Эльфрида Елинек - Похоть

Похоть

Там, в потаенном гроте,

Устами друга

Я жажду утоляла…

И к свету дня оборотясь,

Исхоженного луга не узнала,

И стадо, что пасла, я растеряла!

1

Плотная завеса отделяет женщину и ее домовладение от прочего люда, тоже обладающего собственным жильем и наделенного своим уделом. У них, у бедняков — свои пристанища, где мелькают их приветливые лица, которые отличаются сплошной безликостью. Там они спят, своим положением демонстрируя зависимость от чужого расположения, от их директора и Вечного Отца, овевающего всех своим дыханием. Этот человек, суверенно правящий миром и каждому способный отмерить истину по своему разумению, женщинами нынче сыт по горло. Он громогласно возвещает, что ему нужна именно эта женщина — его жена. Он столь же дремуч, как деревья в окрестном лесу. Он женат, и это создает противовес другим его удовольствиям. Супруг и супруга не стыдятся друг друга. Вместе им весело, они были и есть одно неразрывное целое.

Зимнее солнце в эту пору совсем неяркое, и оно гнетущим образом действует на нервы целому поколению молодых европейцев, выросших в здешних краях или просто приехавших сюда покататься на горных лыжах. Дети местных рабочих с бумажной фабрики познают мир спозаранку, в шесть утра, отправляясь в хлев и пугая скотину своими зловещими тенями. Жена директора отправляется гулять с ребенком. Она одна стоит больше, чем половина местного населения, вместе взятого. Другая половина, стоит только завыть сирене, отправляется на фабрику под начало ее мужа. Люди всегда тянутся к тому, что расположено поближе и лежит у них под ногами. У женщины пышная и хорошо уложенная прическа. Она гуляет с ребенком уже целый час, но дитя, опьяненное дневным светом, тянется к спорту, забывая обо всем. Стоит выпустить мальчишку из поля зрения, как он ныряет в самый глубокий сугроб, лепит снежки и швыряется ими. Земля испачкана свежей кровью. На заснеженной дорожке рассыпаны птичьи перья. Куница — или это была кошка? — сыграла здесь в свою привычную и естественную игру: подкралась на мягких лапах — и добыче конец. Птичий трупик куда-то уволокли. Женщину привезли сюда из города, где муж руководит бумажной фабрикой. К окрестным жителям мужа причислять не стоит, он сам по себе — особая статья. Пятна крови разбрызганы по всей дорожке.

Муж, мужчина. Он занимает большое пространство, в котором слово дано только ему.

И сыну его пришла пора научиться играть на скрипке. Директор не знает каждого из своих рабочих в лицо, но их лицевые счета ему известны. Бог вам в помощь, всем вместе взятым. На фабрике создан хор, который поддерживают спонсоры, чтобы господин директор мог дирижировать, упиваясь собой. Хор разъезжает на автобусах по окрестностям, и люди потом говорят: «Это было незабываемо!». Вот и ездят они по маленьким городкам, прогуливаются несоразмерным шагом по улочкам и выгуливают свои безразмерные желания, заглядывая в витрины провинциальных магазинов. В залах, где они выступают, хор обращен к зрителям фасадом, а тыльной стороной подпирает барную стойку. Ведь и птица на лету видна зрителю лишь с одной стороны. Певуны, осмотрительно и усердно перебирая ногами, выплескиваются из арендованного автобуса, клубящегося их испарениями, и пробуют голоса прямо под лучами солнца. Облако звуков возносится к небосводу, когда этих невольников выставляют напоказ. Их семьи, на время лишенные отцов, привыкли обходиться скромным доходом. Хористы едят сосиски, пьют вино и пиво. Они наносят вред своим голосам и чувствам, неосмотрительно ими распоряжаясь. Жаль, что певцы — самого низшего пошиба, какой-нибудь оркестр из Граца способен заменить любого из них, а может и поддержать, зависит от того, как все представить.

Голоса их ужасно слабы и покрыты патиной воздуха и времени. Директору нравится, что певцы своими голосами выпрашивают у него воспомоществование. Даже самые распоследние могут добиться успеха, если приглянутся ему по музыкальной части. Хор — это хобби господина директора, и мужчины смирно стоят в своем загоне, когда их привозят на место выступления. Директор даже вкладывает собственные деньги, если заходит речь о вонючем и кровавом отборе на окружном певческом конкурсе. Он обеспечивает себе и своим певцам устойчивость перед лицом исчезающего мгновения. Мужчины — словно дома, возведенные на высоком фундаменте. Им хочется налепить вокруг себя кучу домишек, на них похожих, чтобы жены узнавали мужей своих по трудам их, когда неуемные строители выйдут на пенсию. В конце недели эти небожители теряют силу. Они больше не взбираются на строительные леса супружеских спален, а поднимаются на возвышение в трактире и поют там по принуждению, словно мертвецы готовы восстать и устроить им овацию. Мужчины всегда хотят быть больше, чем они есть на самом деле, хотят, чтобы росли результаты и круто вздымались показатели. Таков их всегдашний настрой.

Женщина бывает недовольна мужем и сыном — двумя изъянами, которые омрачают ее жизнь. Сын — цветная копия отца. Ребенок у них — особо охраняемый объект, но фотографировать себя он пока позволяет. Он бегает за отцом по пятам, чтобы однажды вырасти и стать настоящим мужчиной. Отец надевает на сына удила скрипки, так что клочья пены летят с оскаленной морды. Жена своим телом обеспечивает слаженность работы их семейного предприятия и порождает нежные чувства друг к другу. Женщина гарантирует мужчине доступ к вечности. Эта женщина обладала отменным здоровьем и наделила им ребенка сполна. Сынишка дома очень послушен, зато в спорте буйствует вовсю и не дает спуску друзьям: они единогласно избрали его вожаком, охраняющим подножие лестницы, ведущей в рай небесный, где нет безработицы. Отец уверен в себе, его не смахнешь с лица земли. Он держит в руках фабрику, а в карманах своей памяти держит имена рабочих, которые пытались улизнуть от хорового пения. Ребенок — отличный лыжник, деревенские дети стелются под ним, как трава. Они-то не в рубашке родились. Женщина со своей косметичкой, которую надо мыть каждый день, больше не становится на лыжи. Она бросает якорь ребенку, пусть пристанет к ее уютному берегу, но сын рвется вперед, чтобы нести свой огонь обитателям бедных лачуг. Все должны заразиться его пылом. Он готов объехать весь мир в своем красивом лыжном костюмчике. Отец его раздувается, как свиной пузырь, поет, играет, орет и трахается. Хор по мановению его руки кочует по горам и по долам, от сосисок к жаркому, и при этом еще поет. Певцы никогда не задают вопрос, что им причитается за песни. Зато хористов никогда не вычеркивают из ведомости на зарплату. Дом у директора обставлен светлой мебелью: большая экономия на освещении! Да, светлый дом заменяет нам весь белый свет, а мир без песен пресен.

Хор только что прибыл. В его составе — мужчины солидного возраста, радующиеся возможности на время улизнуть от своих жен. И сами их жены тут как тут — с туго завитыми локонами (о, нерушимая власть сельских парикмахеров, сдабривающих красивых женщин хорошей толикой перманента!). Хористы выбираются из автобусов и устраивают праздник на природе. В конце концов, питаясь одним светом и воздухом, долго не попоешь. По воскресным дням жена директора неспешно выходит на первый план. В церкви с нею говорит Бог, и само выражение его лица на живописных изображениях возмутительно. Старухи, склоняющиеся в молитве, наперед знают, чем все закончится. Им известно, как звучит последняя нота. Правда, из-за недостатка времени они так ничему в жизни и не научились. Они карабкаются от одного указателя крестного пути к другому, чтобы совсем скоро предстать перед Создателем, перед Отцом Небесным, единым в трех унылых лицах, держа в руках свою обвисшую шкуру как направление на прием в местную поликлинику. В конце времен время останавливается и слух наш очищается от шума жизни, слушать который мы были обречены во всякую пору. Как прекрасна природа в ухоженном парке, как красиво поет в трактире хор.

Женщина окружена со всех сторон горным массивом, на склонах которого резвятся опытные спортсмены. Она понимает, что ей не хватает надежной опоры, не хватает надежды, за которую жизнь могла бы ухватиться. Семья — дело хорошее, однако семью надо хорошо кормить и приносить ей себя в жертву по праздникам. Любезные домочадцы льнут к матери, сидят рядком и говорят ладком. Женщина обращается к сыну, окружая его (сало, в котором жируют опарыши) тихими и заботливыми причитаниями. Она печется о нем, защищает его своим мягким оружием. Он с каждым днем становится старше, и в нем будто что-то умирает каждый день. Сына не радуют причитания матери — он клянчит себе новый подарок. Подобные сделки по поводу игрушек или спортинвентаря — это их способ общения. Мать с любовью набрасывается на сына, но, как пенящийся ручей, проносится мимо него, и звуки ее затихают в глубине ущелья. Он — единственный ребенок. Муж возвращается из конторы, и жена вся сжимается в комок, чтобы мужчина не почуял ее плоть, возбуждающую аппетит. Из проигрывателя льется барочная музыка. Женщине приходится прилагать усилия, чтобы сохранять цветущий вид и быть похожей на цветные фотографии, снятые в прошлом году в отпуске. Ее ребенок не в состоянии произнести ни одного искреннего слова, ему хочется только одного — поскорее навострить свои горные лыжи, я вам клянусь.