Бенуа Дютертр - Бунтарка

Бенуа Дютёртр

Бунтарка

I. Элиана на Капри

1

«Так что же, экономика взбесилась? Чего мы ждем, чтобы снизить выбросы, вызывающие парниковый эффект, и начать серьезно бороться против потепления атмосферы?» Элиана повернулась на шезлонге, чтобы подставить солнцу левую половину лица. Морская нега сладостно полнит ее тело. Мозг прочистился, освободившись под чуть солоноватым ветерком от мыслей о неотложных профессиональных делах, однако в неконтролируемом сознании время от времени лопаются пузырьки политической тревоги, исторической растерянности и, похоже, периодически выныривает сюжет ее будущей передачи: «Тяжеловесные грузовики заполонили дороги и днем и ночью отравляют воздух выхлопными газами. Генетически модифицированные организмы превращают природу в патентованный продукт. Мир стремительно движется к катастрофе. Надо остановить адский механизм… Да, но какое мы имеем право тормозить развитие слаборазвитых стран? Нет ли в этом некоего оправдания привилегий?» Элиана делает еще одно усилие, пытаясь поразмышлять над этой проблемой, но все куда-то испарилось. И совсем другие порывы, выныривающие из глубин ее тела, нашептывают: «Да брось ты, восхищайся лучше красотами пейзажа, наслаждайся этими волшебными мгновениями».

Далеко в солнечной пыли высится силуэт палаццо XIX века, вцепившегося в итальянский берег, как последний романтический свидетель… Слова и идеи находят друг друга. Для Элианы понятие романтизма всегда сочеталось с понятием революции, и вот уже в третий раз за это утро мысли ее обратились все к тому же неотвязному лицу. Она опять увидела молодого рабочего, которого встретила в прошлом месяце во время забастовки железнодорожников; невозможно забыть свежесть этого парня, его белокурые курчавые волосы, его возмущение капиталистическим строем, желание что-то изменить, крикнуть, что люди – это не товар. Она не забыла и слов его подружки, которые так точно определяли место женщины на производстве или, вернее, отсутствие всякого места.

Элиана наклоняется к столику, отпивает глоток фруктового мультивитаминного сока и вдруг улыбается. В сущности, она принадлежит к привилегированному классу, и все время думать о революции на борту круизного теплохода по меньшей мере смешно, но ничего не поделаешь. Ее неотступно преследует это сияющее красотой лицо, которое она увидела в пикете забастовщиков. В тот день, готовя свою передачу, она решила встретиться с вышедшими на классовую схватку членами профсоюза. Она отправилась к забастовщикам, и там, среди шумно высказывающей свои требования толпы, ее тронула эта пара – потому что они были красивы, потому что держались за руки, как влюбленные среди сражения, потому что у них не было ни власти, ни богатства, но зато они получили в дар изящество. Журналистка смотрит на горы, тянущиеся вдоль амальфийского побережья: вереница деревень, сбегающих к прибрежным скалам, нависшим над водой. Эта средиземноморская беспечность в золотистом свете сентябрьского дня и этот мерцающий свет внушают: быть может, это самое прекрасное место в мире, куда она хотела бы однажды приехать вместе с любимым. Но Элиана одна, и вдруг ее охватывает горькое волнение при мысли, что вот она пребывает в этой роскоши, но без любви.

Ей хотелось бы, чтобы ее возлюбленный был похож на того рабочего, хотелось бы держать его за руку во время романтической итальянской прогулки, прикасаться к нему, как та девушка в пикете бастующих железнодорожников. Волнение, от которого перехватило горло, вновь вспыхнуло в ее груди при мысли о вопиющей несправедливости: она, одна-одинешенька в этом мире, плывет на круизном теплоходе между Неаполем и Капри, а в это время два члена профсоюза завершают рабочий день на вокзале Сен-Лазар. Никогда не увидят они этой красоты, созданной для влюбленных (разве что по сниженному тарифу в краткосрочной и поверхностной групповой экскурсии), но зато они, нежно обнявшись, лягут вместе в квартирке в предместье над каким-нибудь паркингом, где завывает охранная сигнализация автомобилей… Вопль сирены «Queen of the Sea»[1]разрушил гармонию пейзажа. В голове Элианы запрыгали беспорядочные мысли: «Что такое пролетариат? Кто сегодня бедняк? Тот, кто ест слишком много сладостей? Можно ли доверять народу, отчужденному коммерческой масскультурой? Да, потому что еще есть рабочие-самородки, обладающие интеллектом, изысканностью, способные восстать, борцы, которые не считают, что главное для человечества – рост биржевого курса».

