Дин Кунц - Эшли Белл Страница 10

Как оказалось, ни он, ни его жена не были готовы к этому. Душевное потрясение по прошествии многих часов лишь увеличивалось и не только лишило их тихой гавани, но и откинуло назад во времени. Каждый решил справляться с горем так, как справлялся в молодости. Без сомнения, скоро они опять будут вместе, скоро, но не сейчас.

Нэнси отправилась в гостевую ванную комнату на первом этаже, схватила коробку косметических салфеток, с грохотом опустила крышку унитаза и уселась сверху. Затем послышался настолько жалостливый звук терзаемого горем человека, что Мэрфи, признаться, не помнил, доводилось ли ему слышать подобное прежде.

Когда он заговорил с женой и попытался войти, то услышал:

– Нет… Не-е-е… сейчас…

Нэнси захлопнула дверь у него перед носом.

Чувствуя всю свою беспомощность и бесполезность, мужчина стоял и вслушивался в отчаянные рыдания, в почти животные звуки, рожденные всепоглощающей безысходностью, рвущиеся из потока неровных вздохов жены. Она вела себя словно ребенок, терзаемый в равной мере несчастьем и страхом. Его сердцебиение участилось в унисон с ней до такой степени, что он больше не мог этого сносить.

Если в своем горе Нэнси вернулась в детство, то Мэрфи впал в сердитый бунт отрочества. Прихватив из холодильника упаковку с шестью жестяными банками пива, он поднялся на крышу. Ему ужасно хотелось накинуться на кого-нибудь и бить до тех пор, пока не устанет, а костяшки его пальцев не опухнут. Кто-то обязательно должен заплатить за несправедливость, пострадать за то, что Биби заболела раком, но никто, по-видимому, не собирался вступать с ним в конфликт. Трудно найти виновного в мире, в котором «чему быть, того не миновать». Драться было не с кем, поэтому Мэрфи уселся на шезлонг красного дерева, открыл банку с «Будвайзером» и с жадностью принялся пить, глядя поверх крыш соседних домов, поверх нескольких фонарей, расположенных вдоль отвесного берега, на безбрежный ночной океан под безлунным небом. Его черноту оттеняла лишь еще бóльшая чернота космоса, испещренная льдинками звезд. Прибой через одинаковые промежутки времени накатывал на берег. Когда Мэрфи пил вторую банку, он расплакался. Это лишь рассердило его еще больше. Чем злее он становился, тем сильнее рыдал.

Он пожалел, что после смерти Олафа они не завели другого пса. Собаки без слов умеют утешать людей. Они знают и принимают тяжелую правду жизни, которую люди стараются не замечать до тех пор, пока эту неприглядную истину не облекут в слова. Даже после этого в их признании больше горечи, нежели смирения.

Без собаки, а вскоре, возможно, без дочери. После второй банки пива Мэрфи ощутил себя потерянным. Если бы он вдруг сейчас решился спуститься к жене, то, чего доброго, вполне мог не найти дороги вниз с крыши.

Скрипнул металл. Дернув за кольцо, он открыл третью жестяную банку с пивом.

Сон, который Биби увидела в первую свою ночь в больнице, был тем же самым, что она время от времени видела на протяжении более чем двенадцати лет. Впервые этот сон посетил ее незадолго до появления в ее жизни Олафа.

Ей было десять лет. Биби спала в бунгало в Корона-дель-Мар. Окна ее спальни выходили во двор. Во сне она не хныкала, не дергалась, но на едва освещенном личике застыло выражение страдания.

Внезапно Биби резко села в постели. Это пробуждение, впрочем, составляло часть сна. В ответ на три пронзительных крика ночной птицы девочка откинула в сторону одеяло и подошла к окну.

Во внутреннем дворике, освещенном лишь улыбкой чеширской луны[9], две таинственные фигуры в каких-то мантиях с надвинутыми на головы капюшонами несли что-то завернутое в ковер по направлению к лестнице, ведущей к жилым помещениям над гаражом. Высокие, неуклюже передвигающиеся фигуры. Видно было плохо, но Биби все же внутренним чутьем ощутила их некую неправильность, уродство в очертаниях рук, ног и спин.

Когда Биби поняла, что ковер на самом деле – это саван, девочка решила, что они возвращают покойника на место его кончины. Словно ощутив тяжесть ее взгляда, один из несших труп обернулся и взглянул на стоящую у окна Биби. Девочка ожидала разглядеть под капюшоном едва видимый в темноте череп, так принято изображать Смерть, но увиденное оказалось куда хуже. Внезапно ночь прояснилась, будто солнце вспыхнуло с противоположной стороны планеты и эта вспышка теперь отразилась от серпа луны. Под капюшоном скрывалось больше тайн, чем можно было предположить. Прежде чем существо отвернулось, Биби увидела такое, что просто не укладывалось в ее голове. Оно было настолько ужасным, что она не могла, не имела права перенести этот образ в реальный мир, когда проснется. Нужно оставить его в мире снов, забыть, по крайней мере, подавить эти воспоминания…

Во второй раз маленькая Биби проснулась во сне и поднялась на своей постельке – задыхающаяся, дрожащая, оцепеневшая до мозга костей. Она включила свет и увидела завернутый в саван труп, тот самый, который несли те двое существ с капюшонами на головах. Труп сидел на стуле в углу. Пару секунд он оставался неподвижным, затем пошевелился и заговорил.

В третий раз, когда Биби села на своей постели, это произошло в реальном мире, где она уже не была маленькой девочкой. После долгих повторений кошмар утратил бóльшую часть своей власти над ней. Она теперь не плакала и не дрожала всем телом, просыпаясь. Лишь по затылку бегали мурашки, а на лбу выступал холодный пот.

Подобно всем предыдущим случаям, на этот раз грубый голос опять последовал за Биби из сна, выговаривая, как обычно, вырванные из контекста слова. Теперь она расслышала «всё есть». Голос всегда был одним и тем же, а вот слова были разными. Иногда он произносил «верховный господин», или «так грустно искать», или «слово было»… Порой услышанное казалось еще более загадочным.

На соседней койке никто не лежал. В палате она по-прежнему оставалась одна.

Окно покрылось искусственной желтоватой изморозью свечения, что испускал быстро расширяющийся за счет окрестных селений город. Над изголовьем Биби едва горела лампочка, в свете которой девушка перед сном записывала впечатления прошедшего дня. Этого света хватит разве что для того, чтобы зашедшая в палату медсестра хорошо могла разглядеть пациентку.

Когда Биби было десять, кошмар часто посещал ее. Со временем, по прошествии нескольких лет сон снился ей все реже и реже. Теперь Биби видела его не чаще одного-двух раз в год. В детстве ей казалось, будто сон вещий. Но эта мрачная фантазия совершенно не сочеталась с реальностью.

Став постарше, Биби порой задумывалась, не имеет ли повторяющийся сон скрытый символический смысл. Страшное сновидение возвращалось вновь и вновь. Не является ли это свидетельством психологического дисбаланса и чрезмерной впечатлительности, ожидания чего-то этакого? Но нет же. Биби совсем не напоминала героиню дешевого подросткового романа, молоденькую, преисполненную трагизма девушку-тинейджерку, которая прячет свою трехполюсную психопараноидальную сущность оборотня от всего мира и делает это до тех пор, пока не срывается за день до того, как ее выберут в самые популярные девочки среди девятиклассниц и она заслужит поцелуй самого крутого и красивого парня-бунтаря школы. Даже в юном возрасте Биби была собранной, уверенной в своем праве на этот мир и в том, что сможет добиться чего захочет на собственных условиях.

Сейчас она понимала истинную природу сна: обнаружение трупа за обеденным столом произвело на нее в детстве серьезное впечатление, ставшее потрясением… Вся эта кровь, пустой взгляд остекленевших глаз, открытый в немом вопле рот…

Прикроватные часы показывали 03: 49. Через шесть часов она узнает свой диагноз. У нее не было причин испытывать боязнь в отношении доктора Санджая Чандры, как не было оснований бояться тех, кто нес мертвеца в ее сне. На свете нет бугименов. С ней все будет хорошо, и со всем остальным – тоже.

Откинувшись назад, Биби положила голову на подушку и прикрыла глаза. Она сказала себе, где будет через день, через неделю, через год… Девушка заснула, и на этот раз кошмары ее не тревожили.

Когда начался припадок, судорога прошлась по ее телу. Из горла вырвалось нечленораздельное мычание. Впрочем, это продолжалось всего несколько секунд. Биби даже не проснулась.

В палате № 456 стояли три стула для посетителей. Они были дешевыми и настолько неудобными, насколько вообще могли быть, чтобы не утратить права называться стульями.

Доктор Санджай Чандра не хотел возвышаться над Биби, пока будет рассказывать девушке о состоянии ее здоровья. Он поставил два стула у окна и усадил пациентку напротив себя. Справа от Биби виднелось голубое небо и плывущие по нему облака. Можно было вообразить себе, что она сейчас пребывает в фойе Рая.