Николай Коротеев - Операция «Соболь» Страница 8

Но какие улики и против кого вез Тимофеев? Никаких! «Второй пеленг» — но ведь это предположение. Да и зачем понадобилось сбрасывать агента в заповедник? В этот медвежий угол Камчатки никто не приезжал, кроме охотничьего инспектора.

…До заповедника Тимофеев добирался с оказией. Вот уже несколько часов он и старший зоотехник мчатся на собачьей упряжке по горной тропе. Зоотехник — молодой человек, третий год работающий в заповеднике, — приехал сюда из Москвы, где окончил пушной институт. Из разговора с начальником краевого управления охотничьего хозяйства Сысовым Тимофеев знал, что зоотехник работал над диссертацией о вольном разведении соболей. Аспирант был говорлив, но скромен. Заметив, что его собеседник, занятый своими мыслями, неохотно отвечает на вопросы, зоотехник замолчал и энергично заработал остолом — длинной палкой с металлическим наконечником. Собаки сбегали с сопки быстро, и нарты того и гляди могли перевернуться.

Впереди был длинный путь по таежному бездорожью, майор не торопился завязывать близкого знакомства с Сашей Тумановым, как звали зоотехника. Василий Данилович по опыту знал; это придет само собой, и излишняя торопливость ни к чему.

Собаки бежали, дружно налегая на постромки. Саша внимательно следил, чтобы ни одна не ленилась. Небольшой мороз, градусов в двадцать, почти не чувствовался. Третий день стояла ясная погода. Звенящая тишина зимней чащи лишь изредка нарушалась лаем собак, мчавшихся в упряжке. Опушенные инеем березы, словно одетые в горностаевые шубы, поднимались по обеим сторонам и стояли в торжественном молчании.

В полдень путники остановились в распадке у ключа, среди зарослей осыпанного снегом шаломайника. Тимофеев помог Саше развести костер, кинул собакам юколы, нарубил хворосту и уселся на охапку, ожидая, пока закипит чайник.

— Давно с материка? — осторожно начал разговор Саша.

— С полгода.

— Охотой интересуетесь?

— Охотниками. Удивительные они люди. Живут отшельниками, особые законы у них. Вот и решил я полюбопытствовать. — Тимофеев подбросил в костер ветку и добавил: — Почему вы соболями занимаетесь? Зверь, говорят, редкий.

— Ну, какой же редкий, — удивленно проговорил Туманов. — Вы, видно, соболиным промыслом не интересовались?

— Не приходилось.

— Тогда, конечно, — удовлетворенно протянул Саша. — Сейчас у нас этого зверя как при Степане Крашенинникове. А собольих следов, писал он, на Камчатке столько же, сколько на Лене беличьих. Иными словами, видимо-невидимо.

Саша заговорил, горячо жестикулируя, о том, что мало еще занимаются у нас звероводством, плохо готовят зоотехников. Как и все горячие, увлекающиеся люди, Саша считал область звероводства, к которой он был привержен, самой важной, самой главной. Сначала пограничник едва сдерживал улыбку, слушая Туманова, но потом невольно почувствовал уважение к молодому человеку. Кроме того, рассказ Саши помог Василию Даниловичу многое узнать о соболе.

Он узнал, что Россия с незапамятных времен славится на мировом рынке собольими мехами. Что насчитывается около двенадцати видов, или, как говорят охотники, кряжей соболей. Самым ценным кряжем считается якутский. Камчатский соболь — самый крупный, но мех его уступает якутскому; он светлее и не так мягок. Однако попадаются и здесь такие соболи, что якутским не уступят.

Было время, когда охотники в погоне за заработком почти полностью истребили соболиную стаю. Не помогали ни запреты, ни ограничения: ценного зверя били нещадно, из-под полы продавали за бесценок купцам. В начале XX века ученые-охотоведы опасались, что соболя исчезнут, потеряют промысловое значение, как это случилось с морской выдрой — каланом.

Только после революции, правда далеко не сразу, удалось пресечь «соболиную лихорадку». Ценный зверь был отдан под строгую охрану закона.

— Наверное, во многих местах соболей истребили совсем? — сказал Тимофеев.

— В целых областях соболь исчез, — сокрушенно подтвердил Саша. — Но сейчас мы вновь заселяем их. Это называется реакклиматизацией. Мало того, сотни лет считалось, что соболь не размножается в неволе. А теперь у нас есть целые соболиные питомники. Наши ученые ведут строгий отбор зверьков и разводят только самых ценных.

Когда вода вскипела, Саша снял чайник и поставил на угли сковородку, бросив на нее нарезанную ломтиками медвежатину.

