Джаннетт Уоллс - Серебряная звезда Страница 10

– Вы знали моего папу? – спросила я дядю Тинсли.

– Конечно, знал.

Я так разнервничалась, что стала потирать ладонь о ладонь. После маминого рассказа о моем папе мне всегда очень хотелось узнать о нем побольше, но мама не желала разговаривать на эту тему. Нам обеим будет лучше вообще об этом не говорить, и оставим этот разговор, говорила она. У мамы не было его фотографии, и она не сказала мне, как его зовут. Мне всегда было интересно, как выглядел мой папа. Я не была похожа на маму. А была ли я похожа на папу? Был он красивым? Веселым? Умным?

– Каким он был? – спросила я.

– Чарли Уайетт был дерзким парнем, – ответил дядя Тинсли, помолчал и посмотрел на меня. – Знаешь, он хотел жениться на твоей маме, но она не относилась к этому серьезно.

– Почему?

– Чарли был гулякой. Шарлотта очень разозлилась, когда этот никчемный человек, отец Лиз, решил, что не хочет становиться отцом. Она развелась с ним и спуталась с множеством мужчин, которых и мама, и папа не одобряли. Чарли был одним из них. Шарлотта никогда не рассматривала возможность брака с ним. Она видела лишь то, что он был просто чесальщиком.

– А что это такое? – Я слышала, как мама употребляла это слово, но не знала, что оно означает.

– Фабричный рабочий. Они возвращались после смены, покрытые пушком.

Я так и сидела на полу, пытаясь все осмыслить. Я всегда хотела узнать побольше о своем папе и его семье, и теперь, когда встретила человека, который был его родственником – и моим, – я повела себя как дурочка, обзывала его и бросила в него персик. А он не был вором. Поскольку дядя Тинсли не возражал, чтобы Джо Уайетт брал персики, значит, он не воровал. По крайней мере, к этому только так и можно было относиться.

– Я должна извиниться перед Джо Уайеттом, – сказала я. – И, может быть, познакомиться с другими Уайеттами.

– Неплохая идея, – сказал дядя Тинсли. – Они хорошие люди. Отец покалечен и теперь мало что может делать. Мать работает в ночную смену. Именно на ней держится вся семья. – Он почесал подбородок. – Я отвезу тебя туда.

То, как дядя Тинсли это сказал, почему-то заставило меня подумать, что он не хочет этого. В конце концов, он был Холлидей, в прошлом – владелец фабрики. Получалось так, что он должен нанести визит семье фабричных рабочих, семье человека, от которого забеременела его сестра. Ему неловко было бы просто оставить меня у крыльца и не зайти в дом, но еще более неловко было бы сидеть с Уайеттами и болтать, попивая лимонад.

– Я пойду сама – сказала я. – Посмотрю город.

– Хороший план, – сказал дядя Тинсли. – Где-то здесь должен быть старый велосипед Шарлотты. Ты можешь на нем поехать в город.

Я пошла в «птичье крыло» рассказать Лиз о Уайеттах. Она сидела в кресле у окна и читала другую книгу, которую нашла в библиотеке дяди Тинсли. Автором книги был Эдгар Аллан По. Когда я рассказала Лиз об Уайеттах, она вспрыгнула и обняла меня.

– Ты дрожишь, – сказала сестра.

– Да. Я нервничаю. Если они окажутся какими-то чудаками? Что, если они подумают, что это я чудаковата?

– Все будет хорошо. Хочешь, чтобы и я пошла?

– А ты пошла бы?

– Конечно, Бинчик, какая ты странная. Мы же всегда вместе.

Глава 8

На следующее утро дядя Тинсли нашел велосипед, на котором в детстве ездила мама. Велосипед был в сарае с инструментами, там же дядя отыскал и свой старый велосипед, но ему нужны были новые шины, так что мы с Лиз решили ехать вдвоем на одном велосипеде.

Таких ужасных велосипедов, как мамин «Швинн», больше уже не делали, сказал дядя Тинсли. У велосипеда была тяжелая красная рама, плоские шины, отражатели на колесах, спидометр, гудок и хромовый багажник позади сиденья. Дядя Тинсли все протер, накачал шины, смазал цепи и нарисовал нам карту той части города, где жили Уайетты, объяснив, что это место известно как фабричный холм. Лиз крутила педали, а я сидела на багажнике.

День был жарким, влажным, небо подернула дымка, багажник впивался мне в ноги, но по пути мы проезжали прохладные полосы леса, где ветки больших старых деревьев высовывались наружу, накрывая дорогу и создавая своего рода полог. Казалось, что мы ехали как бы сквозь тоннель с пятнами солнечного света, мерцающего между листьями.

