Вильям Козлов - Жало Скорпиона Страница 10

— Никак, — согласно кивнула Кристина, хотя внутри все дрожало от ужаса. Вот она, страшная правда: теперь ее заставляют участвовать в убийстве генерального директора…

— Даже на такую красотку с отдельной квартирой не клюнет? — насмешливо пялил на нее заблестевшие глазки Хрущ.

Кристина промолчала.

— Штучка небольшая, незаметная, весь вопрос — куда ее положить, — продолжал тот. А положить нужно так, чтобы… — Он поднялся с табуретки, вышел в прихожую и принес коробку. В ней лежала бутылка шампанского с горлышком в желтой фольге и завернутый в коричневую бумагу какой-то предмет размером с кулак — какая-то серая масса, напоминающая пластилин с вмонтированным внутри цифровым табло. — Поближе к письменному столу или креслу, где Ваня штаны просиживает… Усекла?

— Это что? — содрогнулась Кристина.

— То, что надо, — резко сказал он. — Твое дело положить завтра утром так, чтобы не было видно. В тумбочку, ящик письменного стола или, наконец, в мусорную корзину для бумаг. Можно прилепить лентой к креслу.

— Я не знаю… — промямлила Кристина, с ужасом глядя на страшный предмет. Она уже догадалась, что это такое: какая-то синтетическая взрывчатка с устройством, позволяющим взрывать ее на расстоянии. Она слышала про такие «адские штучки», но вот увидела впервые.

— Это последнее твое задание, — отводя глаза, пообещал Хрущ. — Больше я к тебе никогда не обращусь. Главное, держи язык за зубами. Расколешься — умрешь! Я не пугаю тебя, цыпка, таковы наши правила… Буду с тобой как на духу: наши хотели убрать тебя после… — он взглянул на пакет. — Но я отговорил… Наверное, потому что ты мне сильно нравишься, красотка! И потом, ты не так уж много и знаешь. Может, мы еще с тобой встретимся…

Она отрицательно покачала головой, отводя взгляд в сторону. Нет уж, встречаться с ним она никогда больше не будет!

— А ключи мне вернешь?

— Ради Бога! — усмехнулся он и, достав из кармана ключи на кольце, небрежно бросил на стол. — Насчет встретиться я имел в виду не дело, а…

— Ни «а», ни «б»! — твердо взглянула Кристина бандиту в глаза. — Я должна точно знать, что больше никогда никого из вас не увижу! Я хочу забыть про весь этот кошмар! Может, уйду с работы и уеду на край света… Как я буду жить с этим? — кивнула она на пакет. — Пусть вы меня заставили под страхом смерти, но… это же ужасно! Я буду чувствовать себя такой же убийцей, как и вы!

— Придержи язык, дурочка! — оборвал он. — Никто никогда ничего не узнает. Мы работаем чисто, иначе давно бы на моей могилке торчал крест.

— Ты — православный? — с презрением посмотрела на него Кристина. — Да святые апостолы и близко тебя не подпустят на том свете, даже к Чистилищу! Твое место, Миша, в огненном аду!

— Пусть в аду жарятся на сковородке те, кто нас сделал такими… какие мы сейчас есть! — Как ни странно, он не обиделся. — Не было бы этих реформ, перемен, гайдаров-чубайсов, я бы дубасил боксеров кожаной перчаткой на ринге и в ус не дул. Может, ездил бы на заграничные турниры. Я тебе говорил: тренер сулил мне большое будущее…

— Так какие ты мне дашь гарантии?

— Гарантии?

— Ну в том, что все кончилось? — устало сказала она. — И я не буду больше видеть… тебя?

— Ты рвешь на куски мое сердце, красотка! — ухмыльнулся Ломов. — А я-то думал, что оставишь меня при себе… Неужели этот чернявый хлюпик в галстуке лучше в постели, чем я.

— Значит, ты мне ничего не обещаешь… — проигнорировав его слова, тусклым голосом произнесла молодая женщина.

— Что переливать из пустого в порожнее? — жестко посмотрел он ей в глаза. — Я уже сказал, что это последнее твое задание. Положи эту штучку в кабинет дяди Вани и дай мне знать, что дело сделано. — Заметив, как напряглось ее лицо, усмехнулся: — Встречаться мы не будем: я позвоню тебе с автомата на работу. Если все о’кей, скажешь: «В кино я не пойду, а в театр — пожалуйста!» Врубилась?

— И ты знаешь мой телефон?

— Я даже знаю, что ты сидишь у окна, а этот бабистый хмырь в галстучке — у двери, — ухмыльнулся Хрущ.

— Я постараюсь, — сказала она, когда он поднялся из-за стола, снова взглянув на часы. Ей даже не верилось, что он встанет и уйдет и она больше не увидит эту бандитскую рожу со сломанным носом и сплющенными ушами.

