Владимир Белобров - Арап Петра Великого-2

Владимир Белобров, Олег Попов

Арап Петра Великого-2

"В Америке неграм хорошо,

А в России ещё лучше!"

История о родном брате Ганнибала Занзибале. Откуда взялся и куда делся. Почему про него никто не знает.

Белобров В.С. является родственником Занзибала Петровича. История подлинная.

ПРОЛОГ

Широко известно, что у русского царя Петра Алексеевича жил бывший африканский негр Ганнибал Пушкин, подаривший впоследствии нашему отечеству национального поэта Пушкина. Однако, мало кому ведомо, что у Ганнибала был родной брат. Мало кому ведомо, что у Петра Алексеевича было два арапчонка. Ганнибал Пушкин и Занзибал Пушкин. Многие учёные, ничего не понимающие в истории и, в силу научной специализации, имеющие к ней косвенное отношение, могут возражать, что де у царя Петра Алексеевича был всего один-разъединственный арап, а не о каком-таком Занзибале они не слышали, и что легендарный Занзибал является, таким образом, антинаучным героем истории. За такие заявления настоящие Историки наверняка наплюют в лицо этим паразитам!

Доподлинно известно, что было принято держать арапов исключительно парами. Согласно соответствующему пункту дворцового протокола, царь устанавливал их по бокам трона, либо по бокам кареты, для своеобразной симметрии. Тем более, пардон, карета перегнулась бы на бок, имея внутри одного царя, а на боку одного арапа.

Не стал бы держать при дворе одного-единственного арапа царь Пётр Первый. Не мог бы себе такого позволить. Это смотрелось бы некрасиво. Подрывало б авторитет. А царь Пётр серьёзно относился к своему положению и в подтверждении этого лично палил из пушки по Финскому заливу, приговаривая при этом: «Аз рыбу оглушаю и аз соседей устрашаю!»

Русский царь никак обойтись одним арапом не мог.

И ещё. Читаем в сочинениях Ключевского отрывок из казацкой летописи тех лет:

"… и сего июня привезли казаки посля заморскаво ахрипанскаво набегу дюжину инаротцев арапских кровей.

Чёрные волосья на их кудрявые. Чистые аблизьяны-шипито. Баяли, будто добыли их на ахрипанском берегу в воде. Порешили — пару арапчат отправить в подарок царю Петру Алексеевичу с оказией, остальных же распродать европейским королям с выгодой. А выгоду пропить поровну промежду казаками. Продали по паре арапчат францускому, аглицкому, голанскому и швецкому королям. А греческий царь забурел ирод и брать не стал. У меня, — речет, — энтих ефиопов с полсотни на царских хлебах гужуются — будя! Собака— царь греческий сподвиг еси казаков сплавлять прочих арапов да по реке Дунай к ерманскому королю. Дорогою казак Степан захворал от сырой воды кручением в брюхе и помер через семь дён. А казаку Егору проломили те немцы в ерманской корчме евоную голову своею чугунной кружкой за то, что он обзывал их нехристями-басурманами за то как енти ерманцы кушали в пост свою свинячью колбасу, и стол им за это саблею порубал. А ерманский король Флидрих за арапов настоящей цены не дал, а уплатил денег курям на смех. Токмо и вышло, что зря утруждались. Убытку премного, а выгоды незначительно."

Как видно из документа — у царя Петра Первого было два арапа. Один из которых — всем нам известный Ганнибал Пушкин, а другой — никому не известный Занзибал Пушкин, о котором и пойдёт речь.

ГЛАВА 1

ПОДАРОК ИЗ АФРИКИ

Как-то раз сидел Пётр Великий в Зимнем дворце над картой Европы и думал — чего бы ещё оттяпать у шведов.

Входит Меншиков:

— Гутен морген, мин херц! К вам казаки приехали из Африки. С африканскими сувенирами.

Пётр трубку изо рта вынул:

— Казаки, говоришь?

— Так точно, мин херц! На телеге.

— Пойдём поглядим казаков.

Вышли они на площадь. С Невы ветер дует, закручивает усы царю.

— Штормит, мать! — сказал царь по-морскому.

— Так точно, мин херц. Пробирает! Вы бы, мин херц, шубу накинули — простудитесь ещё.

— Пошёл в задницу!.. Где твои казаки?!

— Вон они, за греческой колонной сало едят…

— Здорово, братки! — Меншиков говорит.

Казаки вытерли об жупаны руки, поклонились:

— Здравствуй, царь-батюшка. И ты, светлейший, здравствуй.

— Здорово, служивые! — царь заложил руки за спину. — Как дела?

— Спасибо, государь. Доехали ужо. Тильки — чу! — ан зело велико множество злодейского люду да по дорогам шарить ради выгоды. Все с кистенями орудують, да рогатинами честному народу в ребра тычуть. Безобразют, тати! Да токмо супротив наших сабель — с кистенями — куды! Дивись, государь, каки у нас сабли вострые! — Казак, подкинул в воздух ломоть сала, выхватил из-за пояса саблю и разрубил сало налёту.

Царь крякнул:

— Важно! А треуголку? — Он сорвал с Меншикова треуголку и подбросил вверх.

— И—иых! — Казак рубанул саблей, но промахнулся. Треуголка приземлилась на клумбу.

Меншиков было кинулся к ней, но казак опередил. Он подбежал первым и одним ударом рассёк шапку напополам.

