Алла Касперович - Синее-синее небо

Касперович Алла

Синее-синее небо

СИНЕЕ-СИНЕЕ НЕБО

- Деда! Ну, деда-а-а-а...

Маленький Нырлюша уже полчаса безуспешно пытался разбудить своего сладко дремлющего на солнышке дедушку. Старик отмахивался во сне от любимого внука, как от назойливой мухи. Но малыш даже и не думал сдаваться. Он схватил деда за длинную белую как первый снег бороду и дернул изо всей силы, которую только имел в свои неполные пять лет.

- А? Что? Где? - от неожиданности старик свалился с лавки, больно ударившись спиной. Хорошо хоть, что падать было не высоко, а так бы потом и костей не собрали. - Нырля, ты чегой-то творишь?

- Деда! - мальчик лучезарно улыбнулся своим почти таким же беззубым, как у деда ртом. - Скучно мне!

- Ась? - старик замер, не донеся руку до рубахи, чтобы отряхнуть ее от песка и пыли. - Нырля, разве ж можно из-за этого честных людей будить?

- Ну да! - малыш улыбнулся еще шире, но, на всякий случай, отошел подальше.

Старый Мокша покачал головой, кряхтя поднялся на ноги и снова уселся на лавку. Да. Добротная получилась. Не зря они тогда с Михмасем у лесничего за самогон это бревнышко выкупили. Эх, когда ж это было-то? Да лет сорок уже, поди, минуло, а лавка как новехонькая. Да уж, были времена... А теперь уже и руки не те, да и глаза почти ничего не видят. А ведь когда-то он и хату свою вот этими самыми руками построил.

- Деда, ты опять заснул? - спросил малыш, рискнув подойти поближе. Он уже не боялся расправы - дед долго злиться не мог.

- А? Что? Нет. Задумался я.

- А о чем? - глаза мальчика загорелись - он очень любил дедовы рассказы.

- Молодость вспоминал свою... - ответил старик, улыбнувшись и тут же поморщился. Все-таки он сильно ударился - спина напомнила о себе болью.

- Молодость... - Нырля попробовал новое слово на язык. - Молодость... Деда, а что это такое? Молодость твоя.

- Это, мой милый, - усмехнулся старик и потрепал мальчика по растрепанной рыжей макушке. - Ну... это... Ты сейчас молодой, мамка твоя молодая, батька молодой... и я был молодым, когда на твоей бабке женился...

- Деда, а как вы с бабулей познакомились? Ты мне не рассказывал! Вас сосватали, да?

Старик посмотрел на небо. Ясное. Ни облачка. И такое синее. Синее. Как ее глаза.

***

В тот день небо было таким же чистым, солнце нещадно палило, заставляя тех, кто работал в это время в поле все чаще вытирать капли пота, стекающие по их лицам и спинам. Душок стоял такой, что даже надоедливые мухи и слепни не решались на близкое расстояние к селянам. Хотя им, скорее всего, жара также не доставляла никакой радости, и они решили дождаться ночной прохлады, чтобы продолжить свою охоту. Что ж, в отличие от селян, они могли себе это позволить.

А до обеда еще было далеко. Мокша и радовался этому, и злился. Сегодня наступил именно тот день. Больше откладывать было нельзя. Мужик он или не мужик, в конце-то концов? Ну и что, что волосы на лице только недавно появились и скорее напоминали легкий цыплячий пушок, нежели грубую мужскую щетину? Зато он был не обижен ростом, да и силушкой тоже. Правда, мамка почему-то этому не очень радовалась, называя его безруким увальнем. Подумаешь, все горшки в доме переколотил! Но он же не специально! С кем не бывает...

- Мокша! - крикнул отец. - Ты чего столбом стал? Коси давай! До вечера управиться должны.

- А? Ага.

- Вот же увалень уродился! Ток ма что сильный, а розума как у бабы!

- Батя!

- Что - батя? Коси давай молча. Мать скоро обед принесет.

- Это... батя, а можно я обедать не буду, а в село ворочусь? Я быстро.

- А зачем это тебе? - спросил отец, прищурившись. - Что ты там забыл?

- Батя, дело у меня там... - еле ворочая губами, ответил Мокша. Он опустил глаза и залился краской.

- А... - отец понимающе улыбнулся. - Понял. Дело молодое. Сам таким был. К Марыське, небось, побежишь?

Мокша кивнул, не в силах вымолвить ни слова - язык отказывался его слушаться. Отец, как всегда, видел своего сына насквозь. А ведь Мокше казалось, что никто не догадывается о его чувствах к первой красавице на селе. Ну и что с того, что она старше? Кому какое до этого дело? Главное - любовь! Только вот здесь Мокша был не совсем уверен. Точнее, совсем не уверен. А вдруг она его не любит? Именно это он и собирался сегодня выяснить. Вообще-то Мокша давно хотел узнать как Марыся к нему относится, но никак не мог набраться смелости. Так и не найдя нигде храбрости, он сам себе назначил день, когда уже нельзя будет никак отступить. А смелости как не было, так и не появилось. Но ничего не поделаешь - мужик же все-таки.