На пороге Хрущ задержался, повернувшись к ней, заглянул в ее синие глаза, пошевелил плечом, будто хотел до нее дотронуться, но передумал и только сказал:

— Только, красотка, без булды…

— Без чего? — округлила она свои большие глаза.

— Не дурочка — сама знаешь, — грубо продолжал он. — Если даже мелькнет мыслишка меня подставить — с корнем вырви ее из себя! Ты уже поняла — мы не шутим! Могила, забудь про все — и живи как хочешь. Сорвешь дело — вот этими руками… — он пошевелил сильными короткими пальцами, поросшими редкими жесткими волосинками. — Разорву на куски! Помни об этом!

— Я ничего не забываю, — глухо ответила она.

Он еще раз впился своими блекло-голубыми глазами в ее лицо, криво усмехнулся:

— Кое-что тебе придется забыть… Прощай, красотка!

Ей много раз хотелось крикнуть ему в наглое лицо, мол, не называй меня «красоткой», это вульгарно! Но она не крикнула, даже не попросила: ее мнение, заботы, переживания — все это для него пустой звук.

А Хрущ, шагая по тротуару в сторону Смольного, размышлял: Кристинка все сделает, потому что он явственно видел ее смертельный страх и ужас перед ним и его дружками, когда они в первый раз ворвались к ней. Кто может так бояться, из того можно веревки вить. В надежности Кристины убедил он и своих приятелей вместе с боссом. Весь этот месяц следил за ней, ходил по пятам на улицу Рылеева, где ее НПО, возвращался к дому на Суворовском проспекте после шести вечера. Конечно, она его не видела. Кореш на Некрасовском телефонном узле прослушивал ее телефон — никаких подозрительных звонков за весь месяц! И Ломов поверил, что Кристина Васильева в его руках. Да что Кристина! Они умели заставить дрожать от страха как осенний лист на ветру и крепких на вид мужчин с тугой мошной, счетами в банках! Богатые за красивую жизнь еще больше держатся, чем бедные… Впрочем, с бедными они дел не имели. Бедные — это выброшенное за борт жизни быдло, которое медленно умирает от нищеты, болезней и голода. Ему, Хрущу, было противно видеть мужчин и женщин, ковыряющихся по утрам в металлических мусорных баках. «Сильные, здоровые — выживаю, больные, слабые — умирают!» — вот девиз их банды. Или, как они себя называют, питерской группировки. Так называют себя многие, это и хорошо: попробуй найти среди всех этих группировок их немногочисленную — всего-то двадцать человек — банду! Немного их по сравнению с другими, но «командиры» имеют отдельные квартиры, приличные иномарки да и «зелененьких» у каждого в заначке достаточно, чтобы прибарахлиться, слетать на Канары или Лазурный берег, поиграть в казино или на ипподроме… Все плачут, клянут жизнь, а он, Хрущ, чувствует себя в этой жизни как рыба в воде. Идет он по Невскому, смотрит на прохожих и знает, что любого, если захочет, может взять за горло, почувствовать его страх, потребовать в обмен за жизнь, которой он распоряжается, все что угодно… Весь Санкт-Петербург превратился для него в один гигантский ринг, где победителем и чемпионом чувствовал себя он, Мишка Ломов!..

Глава четвертая

ТВЕРДЫЙ ОРЕШЕК

Листая личные дела работников «Аиста», Князем часто вспоминал голос за кадром из «Семнадцати мгновений весны», когда Ефим Капелян зачитывал выдержки из характеристик высокопоставленных гитлеровцев. И в наших отделах кадров почти все личные дела сотрудников учреждений были похожи одно на другое: «Не был, не имел, не состоял...» Ну, еще были вписаны благодарности, взыскания, переводы из одного цеха в другой. Смешно было бы искать в номерном, бывшем оборонном НИИ человека с подмоченной репутацией или уголовным прошлым! А состав работников у Иванова почти не изменился с тех пор, как НИИ был переименован в «Аиста». Вот уволенных было много. Став единовластным хозяином предприятия, Иван Иванова вскоре избавился более чем от половины ненужных ему работников. Раньше парторганизация, профсоюз защищали лентяев, пьяниц, прогульщиков, а теперь защищать их стало некому. Остались лишь нужные, способные люди, дорожащие своей работой... И как же среди них искать предателя? Но кто-то же положил на стол генеральному директору гнусное послание? Причем незапечатанное, таким образом, сам мог прочесть его, а значит, был заодно с вымогателями.

Пять папок отобрал Артур, направляясь к Иванову в кабинет. До этого он побеседовал с каждым из этих показавшихся ему подозрительными людей. Интуиция подсказывала, что они ни при чем. Директор полистал личные дела, пожал широкими плечами:

— Я верю этим людям, — он потер широкой ладонью чисто выбритый подбородок. А что тебя заставило заподозрить именно их?