Любовь Воронкова - Беспокойный человек Страница 8

— Да хватит уж вам: радио да радио!.. — сказал дед Антон. — Ну, деревни ты, положим, перевез, клуб ты поставил, а дальше что?

— Хату-лабораторию обязательно, — вмешался агроном. — Без агротехники не обойдешься…

— Амбары хорошие надо срубить, — продолжал председатель, — дом под ясли надо строить… Детский сад… А там пионеры себе дворец потребуют!

— А по-моему, все это мечты! Все не так, не с того начинаешь, — заявил вдруг дед Антон. — Прежде всего надо строить скотный двор, ферму!

Агроном и Василий Степаныч дружно рассмеялись.

— Кому что, а ему только бы ферму! — сказал агроном, с сожалением поглядывая на деда Антона: отсталый, мол, человек. — Надо, дед, прежде о людях позаботиться! О людях!

— А я о ком забочусь? — вдруг подскочил и закричал на все поле дед Антон. — Что является самой доходной статьей нашего колхоза? Молочная ферма! Что дает главную прибыль нашему колхозу? Молочная ферма! Так надо ее на хороший фундамент поставить, эту ферму, голова! Чтобы и коровник и телятник были как в самых хороших хозяйствах, чтобы телята у нас не дохли, чтобы коровы больше молока давали. Тогда и я в новых-то дворах посмелее буду новые методы проводить. Да еще вот о кормах, о кормах надо позаботиться, луга и пастбища как следует устроить! А как пойдет хорошая прибыль с молочной фермы, тогда и дома перевози, и клубы строй, я дворцы! Я же, голова, о людях забочусь, а о ком же еще?!

Агроном, давно уже смеясь, заткнул уши. А Василий Степаныч внимательно слушал, и острые глаза его светились.

Когда дед Антон умолк, Василий Степаныч обратился к агроному:

— Ну вот, уверяешь, что под громкоговоритель спать можешь, а тут и уши заткнул! — И, улыбаясь и вдруг подобрев лицом, протянул деду Антону руку: — Хорошо сказал, старик! Я и сам знаю, — продолжал он, — что эти планы мои пока только мечты: и клубы, и дворцы, и цветники… Все это тоже скоро будет. А сейчас все средства, все силы — на основное хозяйство. Вот электростанцию подняли. Крытый ток поставили. Весной начнем наши земли в порядок приводить, кустарник корчевать под луга, под пастбища… И конечно — это ты правильно, старик, сказал — надо нам строить молочную ферму! Но уж как построим — смотри, чтобы телята у тебя не болели. Тогда у вас такой отговорки не будет, что, дескать, дворы плохие — телята простужаются!.. А может, ты, старик, тоже со мной в район поедешь! Может, сам доложишь насчет двора-то?

Но дед Антон, уже притихший, отмахнулся:

— Не видели меня там! — И, усмехнувшись, добавил: — Да и говорить я не умею. Как заговорю, а Медведев уши и зажмет. Что ж из такого разговора выйдет?.. Ну, вы тут еще поплануйте, а мне на скотный двор пора.

И, надвинув поглубже шапку, он торопливо зашагал по дороге.

Дед Антон шел бодро и легко. Что-то пело у него в душе: то ли апрельский хмель, бродящий в воздухе, веселил его, то ли председателевы слова придали ему молодости… Так! Значит, новый двор будут строить! Значит, и с телятами дело наладится. В новом дворе простужаться телята не будут — значит, и болеть не будут. И все успокоятся: и Петр Васильич, и старуха Рублева, и он, дед Антон, успокоится тоже — не будут больше «шатать его в разные стороны»… Конечно, может и очень хорошо телят на холод выносить, а все-таки кто его знает? В тепле-то надежнее…

Дед Антон шел по хрустящей тропинке мимо деревни прямо к скотному, глядя на старые, приземистые постройки, на щелястые, посиневшие от времени бревна, на обвисшие, насупленные крыши, и ничего не видел. Видел он другое: высокие, крепкие стены, длинный ряд блестящих окон, выбеленные стойла…

— Печки в телятнике сделать надо как следует, — прошептал дед Антон, будто новый двор уже и в самом деле стоял наготове. — За печки я сам возьмусь. Теплота будет — ни один теленок уж тогда у нас не простудится!..

Недалеко от скотного его встретила Настя. Она бежала ему навстречу.

— Куда торопишься, шеф? — весело спросил дед Антон.

— За тобой, дедушка Антон!

Дед Антон заглянул ей в лицо и встревожился:

— Что это глаза-то у тебя … ветром надуло или плакала?

У Насти дрогнули губы. Она опустила ресницы и, еле удерживая слезы, сказала:

— Иди скорей, дедушка Антон… Там черный теленочек… погас.

Золотая Рыбка

Прозвенел последний звонок. Занятия кончились. Ученики разошлись по домам. Школа затихла. Только в пионерской комнате еще слышались голоса — там собрался кружок юных животноводов. Ребята собрались, чтобы выяснить, как идет работа в кружке, какие успехи есть, какие неудачи.