Фабричный холм находился в северной части города, сразу после фабрики, у основания лесистой горы. Дома походили на коробки, многие из них были покрашены белой краской, теперь стершейся, а другие были голубыми, желтыми, зеленым, розовыми, цвета алюминия или покрыты толем. В портиках выстроились стулья и кушетки, в некоторые маленькие дворики втиснулись стоянки для машин, в окне одного старого дома был вывешен какой-то полинявший флаг. Но было понятно, что многим людям, живущим на холме, важно поддерживать внешний вид на прежнем уровне. Жители превращали выбеленные шины в клумбы для анютиных глазок или использовали для установки в них крутящихся под ветром кругов из разноцветной бумаги. В них ставили маленькие цементные статуи белочек и гномов. Мы проехали мимо одной женщины, которая подметала метлой свой грязный дворик.

Дом Уайеттов свидетельствовал о гордыне своих владельцев. Небесно-голубая краска поблекла, но передний газон был выстрижен, кусты вокруг дома недавно подрезаны, маленькие камешки обрамляли дорожку от ступенек лестницы до тротуара.

Лиз отступила назад, давая мне пройти. Я постучала в дверь, и почти сразу появилась крупная женщина с широким ртом и сверкающими зелеными глазами. Ее темные, с проседью, волосы были собраны в тугой пучок, на ней были мешковатое платье и фартук. Она вопросительно улыбалась мне.

– Миссис Уайетт? – спросила я.

– Да. – Она вытирала руки кухонным полотенцем. Это были большие, почти мужские, руки. – Вы что-то продаете?

– Я – Бин Холлидей. Дочь Шарлотты.

Женщина радостно вскрикнула, уронила кухонное полотенце, затем обняла меня, да так, что чуть не сломала мне позвоночник.

Я представила Лиз, и сестра протянула руку для пожатия.

– Это здорово! – воскликнула миссис Уайетт, снова обнимая Лиз. Она потащила нас в дом, крикнув при этом Кларенсу, чтобы он пришел встретить племянниц. – И никаких миссис Уайетт, – сказала она. – Я ваша тетя Эл.

Входная дверь вела в кухню. Маленький мальчик, сидящий за столом, уставился на нас большими, немигающими глазами. На большой плите лежало два свежеиспеченных пирога. Тарелки, плошки и горшки были сложены на полках по размерам, над плитой висели половники и ложки-мешалки. Можно было сказать, что тетя Эл ведет очень аккуратный корабль. На стенах висели вышивки и маленькие лакированные доски с цитатами из Библии, такими, как «Священная книга день и ночь отгоняет дьявола прочь» и «Не бывает радуги без маленького дождя».

Я спросила, дома ли Джо.

– Я вчера видела его, но не знала, что он мой кузен.

– Где ты его встретила?

– В саду дяди Тинсли.

– Так это ты кидалась персиками? – Тетя Эл откинула голову назад и захохотала. – Метко кидаешь! Джо где-то здесь, обычно он приходит домой только к обеду, но наверняка пожалеет, что пропустил вас. У меня четверо детей. Джо тринадцать лет, он средний. Ребенок за столом, Эрл, – самый младший. Ему пять лет, он какой-то необычный, слабенький и так и не научился говорить – пока. Старший, Труман, которому двадцать лет, служит в море. Шестнадцатилетняя дочка Рут уехала в Северную Каролину, чтобы помогать тете, у той трое детей, за которыми нужно присматривать, а она заболела менингитом.

Из задней комнаты, как-то осторожно, согнувшись, вышел мужчина, и тетя Эл представила нам своего мужа, нашего дядю Кларенса.

– Шарлоттины дочки? И не скажешь… – Он был очень худым, со впалыми, морщинистыми щеками, с коротко остриженными седыми волосами.

Дядя Кларенс изучающе посмотрел на Лиз.

– Тебя я, может, и помню, – сказал он. Потом посмотрел на меня. – А тебя я никогда не видел. Твоя мамаша увезла вас из города до того, как мне бы представился случай увидеть единственного ребенка моего брата.

– Ну, сейчас тебе как раз и представился такой случай, – улыбнулась тетя Эл. – Будь поласковее.

– Рады познакомиться с вами, дядя Кларенс, – сказала я. Мне было интересно, обнимет ли он меня, как это сделала тетя Эл. Но он стоял и смотрел на меня с подозрением.

– Где твоя мама? – спросил он.

– Она живет в Калифорнии. Мы приехали сюда в гости.

– Решила не приезжать, да? Ну, почему бы не удивить меня? – И дядя Кларенс закашлялся.

– Не будь таким сварливым, Кларенс, – произнесла тетя Эл. – Иди, посиди и отдышись. – И тот, кашляя, вышел из комнаты.

– У моего мужа бывают всякие капризы, – объяснила нам тетя Эл. – Он человек хороший, но у него нелегкая судьба – все дело в его спине и легких, он заработал это на фабрике. Кларенс злится на многих людей. Еще он беспокоится за Трумана, только не признает этого. Мы потеряли на войне троих мальчиков из Байлера, и я молюсь за своего сына и за всех остальных каждую ночь. А как насчет пирога?