Ирина Майорова - Метромания Страница 10

Ксюша, надо отдать ей должное, оказалась неплохим психологом. Смекнув, что Макс относится к тому типу мужчин, которые особенно ценят свой вклад во что бы то ни было – в дело, в человека, – заставила тратиться на себя, любимую, по полной программе. И в материальном смысле, и в плане времени. Так что их бракосочетание было своего рода логическим апофеозом этого «плотного опекунства».

У Андрея были основания полагать (хотя Макс в открытую об этом не говорил), что Кривцов еще до свадьбы знал: ничего хорошего из их с Ксюшей совместной жизни не получится. Зачем же тогда женился? Ну не пропадать же добру (сиречь: материальным и душевным затратам)! Родители Макса, вот уже несколько лет пребывавшие в разводе, в качестве свадебного подарка отписали сыну свои доли в приватизированной квартире. Отец, Алексей Павлович, давно жил отдельно, а «мадам Кривцова» купила себе двухкомнатную в районе «Павелецкой». Уже через полгода после акта бракосочетания Макс начал погуливать. И осуждать его за это мог только тот, кто не был в курсе его домашних дел. Ксюша оказалась настоящей мегерой: то сутки напролет рыдала из-за случайно оброненного Максом слова, то лежала физиономией к стенке и молчала, то принималась колотить посуду и орать так, что слышали соседи по лестничной площадке. В качестве отступного при разводе кривцовским предкам пришлось купить ей комнату в коммуналке. Ксюша настаивала на квартире, даже намеревалась судиться, но ей кто-то вовремя подсказал, что не стоит: по суду она получила бы гораздо меньше.

Каждое проявление Кривцовым заботы и внимания по отношению к Катерине заставляло Шахова сходить с ума от ревности и страха: вдруг Макс – как это уже было с Ксенией – в порыве восхищения самим собой сделает Гавриловой предложение, и она… Она, конечно, тут же согласится. Любой повод убедиться в Катиных предпочтениях вызывал у Андрея острый приступ боли и обиды: ну почему он, чем он лучше?

Шахов прекрасно помнил прошлый день рождения Катерины. Тогда они с Максом, выбирая подарок для именинницы, чуть не разругались в пух и прах. Кривцов предлагал придумать какой-нибудь веселый прикол, Андрей настаивал на том, чтобы купить что-то для дома. Так и не сойдясь во мнении, друзья притащили виновнице торжества два больших пакета. Один – с фильтром для воды, второй – с подставкой для зонтов, выполненной в виде голого мужика (внизу мэн заканчивался как раз там, где у живого прототипа – если таковой был – начиналось самое сокровенное). Верхняя часть черепа у мачо-подставки была ровненько срезана, что вкупе с застывшей на его губах лучезарной улыбкой смотрелось особенно жутко. Однако «жертве трепанации» Катерина обрадовалась куда больше, чем итальянскому фильтру с пятью степенями очистки. Весь вечер носилась с этим керамическим уродом, как с писаной торбой, а презент Андрея, бросив на ходу: «Потом как-нибудь установишь», небрежно сунула в угол на кухне. И это при ее практичности, страсти к экономии и неприятии пустых трат!

То, что Шахов именует практичностью, другие наверняка сочтут прижимистостью и даже скупостью. Есть у Гавриловой такой – еще один – пунктик. Она копит деньги, отказывая себе в очень и очень многом. Редко покупает себе новую одежду, перешивая бабушкины и мамины платья и пальто, обувь выбирает самую дешевую, продуктами запасается только на рынке и в магазинах эконом-класса, и разница в пять рублей при выборе товара может стать для нее решающей. Большую часть зарплаты и все чаевые Катя меняет на валюту (в прежние годы – на доллары, теперь на евро) и складывает в тайник, местонахождение которого известно ей одной.

Полгода назад Андрей разбил чужую машину, на которой ездил по доверенности. Хозяин тачки, числившийся до ДТП в нормальных мужиках, будто озверел. Потребовал в трехдневный срок отдать ему пять штук баксов на восстановление «ласточки»; в противном случае обещал привлечь к решению вопроса знакомых братков. Шахов, зная, что у Катерины мертвым грузом лежит сумма, значительно превышающая требуемую, рванул к ней. Но Катя, выслушав просьбу, начала врать. Сказала, что отдала все деньги подруге, которой нужно было срочно делать взнос за купленную в кредит квартиру, иначе несчастную и ее детей ждала участь бомжей. Андрей видел, что она лжет, и испытывал жгучее чувство неловкости – не столько за Катю, сколько за себя, заставившего ее изворачиваться. И скупость ее он тогда оправдал. Девчонка в одиннадцать лет осталась сиротой, и это не могло не сказаться на ее характере. Не имея никого в этом мире, кроме старой бабушки, она рано поняла, что должна заботиться о себе сама и что ее страховкой в сложных ситуациях могут быть только деньги. Каждый раз, добавляя в тайник очередную сумму, Катя наверняка прикидывала, сколько времени сможет продержаться на накопленном, если ее свалит болезнь и она не сможет работать.

