Денис Осокин - Ангелы и революция

Денис Осокин

Ангелы и революция. Вятка 1923

Предисловие

Вообще-то говоря, моя роль в этой публикации чисто курьерская. Я принес рукопись в редакцию, а дальше все завертелось само. История нашего знакомства с автором проста. В конце декабря подвели итоги литературного конкурса «Дебют», членом жюри которого я был. Предельный возраст конкурсантов жестко ограничивался двадцатью пятью годами.

В номинации «короткая проза» победителем и без преувелечения открытием стал Денис Осокин из Казани. Обаяние его безукоризненно стильной, изощренной, хотя при этом удивительно искренней прозы покорило не только жюри, но, что сложнее представить, самих участников, являвшихся конкурентами Дениса в борьбе за вполне материальный приз.

Честно говоря, у меня до сих пор не очень-то укладывается в голове, как мог совсем еще юный автор с такой достоверностью и почти гипнотической убедительностью воссоздать дизайн, речевой строй, если угодно, сам запах времени, от которого его, как ни крути, отделяет дистанция длиной в несколько собственных жизней.

Пара слов от Господа Бога

На момент издания книги автору текстов исполнилось 22 года. Он считает себя неплохим писателем-примитивистом и в настоящее время работает в Вятской ЧК.

Бесстыжая дачница

Вы ее видели. Вот она ходит садовыми дорожками и к пристани за хлебом и колбасой. Вот ее шлепанцы, вот белая кофточка и полотенце на поясе. Вот подвернутая юбка и искусанные слепнями ноги.

Летом солнца хоть отбавляй. У нее есть лодка, в ней она плавает вокруг нашего дачного острова. Помахивая веслами, сидит в лодке голая и приближается к берегу на такое расстояние, когда белое пятно ее тела уже приобретает резкость, но с берега надо морщить лоб и по-дурацки пучить глаза, чтобы что-нибудь различить.

Даже в женской купальне женщинам неудобно — так она сидит, и лежит, поворачивается, наклоняется, оглядывается по сторонам. Женщины возмущены еще тем, что эта дачница так неоправданно дорожит волосами на своем теле.

Она всегда там, где много людей. Цыпа-цыпа — так приманили мы ее в первый раз.

Молодой рабочий

Изверг молодого рабочего, горячий и огромный, разобьет все папенькины окна, опрокинет маменькино канапе, огреет по уху братца, напугает до ужаса сестру, которая — ах! — запомнит его на всю жизнь, раздавит кота-евнуха, найдет меня в моей комнате, толкнет в живот, порвет кружево, подденет, насадит как гайку и унесет отсюда — боже, боже, приведи! Он бешеный, красный молот. Да, да — я социалистка. Да здравствует пролетариат. А папенька сволочь. Ненавижу буржуя, — так думала Валя, дочка главного инженера, в своей комнате в 11 часов утра.

Злобный пиротехник

Злобный пиротехник Валериан Венерин женился по большой любви. Его жена Женя была ласковая и очень молодая. Все свои пакеты и бумажные стаканы с адскими начинками Венерин хранил под супружеской кроватью — ему было невыразимо мило видеть и чувствовать, как раскрасневшаяся Женя взвизгивала и еще крепче впивала свои маленькие пальчики в четырехугольную его спину всякий раз, когда кровать начинала ходить и продавливаться.

Лека, злобный, когда же ты уберешь этот порох из-под кровати? — шептала маленькая Женя холодными как снег губами. Но мы-то знаем цену этому холоду, этим словам. Знали и пиротехник с женой. Извини, хомячок, я опять забыл, — бубнил Венерин, и в глазах его стояли слезы любви.

Картофельное сердце

Мы нашли картофелину, имевшую форму сердца. До чего же круглого и толстенького.

В нем было что-то неприличное, но все всё равно смеялись и думали об этом каждый про себя. Один только папа его перевернул и сказал — вот смотрите. Тогда и Коля его перевернул, но несколько по-другому. А Полина с мамой скорчили рожи и воскликнули — ну-у мужики! Но глаза их светились радостью. Все были рады на кухне целых пять минут оттого, что Коля эту картофелину не почистил, а оставил в подарок для своей жены Полины.

Прошло уже много времени, а картофельное сердце все еще лежит у нас на окне и даже не позеленело.

