Павел Пепперштейн - Весна (сборник) Страница 10

…ГЕРБ СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК. ОТКРОВЕНИЕ. ИНСАЙТ…

Яйцо Фаберже, украшенное овальным миниатюрным портретом Александра Второго. Эмаль. Розовое лицо монарха. Розовое личико Освободителя. Но бомба не взорвется, она — диетическая. Ангелическая. А если и будет Взрыв, то — Диетический Взрыв.

Кости не слышат. Они давно превращены в порошок, в чистый пепел, запаянный в небольшой стальной урне. Урна помещена в торец гранитной плиты — там имеется специальное углубление, ниша, задвинутая медным щитком. Лишь тонкий слой стали, лишь тончайшая техническая медь отделяет пепел от зернистого снега, от ледяных корост, связующих земляные комья. Снег и лед что-то шепчут. Они поют. Нечто вроде колыбельной. Они поют, потрескивая, оседая внутрь себя. Они поют: «Костя, мы здесь. Ты нас слышишь?» Но кости не слышат. Слышит что-то другое. Что-то слышит. И откликается. Что-то очень похожее на наркотик, на волну веселящего газа проникает в людей, сидящих вокруг спиритического столика, заставляя их хохотать, заставляя их глаза возбужденно сверкать, заставляя яйцо резво кататься по бумаге, останавливаясь ненадолго то у одной, то у другой буквы…

Поутру старушка мать Северной собралась в церковь святить куличи, яйца и пасху. Увидела на столе яйцо со стрелкой. В банке еще оставалась разведенная золотая краска. Старушка быстро покрасила яйцо и положила сушиться.

Двор церкви был полон старушками и женщинами. Священник брызгал метелкой, щедро поливая святой водой пасхальные яства.

Возвращалась через кладбище. Люди клали яйца и кусочки кулича на могилы, оставляли на плитах рюмки с водкой. Так же поступила и Нина Николаевна. Рюмку водки и кусок кулича положила на могилу умершего тестя. Хотела положить туда же и золотое яичко, только что освященное. Чуть было оно не вернулось к тому, чей дух еще вчера гонял его по ватманскому листу. Но старушка вдруг вспомнила, что покойный тесть никогда не ел яиц.

Рядом блеснуло на овальной фотографии детское лицо. Мишенька Барсуков. Нина Николаевна вздохнула и осторожно положила яйцо на край Мишиной плиты.

…НИНА НИКОЛАЕВНА ВЗДОХНУЛА И ОСТОРОЖНО ПОЛОЖИЛА ЯЙЦО НА КРАЙ МИШИНОЙ ПЛИТЫ…

Ночью, когда все были в церкви, парни из поселка пробрались на кладбище, чтобы выпить водку, оставленную на могилах. Они не были особенно кощунственно настроены, просто молодость бродила в крови и очень хотелось смочить горло водкой.

Один из них, Володя, опрокинув рюмку, предназначенную для Константина Константиныча, поискал чем бы закусить. Под руку попалось золотое яйцо, тускло блеснувшее на могиле Мишеньки Барсукова. Володя хотел было ударить яйцом об угол могильного памятника, но его остановил другой парень, Андрюха.

— Ты че, дай посмотреть. Ишь как блестит! Золотое, блин, непростое. Ты че, охуел — такую красоту ломать?

Андрюха бережно спрятал яйцо в карман поролоновой куртки. Куртка была темно-красная, на ней в разных местах пастовой ручкой нарисованы были черепа, молнии, распятия, силуэты девушек и готическими буквами написаны названия групп Black Sabbath, АС/DС и Nazareth. Потом парни вскочили на мотоциклы (их называли козлами) и помчались под грохот моторов, под грохот магнитофона на одном из седел, обратив вольные, окаменевшие лица к пасхальной луне.

Вкусив скорости, вкусив грохочущего полета, Андрюха отделился от друзей и направил козла в сторону родных пенатов. Где-то во тьме светлой ночи таился домик с наличниками, где спали его родители.

Дорога шла мимо пруда. Какие-то девушки, визжа, пытались купаться в холодной апрельской воде, воображая себя русалками ранней весны.

Визги были совсем пьяные. В другую ночь они бы, наверное, побоялись. Но в светлую пасхальную ночь никто, кажется, не боялся ничего. Андрюха резко осадил «козла» и, как Актеон, подглядывающий за купанием нимф, подкрался к кустам. Его заметили с хохотом.

— Эй, не боитесь тут одни, без мужиков? — спросил Андрей.

— А ты не боишься, мы ведь русалки? — спросили его пьяные голоса. Чтобы доказать, что он не из робких, и вообще показать себя с лучшей стороны, Андрюха быстро разделся и нырнул. Холодная вода обожгла, как утюг. Перехватило дух. Он поплыл саженками. Одна из девушек, лихо крикнув, тоже пустилась вплавь. Он подплыл к ней. Ее тело смутно белело в темной воде, длинные волосы плыли за ней, как упавшая в воду охапка трав.

