клементьев подождал, пока на книге перестанут плясать тени.

– «А вот еще случай: один слуга убежал от своего господина в лес. Но в конце концов его поймали. Плантатор привязал слугу к дереву и бил до тех пор, пока вся спина несчастного не обагрилась кровью. Тогда плантатор намазал спину смесью из лимонного сока, сала и испанского перца и оставил привязанного слугу на целые сутки. Затем он возвратился и принялся его бить снова, пока бедняга не умер у него на глазах».

– И этого вам не жалко?

– Это было так давно… С тех пор, наверно, на этом месте умерли тысячи. Но дело даже не в этом. Этот человек тоже пал жертвой собственного ума. Ум его был устроен так, что свое желание свободы он не мог осуществить иначе, чем через побег.

– Вы здесь давно?

– Вторую неделю. Уже поздно… Я пойду…

– Хотите выпить вина?

– Пожалуй.

Клементьев приподнялся, взял в руки бутыль и наклонил в сторону соседки.

– Только у меня нет стакана.

От его движения свечи погасли. Соседку не стало видно, но Клементьев чувствовал рядом тепло ее рук, дыхание. Ее волосы коснулись его пальцев.

– Хорошее вино.

– Мы купили его в одном городке по пути. Не помню названия. Что-то греческое. Пыль, жара, машины и вдруг тихий переулок, весь в тополях; прохладный, в паутине и плесени подвал. Совсем случайно наткнулся. Жена с сыном пошли на базар, а я поехал искать, куда поставить машину, и увидел этот погребок. Никого нет, только толстая бабка бочки и железные кружки с длинными ручками протирает. «Хорошее вино?» – спрашиваю. А она знаете что сделала? Сплюнула в угол презрительно. Мне нельзя за рулем даже попробовать. Поверил этому плевку и набрал полную бутыль.

– У него запах молодого солнца.

– Молодого? Это хорошо сказано.

– Утром вы его поставьте в родник. Тут недалеко, с краю лимана.

– Вы покажете?

– Найдете сами. У меня муж страшно ревнивый.

– Поэтому и место такое уединенное выбрали?

– Может быть. Вы долго здесь пробудете?

– Заехали переночевать, но уж больно здесь хорошо.

– Да… Почти как при сотворении мира. Ну, я пошла. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Она встала.

– Вы будете читать? Зажечь вам свечи?

– Нет, спасибо. Пора спать.

Соседка ушла, чуть поскрипывая ракушечником. Приподнявшись на локте, Клементьев некоторое время следил за ее силуэтом на фоне звезд, потом перевернулся на спину и, закрыл глаза, стал думать о сегодняшнем необыкновенном дне.

«Не забыть утром найти родник»… – думал Клементьев, засыпая.

VI

Клементьев проснулся от холодного ветерка с моря, который прикасался к лицу. Волосы были влажными от росы, одеяло тоже. Солнце еще не встало. Небо над морем выглядело серым, только над одним местом, где должно появиться солнце, виднелась слабая бледно-розовая полоска, как нерешительный мазок, проба не очень хорошо (вымытой кисти после красной краски по серому полотну.

Клементьев встал, надел сложенный в изголовье, еще со студенческих времен спортивный костюм, выпустил воздух из матраса, сложил все возле запотевшей бутыли и пошел в палатку, чтобы взять зубную пасту, щетку, мыло и плавки.

Верхний слой ракушечника был плотным от влаги и ломким. Клементьев шел в летних туфлях с дырочками, на босу ногу, и холодные камушки заскакивали через дырочки внутрь туфель…

Машина стояла вся в мелких капельках. Окна были завешены изнутри. Клементьев обошел машину вокруг, оглядывая колеса. Все было в порядке.

Крыша палатки, темная, влажная, чуть провисла. Полог был расшнурован и слегка распахнут. Очевидно, Лапушка вставал ночью.

Сын спал, подтянув ноги, вжавшись в матрас, почти не заметный под одеялом. Если бы не рыжие волосы, разметавшиеся по подушке, можно было бы подумать, что это так неловко сложено одеяло. В изголовье слабо светился и потрескивал приемник. Клементьев нагнулся, чтобы выключить приемник, и почувствовал запах пыльных волос. Где, когда он уже чувствовал запах рыжих пыльных волос? Именно рыжих…

И вдруг картина, настолько далекая, настолько прочно забытая, встала так ясно перед его глазами, что Клементьев очень удивился, как она могла так долго храниться в ею памяти, ни разу не возникнув из темноты в течение жизни.

Это было как будто вчера. Солнечное летнее утро. Запах чабреца и полыни. Клементьев с товарищем ползут по каменистому откосу. Клементьев впереди, товарищ сзади. Локти и коленки скользят по мелким камушкам, покрытым густой мучнистой, словно цементной, пылью. Длинные тени от табуна лошадей пересекают луг, откос, сбегают к воде пруда и мешаются с тенями ветел. Клементьев думает о том, что должно произойти, и сердце его так сильно колотится, что Клементьев боится, как бы его стук не услышали лошади. Услышат и убегут. А произойти должно вот что. Когда до пасущейся с краю табуна рыжей кобылы останется несколько метров, Клементьев с товарищем должны вскочить и броситься на кобылу. В обязанности товарища входило схватить лошадь за шею и повиснуть на ней, чтобы не дать лошади бежать. На долю же Клементьева, как старшего, приходилось самое опасное. Он должен напасть на кобылу сзади, схватить ее за хвост, занести хвост в сторону и отрезать его.

Это могло кончиться плохо. Лошадь не любит, когда ее хватают за хвост. Несколько лет назад был случай, когда трое смельчаков решили отрезать хвост у вожака табуна, и тот одним ударом копыта снес переднему полчерепа. Правда, то был вожак…