Червячок обиды зашевелился в душе Шахова чуть позже, когда он уже шел со своей бедой к Максу: «Сколько раз я ее на этой машине и к бабушке на кладбище возил, и на рынок стройматериалов, когда унитаз потек, а у духовки дно от старости провалилось… И тачку, и меня по полной использовала… а вот деньги понадобились… и ведь знает меня, знает, что отдал бы при первой возможности…»

Кривцов, выслушав друга, первым делом тоже вспомнил о Катиных «несметных сокровищах». Шахов покачал головой: «Уже спрашивал. Не дает». – «Давай я попрошу, мне не откажет», – предложил Макс. Андрей запретил: «Даже если не скажешь, что для меня, поймет. А мне ведь уже сказала, что денег нет. Зачем ее в дурацкое положение ставить?»

Деньги тогда Макс взял у матери. Мадам Кривцова даже не поинтересовалась, на что Андрею такая сумма, только велела, чтобы расписку написал.

Что касается Катькиных фобий, то Шахов не раз и не два пытался уговорить Гаврилову обратиться к врачу, приносил вырезки из журналов, распечатки из Интернета, в которых рассказывалось об имеющихся на вооружении психотерапевтов новых методиках. Но она только пожимала плечами: «Это же не болезнь, а так, заморочки характера». После недолгой, но ожесточенной борьбы с самим собой Шахов даже попытался привлечь к решению проблемы Макса: дескать, ты единственный человек, которого Катя может послушать. В ответ Кривцов хмыкнул: «Не грузись, Рюша! Катька напридумывала себе фиг знает чего, а скорее всего, просто интересничает. Цену набивает».

Андрей потряс друга за плечо: поезд подходил к их станции. До дома добирались молча. Макс, казалось, и на ходу продолжал дремать, а Андрей думал о чем-то своем.

Личное

Дома Шахов пожарил яичницу, сделал пару бутербродов. Съел все это, тупо глядя в телевизор. Налил себе еще один, третий по счету бокал чая и сел в кресло со сборником французских детективов. Из авторов, работающих в этом жанре, он признавал исключительно «лягушатников», считая, что только они способны не просто держать интригу до конца, но и с каждой главой все больше и больше взвинчивать напряжение. А эти их психологические хитросплетения, а сверхнеожиданная развязка!.. И при том, заметьте, каждое лыко в строку, никаких лирических отступлений и вторых планов, которыми грешат большинство пашущих криминальную ниву соотечественников.

В детективе, который он начал читать, фигурировали красивая богатая дама и ее вызывающе молодой супруг. Шахов уронил книжку на колени. Мысли перескочили на Людмилу Кривцову. Да, она тетка не промах! Рулит огромным торговым центром, зашибая в месяц… тысяч десять баксов, не меньше. Чуть не каждый день ходит в фитнес, потом в салон красоты, в солярий. Фигура как у девчонки-гимнастки, загар – будто только что с элитного курорта. Да, собственно, так оно и есть. Сколько раз в году мадам Кривцова мотается во всякие Эмираты, на Карибы и Майорки? Раза-то три – точно. Конечно, при таком укладе ей молодой и нужен. Чтоб кровь обновлять-будоражить, чтоб драл ее каждую ночь. Другая б ограничилась юным любовником, но мадам Кривцова решила пойти дальше – под венец собралась. Сколько ей сейчас? Сорок пять? Если бы у Макса с Ксенией все сложилось, могла бы уже бабушкой стать… Ха, Людмила Кривцова – бабушка! Да когда она рядом с Максом идет, никто не дотумкает, что это мать и сын. И не потому, что больно молодо мадам Кривцова выглядит для родительницы такого великовозрастного дитяти, а потому, что такие, как Людмила, с материнством вообще не ассоциируются. С пеленками, катанием по двору коляски, проверкой уроков, мельтешением у окна в ожидании, когда сынуля-старшеклассник, нацеловавшись с подружкой, заявится домой. Да в биографии Людмилы ничего этого, собственно, и не было! Макса растила бабушка по отцу. Она и стирала, и варила, и проверяла, и до полуночи не спала – переживала. А мадам Кривцова в это время делала карьеру. Может, поэтому у них с Максом отношения как у дальних родственников. Дежурные перезвоны раз в неделю, в праздники заскочат один к другому, подарки сунут – и адьё. И Макса не поймешь: то ли он рад, что они с матерью каждый сам по себе, то ли все-таки чувствует себя обделенным. Вот и сегодня, когда говорили про то, что она замуж за этого своего Георгия собралась. С одной стороны, Макс вроде как гордится своей маман, а с другой – в его голосе явственно слышится горечь…