— Вам повезло, — продолжал Туманов, — приедем в заповедник, вы увидите самых лучших зверьков. Охотники давно отлавливали и отбирали наиболее ценных камчатских соболей. Восемь, красавцев, как на подбор. Их отправят на новое местожительство, на материк.

— Как же их повезут?

— На собаках, потом самолетом до Хабаровска, там по железной дороге и на лошадях — в тайгу.

— Дорого обойдется это переселение.

Туманов рассмеялся.

— Так ведь и зверь дорогой. Сколько вы думаете, стоит шкурка высшего сорта?

— Не представляю себе, — сознался Тимофеев.

Саша посмотрел на него с лукавинкой.

— Две шкурки величиной в четыре квадратных дециметра на мировом рынке в одной цене с легковым малолитражным автомобилем.

— Так дорого?

— Еще бы! Ведь соболь водится только в России.

Тимофеев взволнованно поднялся и прошелся вокруг костра. Василию Даниловичу хотелось по привычке пройтись широкими шагами, чтобы собраться с мыслями, которые возникли совершенно неожиданно. Но далеко ступить было нельзя: сыпучий снег был так глубок, что человек сразу бы провалился по пояс. Ему казалось, что узкое пространство, вытоптанное у костра, сковывает его мысль.

Тимофеев неожиданно спросил:

— В заповеднике кто-нибудь имеет рацию?

— У нас своя радиостанция.

— Это я знаю. Кто работает на рации заповедника?

— Лихарев — демобилизованный офицер. По поручению райкома ДОСААФ он организовал кружок по радиоделу.

— И много народу занимается в кружке?

Туманов назвал фамилии и прямо взглянул в глаза Тимофееву.

— В тайге что-то случилось?

— Ты понимаешь, наш с тобой разговор никто не должен знать.

— Да. Давайте завтракать, а то мясо пригорит.

Тимофеев еще несколько раз обошел костер.

Саша вдруг встрепенулся.

— Если вам понадобится моя помощь, я…

— Спасибо, Саша, — сказал пограничник и глубоко вздохнул. — Я очень жалею, что, приехав на Камчатку, сразу не заинтересовался охотой.

Сквозь клубы морозного пара, ворвавшегося в открытую дверь избушки, сидевшие увидели заиндевевший треух, залепленную снегом шинель и молодое лицо.

— Володиська! Как соболюски? — приветствовал Казина сидевший с краю у стола камчадал Василий.

Дед, как и все камчадалы, очень плохо справлялся с шипящими в русском языке, речь его изобиловала буквой «с», которой он заменял труднопроизносимые звуки. И разговор его поневоле окрашивался ласкательными интонациями.

— В мешке, дед Василий, — ответил Владимир.

Потоптавшись у двери, он тщательно поработал веником, отряхивая с олочей снег. Потом одним движением стряхнул с плеч шинель, снял треух и подошел к столу, на котором дымился чайник.

В свете керосиновой лампы, стоявшей на перевернутом котелке, пар расцветал радугой. У стола молча сидели два других охотника и не спеша отхлебывали чай из кружек. Владимир знал их и поэтому не удивился молчаливому приему. Это были братья-таежники. Жили они вдали от селений. Только время от времени появлялись в поселке, чтобы сдать пушнину и запастись продуктами. Силы они были необычайной, вдвоем убили не одну сотню медведей и славились нелюдимостью и молчаливостью.

Первой мыслью Владимира было рассказать о том, что он нашел на склоне сопки.

Тогда в темноте ночи, двинувшись к огоньку и добравшись почти до вершины, он увидел, что на ветвях огромного кедра светится электрический фонарь. Кругом дерева следов лыж уже не было. Видно, их замело поземкой. Но у самого ствола еще можно было различить глубокие вмятины от охотничьих олочей — обуви из сыромятной кожи.

Владимир присмотрелся к следам. Они показались ему разными по величине, словно здесь были двое.

Скинув лыжи и шинель, юноша вскарабкался по стволу к вершине. Там, в развилке сучьев, он увидел небольшой запасник — хранилище продуктов, завернутых в брезент. От него тянулись провода к верхним ветвям. Обрезав ножом веревки, завязанные двойным морским узлом, Владимир ощупью, по проводкам нашел батарею. Потом полез выше и снял укрепленный на самой верхушке фонарь. Он взял лампочку, смотал провода и вместе с батареями скинул их в снег. Затем спустился с дерева и уложил все в заплечный мешок.

Владимир отправился к своему костру. Долго сидел, протянув к огню руки, и думал. Откуда появилось это странное устройство? Кому и зачем оно понадобилось? Может быть, его поставили пограничники? Что же тогда? Прав ли он, что снял с дерева этот сигнал? А может быть, враг? Во всяком случае, надо идти в районный центр и рассказать о находке.