— Наши ягнята все здоровы и в хорошем состоянии, — тоненьким голоском доложила юннатка Оля Ситкова, круглолицая дочка доярки Аграфены, — мы их кормим каждый день. Маша Нилова ходит в обед, а я — вечером.

— Мы и вместе часто ходим, — добавила маленькая кудрявая Маша Нилова, — потому что интересно… И большие стали! А у одного барана рога крепкие, как из камня!

— Настя Рублева, — обратился к Насте староста кружка Володя Нилов, старший брат Маши и такой же, как она, кудрявый, — доложи о своих телятах.

Настя не встала для доклада и сказала, не поднимая головы:

— Я доклад не буду делать… И… вообще, вычеркни меня из кружка.

Володя уставился на нее непонимающими глазами.

— Да, вычеркни. Вот и всё.

— Пускай скажет, почему! — сказал Миша Соболев. — Заленилась, наверно!

— Ее теленок забодал! — засмеялся Сашка Трифонов.

А Оля Ситкова и Маша Нилова с удивлением и любопытством обернулись к Насте и ждали, что она скажет.

Настя, сдвинув тонкие черные брови, упрямо молчала, и румянец медленно заливал ее лицо. Что им сказать?

Оля и Маша шефствуют над ягнятами, они никогда не были в телятнике. Ребята все коноводы и коногоны, все ярые лошадники. Володя Нилов уже кандидат на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Он вырастил одного жеребенка — вороную кобылку Ласточку. А сейчас шефствует над сивым коньком Крылатым. Он и имя ему сам дал — Крылатый! У жеребенка длинные ноги, и Володя уверен, что конек будет летать, как на крыльях… Ну что ж, может и правда будет!

Миша Соболев и Сашка Трифонов тоже растят жеребят. Сашка своего Рыжика готовит в армию, в кавалерию. Ну, это еще неизвестно, выйдет ли из Рыжика кавалерийский конь, — это Сашка так уверяет. А Миша Соболев только и знает, что старается своего жеребенка раскормить. Он говорит, что его Зорька будет рабочей лошадью, но рабочей лошади надо быть сильной, а чтобы лошадь как следует силу запасла, ее надо побольше кормить…

Ну что им сказать? Они на конюшне — как у себя дома. Конюх дядя Гаврила хоть и покричит на них иногда, так ведь только за дело. Но зато и учит их — и как жеребяток чистить, и как гривку расчесывать, и как кормить, и как за копытами смотреть… А Настя?

И вдруг сразу все горькие минуты ее шефства встали перед ней:

«Бабушка, можно пойти к теляткам?»

«А что тебе там делать?»

«Бабушка, я шеф!»

«Шеф! А что ты понимаешь в телятах, шеф? Некогда мне с тобою!..»

И шеф сидит дома. Но шеф этот настойчив. На другой день снова:

«Бабушка, я пойду с тобой в телятник».

«Пойдем».

«Бабушка, ну дай я сама напою кого-нибудь! Вот этого бычка, Бархатного. Как он мне нравится! Прикрепи его ко мне!»

«Да он у тебя и пойло прольет и не напьется. Нет уж, Не лезь. Подрастешь — в помощницы возьму, тогда и поить будешь».

И шеф только стоит да смотрит, как телятницы поят.

А нынче?.. Ну, нынче совсем погнали из телятника шефа.

Погнали, да и всё:

«Не крутись под ногами, не до тебя тут! Иди домой! И что это, в самом-то деле, повадилась!»

Настя могла бы это все сейчас рассказать на кружке, но строгое лицо бабушки с горькой морщинкой около тонких губ глядело на нее. Еще бабушке этого не хватало, чтобы Настя на нее пожаловалась!..

— Почему ты бросаешь работу? Не нравится, что ли? — спросил Володя. — Надоело? — Володя сдвинул свои мягкие светлые брови, его пухлые губы приняли обиженное выражение. — А говорила-любишь телят! Вот как крепко ты их любишь!

Настя опять опустила ресницы. Да разве она их не любит! Она бы целый день крутилась около них, если бы ей позволили; она бы их и гладила, и чистила, и кормила бы… Тотчас вспомнился желтый лобастый бычок, у которого глазки светились, как фонарики, его шелковые ушки, его нежная мордочка.

— Надоело, — тупо повторила Настя, не поднимая глаз, — не нравится…

У Володи вспыхнули щеки от досады. «Ну и дура!» — чуть не крикнул он. Но сдержался. Только поглядел на ребят заблестевшими глазами и снова обернулся к Насте:

— Может, ты вместе с девочками будешь за ягнятами ходить?

— Ну, ягнята!.. — Настя со слабой улыбкой покачала головой. — Разве можно сравнить! Телятки умные такие, ласковые!.. А эти… Они же глупые совсем!

Володя потерял терпение.