— Христос воскресе, — сказал он.

— Воистину воскресе, — ответила девушка. Они поцеловались. На берегу их уже ждали с растиранием, с бутылкой водки, которую торопливо передавали из рук в руки. Затем за курили.

— Есть чего-то хочется. Разговеться б надо, — сказала Лена (так звали девушку, которая купалась с Андреем).

— А у меня яйцо есть! — радостно воскликнул Андрюха.

— Как, всего одно? Мы думали, парочка найдется, — хохотнули девушки.

Андрей полез в карман куртки, думая, что скорлупа, наверное, треснула. Однако яичко было целехонькое.

— Ух, золотое! Как из «Курочки Рябы»!

— Я же говорил: золотое-непростое, — просиял Андрей.

— Ну, такое грех просто так есть. Поехали разговляться!

Дальше было все то, что бывает в таких случаях, в такие ночи. Гонка по пустому шоссе на мотоцикле, и ощущение девического тела, прижавшегося сзади, и ее руки, сцепившиеся у него на поясе, и залезание в окно нижнего этажа женского общежития текстильного ПТУ, и разговление красными маринованными помидорами, сухарями, рисом, сардинами и водкой.

Нашлось и другое яичко — красное. Ленка с Андрюшкой «тюкнулись». Треснуло Ленкино, Андрюшкино золотое осталось целехоньким, как ему и было положено по сюжету сказки.

— Ну, старик бил-бил — не разбил. Старуха била-била — не разбила. А где же мышка? — хохотали все.

Затем были танцы под «Игглз», под «Смоки» и под ансамбль Поля Мориа, и спор из-за Оззи Осборна и Сида Виджеса. Спор, неожиданно и незаметно перешедший в пение русских и советских песен приглушенными голосами. Парней немало холостых на улицах Саратова… Сняла решительно пиджак наброшенный… Ты меня ждешь, и у детской кроватки не спишь, и поэтому знаю, со мной ничего не случится…

Ленка с Андреем незаметно выскользнули из комнаты. В каком-то уголке, на расшатанной банкетке они совокупились.

Затем закурили, стряхивая пепел в пустую консервную банку. В этом уголке общежития было тихо, только откуда-то, из-за закрытых дверей, доносились пьяные крики и музыка. В коридоре жужжала неоновая трубка, словно цикада в летнем поле. Стебли традесканции бессильно свешивались из керамического вазона, прилепившегося к зеленоватой неровной стене. На подоконнике лежали две книги. Андрюха взял первую. Она была тонкая, детская, истрепанная. «Терра-Ферро». Сказка. Андрей раскрыл на картинке: люди в ботфортах, в сине-красных мундирах разбегались в разные стороны от огромной разбитой бутылки, из которой выпархивало странное существо, похожее на щепку. «История мадемуазель Корро де Ржа». Андрюха неожиданно зачитался. Лена дремала, положив голову ему на плечо. В книге рассказывалось о стране, где правили три короля — железный, деревянный и золотой. Железному принадлежало все железо и все металлургические предприятия, все связанное с железом. Деревянному — все дерево, все леса, деревообрабатывающая промышленность, бумага, книги. Золотому — золото, банки. Они ненавидели друг друга. Железный король раздобыл где-то ведьму по имени Гниль — в лесу она сосала трухлявый пень. По приказу короля ей вставили железные зубы. Все предприятия деревянного короля рухнули. Все съела Гниль. Он сам стал гнить — он ведь был древесным гигантом, на голове у которого рос сосновый лес. В старом архиве он разыскал рукопись о прекрасной даме Корро де Ржа, которая питалась железом. Когда-то ее заточили в гигантской бутылке с маслом и бросили в лесу. По приказу деревянного короля ее освободили. Все государство пришло в упадок. Золотой король сбежал. Железный король погиб от ржавчины, как и все железное. Люди вроде бы одичали. Иллюстрации изображали дикарей с остатками шляп на головах, которые танцевали среди руин. Над городами кружилась прекрасная Корро де Ржа.

Леночка вдруг проснулась, взяла с подоконника вторую книгу. Тоже детская. «Алиса в Зазеркалье». Раскрыла. На гравированной иллюстрации девочка в нарядном платье стояла перед стеной, на которой восседал Шалтай-Болтай.

— Давай сделаем Шалтая! — воскликнула Лена. Она схватила Андрея за руку и потащила обратно в комнату. Здесь уже все спали — девушки в обнимку с какими-то незнакомыми ребятами. В углу, в магнитофоне, догорала музыка. Кажется, Кин Кримсон. На столе, среди объедков, мусора и пустых бутылок лежало золотое яйцо, чудом никем не съеденное.

— Шалтай-Болтай! — громко сказала Лена, указывая на него.