Время летело слишком быстро. Вот уже и мать спешила с узелком в руках. Есть-то как хотелось! Но нельзя. Некогда. Еще нужно было до села добежать успеть и обратно вернуться - поле было скошено только наполовину. Отец и старшие братья его потом по головке не погладят, если он от работы отлынивать будет. Его ведь и так самым бестолковым в семье считали.

В животе громко заурчало, и мокша, пробормотав что-то невнятное, выхватил краюху хлеба из узелка и что есть духу припустил к селу. Он пытался жевать на ходу, но у него ничего не получалось, поэтому на полпути пришлось остановиться и быстро доесть остатки хлеба. Глядя в след мокше, мать и отец одновременно покачали головами и вздохнули:

- И в кого он такой?

***

Чем ближе была изба Марыси, тем медленнее бежал Мокша. Уже у самой двери юноша остановился, не смея стучать. А вдруг ее дома нет? Нет, точно! Она наверняка к колодцу за водой пошла. Надо идти туда. Успокоив себя этим, Мокша резко развернулся и пошел туда, где, как он прекрасно знал, Марыси точно не будет. Девушка с малолетства была слабенькая и тяжелые ведра с водой носить не могла. Соседки судачили на лавочках о том, что Марыське барыней родиться надо было, а не селянкой. Тем более, что она такой красавицей выросла - чернявая, чернобровая, румяная как яблочко наливное. А от ее очей и вовсе взгляд отвести нельзя было - такие они синие были. Такие синие, как то небо над головой.

Все парни местные, да и заезжие тоже за ней собачонками бегали. Только вот матери их были далеко не в восторге. А вдруг еще любимое дитятко такую невестку в дом приведет? И что с ней потом прикажете делать? Она ж и по дому не помощница, да и в поле ее не отправишь - помрет еще от работы. А каких деток она народить сможет, коли сама такая слабенькая?

Но зря волновались селянки. Сколько уж раз к Марысе сватов засылали, а она всем отказала. Говорит, мол, по любви хочу. Вот местные бабы и порешили, что она не только телом слабая, но и умом. Но парней нежелание девушки идти замуж только раззадоривало. И самым настойчивым был единственный сынок деревенского старосты Андрось. Уже несколько лет он к Марысе в женихи набивался, да все без толку. Не люб он ей - и все тут!

А как он может любым-то быть, коли сам на борова похож и ведет себя также? Хотя для остальных девок это был не парень, а мечта. Все при нем: и хата своя, и амбар полный, и братьев и сестер нету. Марыська только посмеивалась, когда ее подружки томно вздыхали глядя вслед проходящему мимо Андросю. И мимо он почему-то проходил по десять раз на дню. На глазах уже огромные волдыри повылазили - так он их намозолил.

Мокша немного постоял возле избы и даже поднял руку, чтобы постучать в дверь, но так и не решился. Вздохнув и мысленно посетовав на собственную трусость, он повернул обратно к полю. Он уже успел сделать несколько шагов, когда услышал голоса. Марыську он бы вовек ни с кем не перепутал, а вот кто второй? Странно. Все сейчас от мала до велика на поле должны были быть. Сегодня заканчивался сенокос, поэтому вечером ожидался праздник - вот все и старались поспеть вовремя. А Марыська хворая уже который день была. Мокша это точно знал - тетка Галаша сказала, что девка уже три дня с постели не вставала.

Собравшись наконец с духом, Мокша тихонько постучал, но ему никто не ответил, а голоса стали еще громче. Тогда он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. От увиденного парень буквально застыл на месте: на лавке сидела Марыся, кутаясь в старый теплый пуховый платок, хоть на улице стояла невыносимая жара, а перед девушкой расхаживал взад и вперед Андрось. Он кричал и сильно размахивал при ходьбе своимир медвежьими ручищами.

- Нет! Ты не посмеешь! Ты моя! Та поняла?

- Андрось... - прошептала Марыся, устало прислонившись к печи. - Я тебе уже много раз говорила, что не пойду за тебя. Пойми: я замуж выхожу.

- Нет! Не позволю! Кто он?

- Меня батюшка за купца из Таврина сосватал. Я согласилась.

- Но ты же сама говорила, что по любви только пойдешь? И что же? Ты его хоть видела?

- Нет, - честно призналась девушка. - Но это не важно. Мне уезжать отсюда нужно. Не выживу я здесь. Я с тобой не выживу.

- Ты! - закричал Андрось, а его лицо еще больше стало напоминать морду борова. Его глаза налились кровью, а из ноздрей почти повалил дым. Парень медленно двинулся на девушку, скрючив пальцы так, будто хотел добраться до ее шеи.