Солнце стало припекать лицо. Элиана наносит на нос немножко солнцезащитного крема. Она бросает взгляд на иллюстрированный журнал, лежащий у нее на животе: восемь страниц, посвященных женщинам-бунтаркам, – Мария Кюри, мать Тереза, Дженис Джоплин, леди Диана… Она закрывает глаза и глубоко вздыхает, подумав, что ей повезло пробиться, ни разу не изменив своим убеждениям. Покачиваемая томным морем, она плывет среди людей, которые узнают ее и которым лестно поговорить с ней, потому что они видели ее по телевизору. Но все это так хрупко. Бывают моменты, когда ее охватывает страх, когда Элиана представляет, что она выброшена из системы, опять вынуждена с трудом зарабатывать на жизнь, бороться за существование, как пятнадцать лет назад. Ее преследует мысль о подобном падении… Громкоговоритель по-английски объявляет, что «Queen of the Sea» подплывает к Капри. Элиана поднимается и видит покрытую зеленью скалу, выныривающую из вод. По ее телу пробегает дрожь, продукт песенной ностальгии. Ей вспоминается дурацкий припев, слышанный в детстве, грошовая сентиментальность которого так ее восхищала тогда:

Все кончилось на Капри, Хоть был это город Любви моей первой…

На Капри Элиана не бывала, но любит пошлые песенки. Она обожает провоцировать своих друзей-интеллектуалов, замурлыкав какую-нибудь подобную попсушку посреди идейного спора. Элиана слишком любит культуру, чтобы воспринимать ее всерьез. Вчера во время экскурсии в Помпеи она наблюдала этих служащих высшего и выше среднего звена на отдыхе, их запрограммированный выход, их жажду познать историю искусств. Они хотели знать о Древнем Риме все, дабы оправдать свои затраты, что весьма характерно для среднего класса. У Элианы ощущение, будто она принадлежит к другому миру; она предпочитает маргиналов, простых людей и… мужчинок без комплексов. У нее перехватывает горло: в проходе появляется коренастый матрос с напомаженными волосами неаполитанского прощелыги. Анджело (так его зовут) проводит большую часть дня, наблюдая за джакузи на носовой палубе – большой ванной с хлорированной бурлящей водой, в которой сменяют друг друга пассажиры: жирные американские супружеские пары, немецкие дантисты на пенсии. Проходя мимо Элианы, Анджело посылает ей улыбку, пожалуй немножко туповатую. Незамужняя журналистка чувствует, как сердце ее забилось, но она не может слишком явно показать ему, что он ей нравится. В глазах матроса она всего лишь пассажирка, жаждущая любви, возможная клиентка сексуального туризма, поскольку так порешила экономическая реальность. Их встреча невозможна, и однако этот матрос интересует ее куда больше, чем все пассажиры теплохода.

Двадцать градусов в воздухе и в воде. «Queen of the Sea» приближается к гигантской отвесной скале. Несколько вилл уцепились за нее в двухстах метрах над уровнем моря. Целая флотилия лодок везет вдоль берега туристов к Лазурному и Чудесному гротам. Потом солнце внезапно исчезает, скрытое скалами, и их лайнер бросает якорь в сумрачной бухте Марина Гранде между морскими паромами и роскошными парусниками. Громкоговоритель приглашает пассажиров пройти на нижнюю палубу, откуда шлюпками их перевезут в порт.

Элиана отправляется к себе в каюту взять шаль и сигареты. Когда она приходит к трапу, ее группа уже отплыла с первой шлюпкой. Она никогда не говорит «наша группа», потому что группы внушают ей ужас, просто с десяток этих людей всегда завтракали, обедали и ужинали вместе, и во время стоянок в портах они тоже не расставались. Эта группа, образовавшаяся спонтанно в первые же часы плавания, состоит из журналистов и менеджеров от культуры. Отстав от своих собратьев, Элиана вынуждена ждать своей очереди вместе с обычными участницами круиза, готовыми погрузиться в шлюпки со своими фотоаппаратами и сумочками. Вдруг какая-то толстая женщина с завитыми волосами громко запевает «Все кончилось на Капри», и ее дружно поддерживает трио подруг. Элиана ощущает легкую дурноту и решает надеть черные очки.

Когда подают вторую шлюпку, Элиана решительно устремляется в нее и занимает место, которое ей позволит любоваться пейзажем. Она поворачивается к морю, не обращая внимания на других пассажиров, словно их не существует. Она воображает, будто эту лодку за ней прислал ее любимый. Он живет на Капри, ему принадлежит одна из вон тех вилл, и он там ждет ее. Сейчас Элиана подобна носовой фигуре корабля. На ней черная блузка, черные брюки и черная куртка из льна. Эта монохромность – если не считать кроваво-красной брошки на куртке – ее отличительная черта. Черные ее волосы, довольно коротко стриженные, взлетают и опадают в такт волнам. Сквозь черные очки, процеживающие свет, Элиана ищет на берегу ту виллу, где Жан-Люк Годар снимал «Презрение», но вопли пассажиров портят ей настроение. Преисполненная туристическим энтузиазмом завитая толстуха обращается к мужчине в бейсбольной кепке: