Марьяна Романова - Солнце в рукаве Страница 10

Он был похож на Кларка Гейбла в роли Ретта Батлера – концентрированная энергия «ян».

Мужчина коротко поздоровался и устремился к полке с расшитыми бисером шалями.

И Надя повела себя как Надя – пожалуй, чересчур резко отвернулась, смутилась, закусила губу и преувеличенно сосредоточенно начала перебирать вешалки, ненавидя себя за то, что ей уже тридцать четыре года, а она все еще так стесняется мужчин.

Зато Марианна повела себя как Марианна: приосанилась и мельком взглянула на себя в зеркальную колонну – так полководец осматривает свою армию перед решающим сражением.

Надя любила наблюдать за ней в такие моменты. Привычно отступив в тень, она ждала развития событий.

Марианна же – живот втянут, плечи расправлены, глаза сияют многообещающим космическим голодом – пошла в атаку. Прихватив первый попавшийся под руку галстук, шагнула к мужчине. И промурлыкала:

– Позвольте вам помочь.

Не голос – мёд, не янтарно-прозрачный, луговой, а терпкий, с едва заметной горчинкой, каштановый. Не взгляд – электрический ожог медузы. И галстук скользит в тонких смуглых пальцах, точно змей-искуситель.

Мужчина растерянно моргнул – не ожидал, смутился наглых приглашающих глаз, остолбенел от ярмарочной яркости. Что-то приглушенно ответил – Надя не расслышала. Марианна откинула голову – огненные волосы при этом шелковым водопадом рассыпались по гибкой спине – и расхохоталась так, словно услышала самую смешную шутку в мире. И вот они уже сблизили головы над галстуком и что-то оживленно обсуждают.

Хотя пришел он явно не за галстуком – Марианна перехватила его у полки с шалями. Наверное, тоже женат. Пришел выбрать супруге шаль, а тут эта бестия, и не деться теперь никуда. Супруге – это точно. Слишком интимный подарок для коллеги, слишком вызывающий – для матери, слишком классический – для взрослой дочери.

И снова будет танго, пластику которого Марианна давно выучила наизусть.

Он пригласит ее поужинать. Марианна наденет одно из лучших своих платьев, они закажут что-нибудь чувственное, вроде бифштекса с кровью, будут много пить и много смеяться. Потом он поймает для нее такси, для проформы они распрощаются, и Марианна шагнет к нему, как в пропасть. Ее горячие губы якобы случайно ткнутся в его подбородок, от нее будет пахнуть ванилью и вином, и они будут целоваться как в первый раз.

Потом он смущенно скажет: «Подожди, я сейчас!» И напишет жене смс – это если он тактичен, а если эгоист, то и позвонит, прямо при ней, отступившей на шаг в сторону.

«Дорогая, я засиделся с приятелями в баре… Да, с Колей и Мишкой, точно. Ну что ты, это спорт-бар, здесь пиво и футбол… Посижу тут еще пару часиков?.. Спасибо, ты у меня золото!»

И они поедут к Марианне, выпьют еще, скомканное платье полетит на пол. Вынужденная торопливость придаст их любви особенный смысл. На прощание он поцелует Марианну в лоб, и она уснет счастливой.

Потом они встретятся еще. Возможно, он свозит ее в Хорватию или в Париж. Держась за руки, они будут гулять по улочкам города, где их никто не знает, где они могут безнаказанно притвориться, что вот эта украденная неделька и есть их будничная жизнь.

А потом, решив, что он – мужчина всей ее жизни, Марианна перейдет к активным действиям. Будет нарочно дозваниваться до него по вечерам, когда жена рядом, – сначала под извиняющими предлогами, потом и просто так. Возможно, она позвонит и самой жене, бездарно сыграв роль «доброжелательного анонима».

Она будет мучить его истериками и депрессивной хандрой, бегать к ворожеям и – коронный номер! – протыкать кондом иглой.

И однажды он удивленно посмотрит на эту рыжую скандалистку и подумает: а куда же делась та красавица с космосом в зеленых глазах и каштановым медом в голосе?

И если он тактичен, то попробует все ей объяснить, а если эгоист – пропадет просто так. Перестанет отвечать на звонки и все. Марианне почему-то чаще попадались последние.

Да, все именно так и будет.

Это случалось уже тысячу раз.

Ну а пока они просто воркуют над галстуком, а Марианна, наверное, прикидывает в уме, какое нокаут-платье предпочесть для первого ужина.

И Наде почему-то стало вдруг противно, к горлу подступила тошнота. Она глубоко вдохнула, всерьез испугавшись, что ее тщательно выверенный завтрак – каша, фрукты, сок и никакого холестерина – окажется на мраморном полу. И тогда ее уволят. И тогда она пропала.

Покупателей все равно не было, и Надя, оглядевшись по сторонам, выскользнула из бутика.

В Торговом центре у нее была любимая кофейня – она открылась недавно, в невыигрышном месте, в полутемном закутке. Ее совсем не рекламировали, и иногда Наде казалось, что кофейню кто-то открыл для проформы.

Там подавали невероятные пирожные, похожие на те, что Надя ела в детстве. Слоеные «язычки» с айвовым вареньем, шоколадные «картошки» с тремя запятыми сливочного крема, эклеры, корзиночки с грибочками из теста – кондитер был ретроградом, притом невероятно талантливым.

Она заказала свежий апельсиновый сок со льдом и лимонный пирог. Тошнота немного отступила.

Что же это такое? Тот самый токсикоз или прорывающаяся наружу обида за Марианну? И обида ли? А вдруг маскирующаяся зависть?

Со стороны Марианна производила впечатление пассажира «Титаника», который только отплывает от берегов, и все нарядные и смеются, но зрителям-то известно, что будет впереди. Это так, но сама-то Марианна искренне считала себя счастливой. Да, после каждого разрыва с очередным любовником она некоторое время хандрила, но эта грусть не оставляла на ней несмываемых следов. Просто в какой-то момент слово невидимый рубильник переключался у нее внутри.

– Не помешаю?

Надя подняла глаза. С ней так редко знакомились в общественных местах, что ее это даже не раздражало. Скорее вызывало любопытство – чем именно она привлекла приставалу. Не то чтобы Надя считала, что ей нечем привлечь мужчину. Просто ее привлекательность была неброской. Надю надо было разглядывать – уметь разглядеть. Те, кто сумел, понимал, что она красавица. Даже не так – внутри нее сидит красавица. Возможно, даже лучше Софи Лорен. А те, кто не умел ее видеть, думали, что Надя – просто серая мышка, без внутренних чертей.

Перед ней стоял мужчина, который несколькими минутами раньше вручил свою визитную карточку Марианне.

– Вы…

– Да, это я. Мы только что виделись. Так можно мне присесть? Кофе хочется.

– Садитесь, конечно. – Пожав плечами, Надя приняла независимый вид.

Этот «независимый вид» (который бабушка называла менее интеллигентно – «рожа протокольная») был ее слабым местом. Как только в радиусе пяти метров появлялся привлекательный мужчина, Надя становилась скульптурой Мухиной – решительной, суровой и тяжеловесной. Ее губы сжимались в нитку, как у старухи, стеклянисто мертвел взгляд, она начинала казаться неумной и злой. А на самом деле просто стеснялась.

– Надо же, я только что подумал о вас. И вдруг вижу – вы сидите. У меня так часто бывает. Наверное, я экстрасенс.

«Есть более подходящее слово, тоже бабушкино, – “пиздобол”», – подумала Надя.

Но вслух пришлось спросить:

– И что же вы обо мне подумали?

– Посмотрел на вас, и пришла в голову известная фраза: «Графиня изменившимся лицом бежит пруду».

– Хочется верить, что я не такая истеричная, как та графиня.

– К тому же вы более хороши, чем Софья Андреевна, – мягко улыбнулся незваный гость.

И попросил у подоспевшего официанта двойной латте. Он держался так естественно, как будто бы был тысячу лет знаком с Надей, как будто бы они нарочно договорились встретиться за этим столиком – вот сейчас дождутся кофе, а потом привычно обсудят штрихи своей жизни – от фатальных перемен до никчемных бытовых зарисовок.

– Марианна – моя лучшая подруга, – зачем-то сочла нужным сказать Надя.

Но получила в ответ взгляд, заставивший почувствовать себя городской сумасшедшей.

– Я и так понял. Причем она совершенно точно старинная подруга, родом из детства.

– Почему это вы так решили?

– Уж слишком вы разные для того, чтобы сблизиться в сознательном возрасте. А я – психолог. Вот. – Он протянул визитную карточку, на плотной сероватой бумаге – логотип Центра психологической поддержки и имя – Борис Сопиков.

– Очень приятно. Надежда.

– Может быть, на «ты»?

– Только если вы не собираетесь предложить мне психологическую поддержку.

– А что, это было бы обидно? – рассмеялся Борис.

– Обидно то, что моей лучшей подруге предлагают постель, а мне – психологическую помощь.

Запиликал мобильный. В окошке мерцало Марианнино имя – то ли обостренное шестое чувство хищницы подсказало, что за спиной ее в данный момент происходит нечто, не вписывающееся в рамки дружбы, то ли – просто заволновалась, что Надя одна обедать ушла. Вообще-то им строго-настрого запрещалось обедать вместе – кто-то всегда должен был дежурить в бутике. Но Марианна правила часто игнорировала. «Ничего страшного, подождут полчаса!» – рассуждала она. Надя набрала эсэмэску – «потом!» – и отключилась.