У собаки крылья

Мы шли по мосту и оживленно гадали — какие крылья могли бы быть у той или иной собаки:

у немецкой овчарки крылья, как у орла,

у таксы крылья маленькие, она ими часто машет, как утка (такса — утка среди собак),

пудель при полете помогает себе ушами, по бокам у него еще одна пара крыльев — они такие же дурацкие и всклоченные,

у фокстерьера крылья жука, и при полете он единственный не лает, а издает специфическое жужжание,

у мопса крылья — дамские вееры,

у пойнтера эластичные элегантные эллипсы,

у болонок — розовый язычок и глаз не видно, крылья болонок — два аккуратных сочня с творогом,

борзые летают — девушки сходят с ума, и крылья у борзых, как у архангелов на полотнах итальянских возрожденцев,

лайки и шпицы имеют невидимые крылья — слишком долго жили они среди колдунов,

нетрудно представить, как может летать бульдог — отчаянно машет едва заметными кругляшами и все норовит оттолкнуться от какой-нибудь другой летящей рядом собаки, собаки не ворчат, они любят бульдога — мы решили, что бульдогу надо бы пропеллер,

а спаниель переворачивается в воздухе с живота на спину, он сам себе пропеллер, и крылья ему не нужны.

Мост был длинный, прогревшийся за день, и собаки с нашими крыльями летали над ним.

Жорж на Кате

Жорж на Кате смотрелся бы лучше, если бы Катя была поумнее. Но Катя ведь дура — круглая рожа и много красится. А Жорж — философ, учится в Харьковском университете, и в Киеве его любит одна хорошая девушка.

Жорж, например, всегда опрятно одевается — высокий, подтянутый, с новым саквояжем. А Катя любит яркие цвета, кричащие и фальшивые.

Утром снег навалится, Катя виснет на Жорже и говорит: Жоржуня, позавтракаем?.. И закрой, пожалуйста, форточки.

Форточки же хоть закрой, хоть выломай — теплее в комнате не будет.

Бум да бум — посреди холодной комнаты кровать гуляет. Катя, ясное дело, рада — Рождество не за горами, под Катей две простыни, а на Кате Жорж. На Рождество они поедут в Ковну и поженятся. Потолки высоко, и Катиной душе совсем не тесно в круглой Жоржевой комнате.

Мы ведь понимаем, милые ворчуны, твои, Жорж, друзья. Но все-таки скажем Жоржу: Жорж, с Кати слезь-ка! И найди себе кого-нибудь получше.

Скажем так, хотя от этих собственных слов на сердцах у нас грусть и холод.

Девочка и баба

Ангел Дима рассказал мне эту историю.

У генерала Крушилова, проживавшего в Киеве, была дочка Машенька. Милый эльф с блестящими глазами и сердцем чистым, как белая бегония. Машеньке едва исполнилось семнадцать лет, и родители звали ее не иначе как мышонок, бельчонок, Минька, а на Рождество и Пасху дарили ей длинные вязаные носочки с орехами внутри. Целый год Машенька проводила в городе, а летом ее отправляли на дачу к старой папиной кузине отдохнуть.

Так было всегда, так случилось и этим летом. Только на этот раз еще и поселился по соседству с нашими дачницами прапорщик Кныш, чистый таракан, отдыхавший после ранения. Он-то и водил Машеньку гулять на луг и к себе в сад помогать собирать вишни.

Из Киева Машенька уехала прелестной и скромной девочкой, а вернулась ражая и истошная баба, ошалело поводившая глазами. Она ходила по дому как бульдог на задних ногах, рядилась в какие-то шали и тыкала папеньку в живот, говоря при этом — эге! — раздувала ноздри и подмигивала. Генерал и его жена целыми днями метались по комнатам, поочередно хватались за головы и кричали — ой-ой! Или же, закрывшись в спальной, подолгу смотрели друг другу в глаза, держались за руки и слушали в окно, как на улице Машенька топала ногами и хрипло смеялась, объясняя чего-то кучеру.

Большая субботняя любовь

В субботу, куда бы нас ни звали, и какая бы погода ни стояла на дворе, мы с Аней знаем — сегодня должна состояться наша большая субботняя любовь. Что это такое? — это пять часов на простыни посреди пустого дома и выходного дня. Ай, какие там пять часов! — ведь мы не англичане, чтобы знать об этом.

Мы много работаем, и жизнь наша — долгие холодные дни, но едва успев пожениться, мы твердо решили — большая субботняя любовь станет нашей семейной традицией номер один. Все всегда грустно наполовину, и зима здесь не станет мягче — упаси бог! — мы этого не хотим. Мы только говорим друзьям — в субботу к нам не приходите, — ведь они не знают, когда может начаться и закончиться наша большая субботняя любовь.

Нелли

Милая, она не носит больше очки после этого случая. Они осыпались, как труха, на трамвайную ступеньку. Известно, что трамвай без лошади движется дьявольской силою, а Нелли зашла в него не перекрестившись.