Аркадий Гайдар - Том 3. Ранние и неоконченные произведения Страница 9

— Да! — Гневно шагал атаман по палатке. — Выслать во все стороны пешие и конные разведки. Отряд разыскать; посты к ночи удвоить.

Через несколько минут потянулись пешие разведывательные партии, и легко понеслись куда-то три небольших конных отряда.

— К чёрту! — говорил атаман, — мало ли что юнкера, — нас втрое больше. В случае чего и Шакару можно попросить. Не даст, скотина! Он таких дел недолюбливает: ему бы наверняка. Поезд сначала спустить, а потом ограбить, на обозников каких-либо напасть, а прямо-то он не любит.

— Не даст — и чёрт с ним! Мы и сами не хуже его сделаем дело.

В лагере не было слышно ни обычных пьяных криков, ни песен, и настроение было подавленное. Повсюду кучками толковали о случившемся.

— Жалко Могляка!

— Чего жалеть-то? Ты за своей башкой смотри.

Послышался торопливый топот. К атамановой палатке подскакал какой-то хохол без шапки, без седла и быстро говорил о чем-то Забобуре.

— Что там такое? — спросил выходя «сам».

— Отряд вернулся и стоит на прежнем месте.

— Ага! — довольно воскликнул атаман, — теперь расквитаемся! Заруба! Карасю приказ: завтра к ночи встать позади отряда, поблизости. Борохня! наши от Сыча-мельника вернулись?

— Вернулись.

— Порошок привезли? Давай их сюда. Ну, что, где? — спросил он кого-то из вошедших.

— Вот! — и тот передал ему небольшой, завязанный из грязной тряпочки, узелок.

— Кто из Дубков сообщение привез?

— Вавила-косой.

— Давай его ко мне.

В палатку вошел все тот же прискакавший с донесением об отряде хохол и низко поклонился.

— Откуда солдаты воду берут? — спросил его атаман.

— То-ись как? — не понял тот.

— Ну из деревни… из речки?

— Не! из колодца, что возле Яковой мельницы.

— В чем обед варят?

— Кухня у них есть такая, на колесах.

— Вот что, Вавила! Вот тебе порошок и чтобы завтра до обеда он уже был в колодце.

— Никак невозможно! — ухмыльнулся мужик.

— Как невозможно, дубина! Вот я тебе стукну по башке, так будет возможно!

— Народу всегда там ихнего много.

— Мало ли что много. Долго ли кинуть!

— Ладно, попробую.

— На вот, попробуй! — крикнул атаман и вытянул несколько раз мужика плетью, — чтобы ты у меня больше не пробовал, а точно делал, как говорят.

— Что же… Сделаем, — согласился Вавила. — Если уж такое от вашей милости строгое приказание, — сделаем.

— Ну то-то! А ночью я у вас сам буду.

Атаман отослал мужика и злобно пробормотал:

— Могляка разбили! Я вам покажу… С-собачья коммуна!

Могляка разбил отряд Сергея. Отличная разведка установила его местонахождение. Банда, введенная в заблуждение поведением отряда и не ожидая нападения, мирно перепилась. Перехваченный приказ Битюга дал отряду новые указания, и сильным ударом банда была уничтожена. Впрочем, это был лишь первый шаг. Предстояло взять Битюга.

Наши друзья утром проснулись довольно рано, часов около семи.

— Значит сегодня наступаем?

— Значит так.

— Трудно только по такой дороге подойти ночью.

— Ночью мы подойдем только до леса, а свернем уже к рассвету.

— Пойдем умываться.

Пошли к колодцу. Еще не доходя, они услышали какой-то треск, похожий на негромкий револьверный выстрел, но не обратили на него внимания. Теперь же, подходя к мельницам, они увидали кучку оживленно суетящихся курсантов.

— Колодец либо отравили, либо заразили, — сообщили Сергею сейчас же курсанты.

— Вот этот субъект. Ему Кузнецов из нагана руку просадил.

Подошел Кузнецов и пояснил: он сегодня дневалил по лагерю и заметил, что какой-то мужик все время толкается около мельниц. Это ему показалось подозрительным, так как доступ за черту расположения курсантов был запрещен. Он спрятался за плетень и стал наблюдать. Человек подбежал к колодцу и что-то туда бросил.

— Стой! — крикнул, выбегая из засады, дневальный.

Куда там «стой!» — человек огромными прыжками бросился в сторону, намереваясь перемахнуть через плетень, но в следующую же секунду повис на нем с простреленной рукой.

