Элизабет Гилберт - Последний романтик Страница 10

Тетя Юстаса вспоминает, как однажды, когда ему было четыре года, отец разбудил мальчика среди ночи, притащил вниз к гостям и вынудил отвечать на сложные математические вопросы. Каждый раз, когда малыш ошибался, Юстас-старший насмехался над ним и унижал, видимо, рассчитывая, что его словесные издевки развлекут гостей. Это продолжалось до тех пор, пока мальчик не расплакался. В этот момент тетя вышла из комнаты, потому что просто не могла больше на это смотреть. Тогда она подумала, что это самый «садистский и отвратительный способ издеваться над ребенком» и дала себе обещание никогда больше не возвращаться в дом Конвеев.

И как и мистер Стаут, тетя Юстаса не припоминает, чтобы в течение вечера мальчик хоть раз сказал отцу что-то вроде «Пап, может, хватит?».

А вот когда Уолтон вспоминает, как отец грозился размозжить Юстасу башку, – у него при этом возникает только один вопрос: что Юстас опять сделал не так, что разозлил папочку? Когда вспоминает, как отец грозил заколоть мать ножом для льда, то думает: наверное, они опять ссорились из-за Юстаса. И если Юстаса часами запирали в комнате без еды и воды, значит, он действительно вел себя плохо.

Пожалуй, труднее всего в этой истории понять, где была мать, пока над ее ребенком так издевались. Как случилось, что Карен Конвей, в прошлом Карен Джонсон, неугомонная наездница-чемпионка, отважный лесоруб, девчонка, которая в двадцать два года продала свою серебряную флейту и купила пропуск на Аляску – как случилось, что такая женщина не смогла защитить сына? Почему она не оградила Юстаса-млад шего от отца?

Она и сама до сих пор не может это объяснить. Наверное, дело в том, что брак – слишком сложное дело, и ни одна семья не может избежать трагедий. Сейчас миссис Конвей утверждает, что боялась мужа. Ей доставалось не меньше, чем сыну. (Любимым развлечением мужа было подстрекать детей посмеяться над матерью, которую он обзывал «большим жирным бегемотом».) Друзья и родные умоляли ее оставить мужа, но ей не хватало смелости уйти, по крайней мере, надолго. Отчасти это объясняется тем, что миссис Конвей была глубоко религиозна и верила, что развод – один из смертных грехов. А отчасти… как знать? Кто знает, почему женщины не бросают мужей? Она помнит лишь, что когда пыталась встать на защиту сына, это еще больше злило мужа, и наказания становились более суровыми. Поэтому она быстро решила, что для блага самого мальчика лучше не вмешиваться.

Вместо этого она придумала, как помочь сыну втайне. Она тайком поддерживала его, словно он был диссидентом в тоталитарном государстве, посаженным в одиночную камеру. Иногда – я это не придумала – подсовывала ему записки («с любовью от того, кто любит тебя и больше всего о тебе заботится»), но также проявляла свою любовь наедине, когда никто не видел. Она научила его жизни в лесу и разрешила свободно там бегать. В лесу Юстас имел возможность не просто быть лучшим, но и вздохнуть полной грудью, ничего не опасаясь вдали от бушевавших в родном доме торнадо. А еще Карен внушила сыну – и это был самый важный ее поступок – тайную, но сильную уверенность в том, что он, Юстас Робинсон Конвей IV, когда-нибудь вырастет и изменит мир – что бы ни говорил и ни делал его отец.

Теория о том, что человек может изменить мир, не была ее собственным изобретением. Она усвоила ее от отца, выдающегося философа-идеалиста C. Уолтона Джонсона. Дед Юстаса по материнской линии был уникальным человеком, ветераном Первой мировой войны, и все его звали Шефом. Вскоре после возвращения с войны Шеф Джонсон основал в Северной Каролине филиал американских бойскаутов. Он хотел работать с детьми, потому что знал, что именно способно превратить хилых мальчишек в сильных мужчин, способных изменить мир. Он верил, – нет, пожалуй, стоит пойти дальше и назвать это не просто уверенностью, а несгибаемой научной догмой, – что это превращение лучше всего достигается в сложных условиях фронтира, неосвоенной земли, и, как многие американцы до и после него, был обеспокоен тем, как исчезновение дикой природы повлияет на воспитание американских мальчиков. Шеф Джонсон не собирался спокойно стоять и смотреть, как американские мальчишки вырастают изнеженными бездельниками, как их расхолаживает «влияние города, которое размягчает мозги и ограничивает восприятие».

