Петр Алешковский - Институт сновидений Страница 10

Проводя государственную линию приходилось много бороться с косностью и провинциализмом, но она любила борьбу. Вот, к слову, вышло недавнее постановление правительства о прекращении федеральных дотаций региональным музеям, предприятия культуры должны сами учиться зарабатывать деньги. Под сокращение попал и музей керамики в Старгороде. Музей провинциальный, с раздутым бюджетом в миллион долларов в год, знаменитый лишь археологической экспедицией, которую, посетил сам Путин, и даже выделил деньги на строительство раскопа под открытым небом. Деньги присвоил верный ей директор и прислал откат. И все бы утряслось, если б не мелкий баранишка от науки, раздувший эту историю в местной прессе. Директор испугался, уволил предателя, а экспедицию прикрыл.

Алиса срочно выехала в Старгород, гасить скандал следовало в зародыше. Директору музея она устроила такой разнос, что всем стало понятно: дни его сочтены. Группа археологов, возглавляемая желчным доцентом-провокатором, глядела на нее недоверчиво. Алиса нарочно говорила тихо, но доверительно, глаза ее были закрыты веками, так что верхнее освещение мешало видеть их выражение (тактика, подсмотренная еще у японцев), назвала директора расхитителем и просила подождать год, в течение которого все окончательно решится. Сговорились так: музей будет расформирован, а затем создан заново. Археологам же следует пока организовать независимую структуру, типа «ОАО», что позже станет костяком нового музея. Грант на раскопки сделает ученых свободными от прежнего начальства.

В глазах бунтарей загорелась надежда – как будто от их научных изысканий что-то изменится. В Старгород начинали стягиваться большие деньги, московский генерал затеял тут не без Алисиной помощи реконструкцию исторического центра. Археологический контроль при строительстве был ей нужен, а кто будет этот контроль проводить и докладывать, ей было без разницы.

Уезжая, бросила фразу: «Заходите в гости, я всегда рада помочь».

Вечером, на даче, Алиса села в кресло-качалку под яблоней. И тут позвонил директор музея, он лебезил, каялся, обещал. Гордый ученый не позвонил, не «поклонился козлом и бараном» и упустил свой шанс. Через год все забудется, она решила простить верного директора.

На даче жили разные животные, это теперь стало модно. Оладий, видя, что жена не в духе, подвел к ней любимую козочку Глашу. Козочка взяла из Алисиной руки морковку и облизала ей ладонь. – Веди доить, надоела!

Муж покорно повел Глашу вглубь участка. Оладий Евлампиевич давно ей надоел, взять с него было, что с козла молока. Алиса закрыла глаза, глубоко втянула носом воздух, сконцентрировавшись на своей «хара», представила себя плывущей в безбрежном океане. Кресло слегка покачивалось, успокаивало. Легкой изящной ступней на всякий случай поискала землю – нет, не потеряла и не потеряет никогда!

Наш прогресс

Тыловую часть в Панкратовке, что утонула в лесных болотах к северу от Старгорода, расформировали в начале 90-х. Вскоре после приказа в котельную поселка перестали подвозить уголь. Двухэтажные силикатные бараки высунули из окон трубы буржуек и стали похожи на Тихоокеанскую эскадру, ожидающую в гавани Порт-Артура своей гибели. Ветераны дважды в год писали в военное ведомство, им полагалось переселение в благоустроенные квартиры, но ведомство о них забыло. За пятнадцать лет из восьмидесяти двух офицерских семей в Панкратовке осталось сорок три.

В первый же год отставники посадили огороды и совсем превратились бы в крестьян, если б не подполковник Семен Семенович Пороховница. Понимая, что мужиков надо чем-то заинтересовать, бывший командир сорвал с ворот гаража выцветший лозунг: «Наш прогресс шагает в лес!» и приколотил вывеску «Автоклуб „Варяг“». Начали так: притащили из оврага танк «Т-34» и отремонтировали его до состояния боевой готовности. Затем в болоте обнаружили остов легкого танка «БТ-7А». Этот уже относился к раритетным, пальцев на руке хватило бы, чтоб пересчитать выжившие экземпляры. Единомышленники разыскали чертежи, воссоздали машину во всей ее красоте и мощи и поставили на ход. За полтора десятилетия ремонтные мастерские воинской части дали новую жизнь нескольким «ЗИСам 151», в них почти из ничего слепили трехтонник «ЗИС-5» 1934 года выпуска с колесной базой 6х4, немецкую и отечественную самоходки и фашистский «Тигр». Гордостью коллекции стали один из первых грузовиков «Freight-Liner» серии 1940 года, выпущенных Джеймсом Лейландом сотоварищи на заводе в Юте, еще до переезда корпорации в Портленд, и «Газ-А», по легенде участвовавший в автопробеге 1933 года через Каракумы, описанный в книге Ильфа и Петрова. За эти две машины, коллекционеры предлагали бешеные деньги, но клуб «Варяг» шедеврами не торговал. В самом начале деятельности Пороховница, скупил по дешевке много старых «Волг», «Побед», «Москвичей», «ЗИСов» и «ЗИМов». Отдельное подразделение – ИЧП «Варяг» – восстанавливало эти машины на заказ.

В новом тысячелетии, в связи с повышенной модой на старые авто, предприятие стало, наконец, давать доход. Двадцать два механика, четыре специалиста по запчастям, бухгалтерия и подсобные рабочие – почти все отставники – всеми ими управлял Семен Семенович, и, что особенно важно, никто не оставался обиженным.

Клуб начал участвовать в выставках ретротехники, о нем сделали передачу на ОРТ. Тут уж на него положил глаз сам губернатор, большой любитель старины. Расположить героическую технику у стен Кремля незадолго перед выборами в Думу, куда он метил, показалось ему правильным политическим решением. Что касается «Газа А», влиятельный силовик как-то намекнул, что будь она у него, он смог бы уладить разногласия, что сложились у нашего воеводы с Москвой. Губернатор намекнул – Пороховница жестко потребовал в обмен квартиры для отставников. Тогда в конце апреля в поселок прислали фининспекцию, и перед директором ЧП замаячил срок.

9 мая колонна из двух танков и трех грузовиков с наряженными в полевую форму панкратовцами высадилась десантом на главной площади Старгорода. Милиция их пропустила, приняв за столичных артистов. На площади люди в хаки достали плакаты: «Даешь обещанные квартиры!», танки нацелили пушки в сторону Большого дома. Пресса защелкала фотоаппаратами.

Специальная комиссия Минобороны высадилась в Панкратовке через неделю и заключила с отставниками договор, по которому обещалась за два года переселить всех в теплые квартиры. Событие показали в «Вестях», диктор говорил о прогрессивных веяниях, о государстве, повернувшемся лицом к военнослужащим. Москва под шумок сняла губернатора. Технику передали в старгородский музей. «Газ А» силовику не достался.

Пороховница выиграл единственный бой в жизни, но на новую квартиру не поехал. Он обосновался недалеко от поселка в бревенчатом доме у реки и завел пасеку.

Корреспондент «Старгородского глашатая» попытался взять у него интервью. Подполковник сходу ошарашил его вопросом: «С точки зрения ума технический прогресс есть движение поступательное?» И сам же ответил: «А если даже и так, я от него устал», – налил медовухи, чокнулся с газетчиком и выпил. Интервью не случилось, пьяного корреспондента отвезла домой попутная хлебная машина.

Пороховница слукавил: на телегу он не пересел, ездит по полям на новейшем дизельном «уазике», а реставрационное предприятие, переселившееся в Старгород, выплачивает ему хорошие проценты от прибыли. Работая на пасеке, он обыкновенно напевает песню о том, что любой солдат имеет право у тихой речки отдохнуть.

Доброта

Больные глаза Перса преследовали Марину всю ночь, она спала нервно, скинула легкое одеяло и замерзла, на дворе начиналась осень. Она проснулась разбитой, чуть не опоздала к клиентке, и делала мейк-ап машинально, только к концу процедуры собралась и результатом осталась довольна. Когда клиентка ушла, Артавазд – владелец салона «Диориссимо», где Марина работала вторую неделю, опять прочитал ей лекцию.

– Не украшай клиента, ломай стиль. Пришла блондинка, перекрась ее в брюнетку, не будь добренькой, нельзя идти у них на поводу!

Вчера он запретил ей стричь новых клиентов и в наказание посадил Марину на мейк-ап. Марина тогда смолчала, перечить армянской звезде она и сегодня не стала. Вышла в город, на чистый и холодный воздух. Шла и думала, что пора доставать пуховое одеяло. Больного добермана она подобрала семь лет назад в подворотне, вылечила у ветеринара и назвала Персом. Муж требовал пса усыпить, боялся его, а может и ревновал. Марина отказалась, тогда муж с ней развелся. Теперь вот Перс умер.

Дамы, над которыми Артавазд совершал насилие, вставали из кресла, крутя непривычно остриженной головой, расправляли плечи, словно собирались нырнуть с вышки, тщательно скрывали испуг, зеркала в салоне притягивали и страшили их одновременно. Артавазд был мачо, многим он нравился. Маринины клиенты не шли на кардинальные перемены. Ей было интересно внести изменение так, чтобы оно только подчеркнуло выбранный образ. Наверное, следовало уходить отсюда, но «Диориссимо» находилось в центре города, что было удобно для клиентов, и в этом была засада.