Отравитель, дрожа от боли и от страха, сознался в том, что приехал ночью от атамана, который и приказал ему бросить этот узелок в воду, при чем для подтверждения показал протянутый через всю спину ярко-красный рубец от ременной нагайки. Ночью он заезжал в деревне к некоему Макару, по прозванию Щелкачу, и передал ему, что атаман велел тотчас же сообщить, как подействует отрава. И если подействует, то ночью же он нападет на красных сам.

— Вот что! — сказал Сергей. — Нам теперь незачем тащиться по трудной дороге в лес. Мы подождем, пока они сами не подойдут к нам. Но необходимо дать им уверенность, что отряд действительно отравлен.

Для наибольшей правдоподобности было приказано: по лагерю никому не разгуливать, в деревню ни под каким видом не отлучаться.

Сам Сергей с товарищами отправился к старосте и приказал к завтрашнему дню приготовить подводы, потому что отряд уезжает, при чем было прибавлено, что люди позаболели и есть предположение, что они отравлены. Если же последнее подтвердится, то, уезжая, они подожгут деревню со всех концов.

Вернулись обратно.

— Вот только насчет деревни-то зачем ты им пыли напустил? — спросил Николай.

— Чудак! Как только Макар Щелкач узнает, что люди заболели, он поймет это по-своему, а то обстоятельство, что отряд, уезжая, собирается сжечь это гнездо, заставит его поторопиться донести вовремя атаману. Я, брат, хочу, чтобы уже наверняка.

В лагере курсантов, с наступлением сумерок, началось сильное оживление. Заранее выбрали позиции, измерили дистанции, вырыли и замаскировали окопчики для пулеметов. На рассвете из секретов прибежали курсанты и сообщили: один о том, что банда заходит в деревню, другой о том, что банда подходит к оврагу, лежащему в двух верстах.

И еще тише прилегли цепи и еще безмолвнее притаились пулеметы за увядшей листвой мнимых кустов. А серая полоса на окраине неба ширилась и светлела.

Атаман шел вместе с отрядом со стороны оврага, Карась занял деревню.

«Уж не подохли ли они?» — подумал атаман, когда они беспрепятственно приблизились меньше чем на версту к мельницам.

Но в это время несколько редких выстрелов послышались со стороны лагеря, и пули зажужжали где-то высоко в стороне.

«Ну и стрелки!» — подумал он и густою цепью быстро повел банду вперед, туда, откуда защелкали редкие и совершенно не достигающие цели выстрелы.

Захлебываясь от радости и предвкушая богатую добычу, бандиты, гуще и гуще смыкая цепи, уже чуть ли не толпами неслись вперед.

— Ого-го-го! Бросай винтовки!

— Мухи дохлые!

Горя от нетерпения, из окраины деревни, бегом, чуть ли не колоннами, бросилась банда Карася с ревом:

— Даешь пулеметы!

— Дае-ешь…

Но тут взвилась голубая ракета, и раздался грохочущий могучий залп, слившийся с рокотом четырех, направленных в самую гущу, пулеметов.

Огорошенные такой неожиданной встречей, бандиты дрогнули и залегли; но расстреливаемые метким огнем по заранее измеренным дистанциям, в панике бросились бежать. Убегающие люди Карася напоролись на засаду и заметались, бросаясь через огороды и плетни.

Разгром был полный. Через час отовсюду стали возвращаться запыхавшиеся и обливающиеся потом преследовавшие бандитов роты.

Весь день разыскивалось и собиралось оружие с убитых. Дорого обошлась эта операция атаману. Сам он скрылся, но среди трупов оказались Оглобля, Черкаш, а также атаманова Сонька. Она лежала посреди небольшого болотца с простреленной головой. В сумке нашли флакон одеколона, пудру и дневник; в нем под рубрикой «моя месть» в списке лично ею уничтоженных врагов значилось — 23 человека.

Далеко по окрестным селениям пронеслись вести о смерти Могляка, Оглобли, Черкаша, Соньки и Сыча-мельника и о разгроме их шаек.

Банды притихли и разбились на кучки, ожидая лучших времен, так как ползли отовсюду слухи о поражениях красных на фронтах и об успехе белых.

Прошло уже около месяца с тех пор как отряд уехал из Киева. За это время он совершенно оторвался от прежней жизни и потерял почти всякую связь с курсами.

И потому с огромной радостью сегодня встретили весть о том, что их телеграммой вызывают срочно в Киев.

Все отлично знали, что не пройдет и несколько недель, как снова придется выступать с оружием против одного из бесчисленных врагов, но тем не менее по городу сильно соскучились.

Слишком уж напряженно-живая и интересная была в то время там жизнь.

Через два дня отряд подходил к станции, где живо погрузился и без задержки помчался к Киеву.

Очевидно машинист огромного американского паровоза и начальники мелькающих станций имели на этот счет особое приказание. Потому что еще рано утром курсанты радостными криками приветствовали показавшийся город.