Ну, уж нет. Пока он жив, этого не будет. Итак, первый отряд бойскаутов в Северной Каролине был хорошим началом, но Шеф быстро разочаровался в программе – ему казалось, что мальчиков в бойскаутской организации слишком балуют. Поэтому в 1924 году на 125 акрах горной территории близ Ашвилла основал частный летний лагерь, установив в нем крайне строгие правила. Он назвал его «лагерь «Секвойя» для мальчиков, где слабые становятся сильными, а сильные – великими». (К сожалению, нет свидетельств о том, удалось ли слабым стать великими, но готова поспорить, что они старались изо всех сил.) У Шефа было лишь одно требование к своим подопечным и сотрудникам: чтобы те неустанно стремились к физическому, моральному и интеллектуальному совершенству во всех сферах жизни. Тогда, и лишь тогда, смогут они стать людьми, способными изменить мир.

«В каждую эпоху возникает необходимость в людях, способных изменить мир, – писал Шеф в одном из многочисленных опубликованных трактатов на эту тему. – И в каждую эпоху находятся люди, откликающиеся на эту необходимость, – как откликнулись Аристотель, Галилей и Вильсон[24]… Эти люди верили, что в силах изменить мир, и готовили себя к решению предстоящей задачи. Их влекла непреодолимая сила. Ни один человек не способен изменить мир, если не верит с глубочайшей убежденностью, что именно он может сделать уникальный вклад в современное общество. Скажете, это тщеславие? Вовсе нет! Это всего лишь осознание своей миссии и смелость дойти до конца. Тот, кем движет внутреннее убеждение, что у него есть миссия, которую он должен выполнить во что бы то ни стало, что он рожден исключительно для этой цели, что он должен исполнить свой долг и исполнит его – такой человек способен изменить мир».

Шеф считал, что лучше всего воспитывать таких героев на природе и с самой юности. Он писал: «В настоящих американских мальчишках слишком силен дух первооткрывательства, чтобы в городе чувствовать себя как дома». И вот он предложил родителям избавить детей от «эмоциональных стрессов городской жизни» и переселить их в «лагерь, где все добиваются цели», где «величие гор» в сочетании с обучением у наставников, которых директор сам отобрал за «способность к зрелому, здоровому, мудрому и ответственному лидерству», помогут ребятам вырасти такими, как «задумано природой и самим Богом», и стать «настоящими мужчинами».

При этом лагерь «Секвойя» не был гитлерюгендом. Шеф свято верил, что ни одного американского мальчишку, даже если он слабак и неудачник (сейчас это кажется невероятным с учетом того, в какое время всё происходило, но цвет кожи и религиозные воззрения не имели никакого значения для Шефа), нельзя лишать возможности стать человеком, способным изменить мир – благодаря обучению в лагере «Секвойя». Ваш сын – «обычный здоровый мальчик» с «превосходными физическими данными»? Что ж, в таком случае он вернется из «Секвойи», «приумножив свои природные способности». Но что если ваш ребенок «замкнут, слишком умничает и порой перечит старшим»? Без колебаний отправляйте его в «Секвойю»; свежий воздух научит его «необходимости развивать физическую силу под стать умственной». Ребенок «робок, застенчив, не умеет заводить друзей»? В «Секвойе» его научат общаться. Ваш мальчик задира? Наставники объяснят, что унижать других – «трусливое и презренное поведение». Даже если ваш сын «толстый увалень, которого все дразнят», – его стоит отправить именно в лагерь «Секвойя»: даже если он не станет обладателем идеальной фигуры, то, по крайней мере, научится «воспринимать шутки с юмором и реагировать на них с достоинством».

Мать Юстаса Конвея была единственной дочерью Шефа Джонсона. (Есть чудесная фотография «Секвойи» в 1940-е годы: весь лагерь выстроился рядами в соответствии с возрастом. В объектив улыбаются вытянувшиеся по струнке вожатые, серьезные мальчики с одинаковой стрижкой – и одна маленькая девочка со светлыми волосами и в белом платье, которая сидит в самом центре. Пятилетняя дочка Шефа, в будущем мать Юстаса Конвея.) Карен выросла в лагере, и все детство ее окружали не только леса и мальчики, но и идеалы. Она любила отца и принимала его догмы с куда большей готовностью, чем ее братья. И когда пришло время выходить замуж, Карен выбрала себе в мужья любимого отцовского вожатого. Она влюбилась в Юстаса Конвея III, блестящего молодого человека, который казался живым воплощением святейших принципов Шефа: строжайшая личная дисциплина, физическая мощь, университетский диплом.

И хотя ее муж, став винтиком корпоративной машины, забросил идеалы воспитания юных умов на природе, сама Карен никогда не переставала верить в лес. И когда родился ее первенец, даже не сомневалась в том, какие методы воспитания выбрать. Свободная жизнь в сложных условиях, постоянно понуждающая на подвиг, и непременно в лесу. Именно благодаря матери Юстас в возрасте семи лет мог метнуть нож и пригвоздить к дереву бурундука. В десять лет подстрелить бегущую белку на расстоянии пятидесяти футов стрелой, выпущенной из лука. А в двенадцать уйти в лес в одиночку, с пустыми руками, чтобы самому построить укрытие и жить охотой.