— Молодец, казак! — похвалил царь.

— Жаль, рано подкинули, Ваше Величество. Я бы её навскидку растерзал!

Меншиков насупился:

— Напрасно вы, мин херц, всякому мужичью над княжеским платьем позволяете глумиться. Так и до бунта недалеко.

— Молчи, Алексашка! — гаркнул царь и повернулся к казаку. — Скажи мне, братец, где такие сабли исправные куют?

— В Дамаске, государь. Мы взапрошлом годе с братвой сирийский караван отбили. Сидим, енто значить, аккурат, у дороги за кустами. В засаде, значить, сидим. Салом закусываем. Ан чу — скачуть по дороге велбрюды, промеж горбов купцов насажено! Сидят басурманы на мешках с добром, изюм жруть. Мы с кустов как повыскочим и купцов басурманских с велбрюдов посымали! Мешки вспороли — а там сабли!.. Пользуемся таперича.

— Ишь ты! — восхитился царь. — Даром, что басурманы, а сабли делают искуснее, чем наши. Незазорно бы у них поучиться. Напомни мне, Алексашка, при случае.

Меншиков щёлкнул каблуками и повернулся к казакам:

— Хорош, мужичьё, брехать! Царю некогда! Показывай, чего привезли.

Казаки подошли к телеге и стащили с неё дерюгу. Под дерюгой сидели два арапчонка лет семи отроду. Они жались друг к другу и стучали зубами от холода.

— Прими, государь! Гостинец от верного казацкого сердца. Мы папуасов словили и порешили всею братвою тебе, твоё величество, приподнести. Слыхали мы, что папуасы нужны по бокам кареты ставить, али трон для сурьезности окружать.

— Эка важность! — вмешался Меншиков. — Тьфу! Тоже мне невидаль — ефиопы! Мы ентих ефиопов у греческого царя сто штук видели. Помнишь, мин херц, ефиопов? Я думал — слона привезли! А тут — такие пустяки! Лучше бы слона добыли… али крокодила! Стоило ли царя из-за такой чепухи отрывать от делов?!

— Болтаешь много, дурак! — осадил Меншикова царь. — Спасибо, казаки, за подарок.

— Рады служить, государь.

— Чтой-то тошшие арапы, — Меншиков подошёл к телеге. — Самых, поди, завалящих прихватили. Очень стыдно такое барахло вокруг трона устанавливать! Ишь, ребра-то торчат! — Меншиков ткнул пальцем в живот одному арапчонку. Негритёнок укусил Меншикова зубами за палец. — Едри твою! — вскрикнул Меншиков. — Арапская морда! Чуть не отгрыз!

Пётр Алексеевич захохотал:

— Вот тебе крокодилы!

— Енто Занзибал будет, — пояснили казаки. — Кусачий, анафема! А тот другой потише. Ганнибалом звать. За всю дорогу никого, значить, не кусанул.

ГЛАВА 2

ДИПЛОМАТИЯ

Вот так и появились братья арапы Пушкины в Санкт-Петербурге при дворе русского царя Петра Алексеевича.

Уже вскоре они изъяснялись по-русски и по-французски. Бегло считали до ста.

Пётр Алексеевич души в них не чаял. А князь Меншиков не мог простить Занзибалу укушенного пальца и ждал удобного случая, чтобы отомстить.

Так однажды пил Меншиков водку с голландским послом.

— Давай, немец, — говорит Меншиков, — за дружбу.

— Яволь.

— Кряк! — Меншиков крякнул. — Аж слезы… Ты грибком закусывай. Рыжик это. У вас такое не растёт. У нас только. У вас — одно море. Рыба в нем плавает. У нас — лес, там рыжики растут. Договоримся давай — вы нам из Амсердаму рыбу, а мы вам — рыжиков.

— И-я, и-я.

— Обмоем?

— Яволь.

— Ну как?

— Зеер гут!

— Натурлих. Закусывай, синьер… Перед тобой аглицкий посол приезжали — выпить-то не успел, а харей в щи улетел. Нешто ядро. Едва успел его за волосья из сервиза достать. Понимаешь, что я говорю?

— Яволь.

— Яволь-яволь, твою мать! — Меншиков набрал воздуха и спел. —

Я воль—на—я птицаСтепной га—ма—юн!Меня по ногтям на ногахУ—зна—ют!

Эх! — и скинул со стола тарелку с рыжиками. — Приятный ты! Не чета другим. Обныкновенно пентюхов присылают. Уразуметь не могу — от чего все послы — придурки?! Никакой дипломатии. Другое дело — с тобой. Сидим с тобой, как люди. Наливаю… Та—а—ак, а где рыжики? Ах, едрена палка, я ж их на пол… Ты куда полез-то? Да плюнь на них! Смотри-кось, пол какой грязный. Лезь назад… Аккурат перед тобой французский посол наведывался… Или нет… то гишпанский был… Али генуэзский… А пёс их знает! Понаедет сволочи, а ты запоминай ишо… Приехал один плешивый. Сели за стол. Вытягивает он посля второй чарки табакерку. Вино занюхал чурбан. Смотрю я на тую табакерку — работа фиглигранная, по бокам драгоценных камней налеплено, посерёдке — слон в наморднике, а на энтом слоне голая баба восседает. И до того искусно, что все у энтой бабы доподлинно видно. Представляешь, Карл?