Леэло Тунгал - Бархат и опилки, или Товарищ ребёнок и буквы Страница 10

— Ладно, — хмуро сказал тата. — Хватит этих разговоров. Если у вас нет ничего важного, почитайте лучше книжку. Я обещал Артуру помочь с уборкой сена, успею вернуться и отвезу вас на мотоцикле на остановку к вечернему автобусу, если ты, Анне, действительно планируешь взять Леэло в город.

— Книжку почитайте! — ворчала тётя Анне, когда мы остались вдвоём. — Дома полно дел, а он велит книжку читать!

Она приказала мне тихонечко играть, а сама пошла на кухню и звякала-брякала там посудой.

По сравнению с шумом, какой производила тётя, любая игра казалась тихой. Под это звяканье-бряканье не было никакой охоты книжки читать…

Я вытащила на середину комнаты из угла за письменным столом двое счётов и связала их друг за другом розовыми лентами для бантов. К тем счётам, что были побольше, привязала ещё и клетчатую ленту для кос. Получился поезд, в первый вагон которого я пристроила свою куклу Кати, несколько кубиков с картинками зверюшек и крохотного розового целлулоидного пупсика, которого тата принёс мне с такого же цвета маленькой ванночкой из магазина в Лайтсе. В другой вагон были посажены плюшевый медвежонок, фарфоровая синица и одноглазая утка..

— Теперь начнётся ссылка! — объявила я пассажирам. — Туу-туу!

— Кто знает, увидит ли тебя ещё когда-нибудь мой глаз! — крикнула одноглазая утка. Остальные молчали, потому что я точно не знала, о чем говорят между собой едущие в вагоне для скота.

Моя бабушка-хуторянка Мари, уже стоя между дядьками с ружьями, сказала мне: «Ты смеёшься, а я плачу — кто знает, увидят ли тебя ещё мои глаза!» Сама я бабушку Мари помнила смутно, но её слова взрослые вспоминали всякий раз, когда говорили о ссылке. Разговоры разговорами, но песня для пассажиров этих вагонов у меня имелась. Настоящая! Её исполнял по радио детский хор Дворца пионеров в передачах «Почтальон Карл» так часто, что слова запомнились сами собой:

Мы едем, едем, едемВ далёкие края.Весёлые соседи.Счастливые друзья.

Нам весело живётся,Мы песенку поём,А в песне той поётся,Про то, как мы живём.

Тра-тата, тра-тата!Мы везём с собой кота,Чижика, собаку, Петьку-забияку,Обезьяну, попугая.Вот компания какая!Вот компания какая!

Я не знала, какой домашний скот везли в том вагоне, в котором бабушку Мари вместе с тётей Элли отправили в холодные края, но мама всегда говорила, что бабушка любила всякую домашнюю скотину — коров, овец и свиней, кошек и собак. Куры буквально сбегались к ней, когда она стояла во дворе хутора Аэварди, держа мешочек с зёрнышками ячменя. Наверное, она там, в скотском вагоне, сидела среди кур-петухов — это было гораздо интереснее, чем ехать с Балтийского вокзала на электричке в Рахумяэ!

Кюлли и Анне, дочки дяди Рууди, были на несколько лет старше меня, им я одно время даже завидовала, потому что они несколько недель ехали в вагоне для скота, и название места, где они теперь жили — Красноярский край — звучало очень важно. В месте с таким важным названием наверняка могли жить и обезьяны!

Круглые костяшки счётов производили на полу подходящий шум, немного напоминающий стук вагонных колёс.

Тётя Анне с поварёшкой в руке появилась в двери и спросила:

— Что тут за грохот?

— Ссылка! — сообщила я радостно. — Весёлые пассажиры едут в Красноярский край!

Тётя возвела глаза к потолку и была готова что-то произнести, но в этот миг раздался стук в кухонную дверь, и очередные поучения о чистоте барышни и чёрт знает, о чем ещё, так и не прозвучали.

Письменные буквы

За дверью оказалась Айно Эпнер — учительница с добрыми глазами, которая жила со своей семьёй в здании школы, как и Яан-Наездник. Когда мама была директором и мы жили в квартире с печами, украшенными кафельными плитками, Эпнеры и Яан-Наездник часто приходили к нам, и тётя Айно подарила мне песочную формочку с волнистыми краями, точно такую, как у её дочки Кюлли. Светловолосая Кюлли была почти на два года младше меня и сейчас стояла рядом с матерью.

— Почтальон нечаянно оставил между нашими газетами открытку, которая явно предназначалась Феликсу. — Тётя Айно протянула открытку. — Вернее, это послано Хельмес…

— От мамы пришла открытка! — обрадовалась я, бросилась к тёте Айно и протянула руку.

— Что должен сказать хороший ребёнок? — нахмурилась тётя Анне, но сразу изменила тон на радостный, как только я произнесла «спасибо», и стала трясти руку тёти Айно. — Тысяча вам благодарностей! Мы все ждём вестей от Хельмес как манны небесной! И вот! Наконец-то!

— Да, конечно, — пробормотала мать Кюлли. — Ну, мы пошли!

— Стоп-стоп! — воскликнула тётя Анне. — Для маленькой вестницы обязательно надо что-нибудь придумать…

Она поспешила к буфету и взяла с верхней полки бумажный кулёчек.

— Полакомись сладеньким, маленькая барышня! Это «Раковые шейки» — совсем как в эстонское время!

Так-та-ак! Мне тётя сказала, что конфеты кончились! А тут оказалось, что это враки, и мамина открытка была столь важным делом, что за это можно дать коммунистическую конфетку…

— Твои тата и мама — пара, лучше не придумаешь, — сказала мне тётя Анне, посмеиваясь и разглядывая желтоватую открытку с красной марочкой. — Даже почерк у них одинаковый — конечно, дело учительское, привыкли много писать.

Мне бы больше понравилось, если бы мама прислала нам почтовую открытку с цветами или какой-нибудь картинкой. На той стороне, где марка, было написано совсем мало, зато другая сторона была плотно покрыта словами, которые я не могла прочесть, только несколько букв: крупные — К, С и Т — были мне знакомы.

— Тётя Анне, научи меня письменным буквам.

— Ты сама читаешь толстые книги и не можешь прочитать слова на открытке? — удивилась тётя, и, взглянув на неё, сразу воскликнула: — Ну я и простофиля! Как это я не сообразила, что у написанных от руки букв совсем другой вид, чем у напечатанных в книге… Но мы можем этим заняться потом, а сейчас дай-ка я прочту, что там Хельмес пишет! Что ты уставилась на меня, как солдат на вошь! Я и сама знаю, что чужие письма читать некрасиво, но душа не вытерпит ждать, пока Феликс вернётся… Я тоже тревожусь за твою маму! Я буду читать вслух, так что и ты услышишь!

Тётя Анне села за стол у окна и, прищуриваясь, начала читать:

«Любовь моя! Тебе наши лучшие пожелания, если ты там, откуда написала Анне. К сожалению, мы с Леэло твоего письма не получили, было слишком длинное, что ли?»

Я чувствовала, как у меня зардели щёки:

— Мама пишет обо мне?

— Да… но… — произнесла тётя Анне с сомнением в голосе. — Что-то не могу понять… Посмотрим, что тут ещё… «Послал тебе в Таллинн несколько писем о своей жизни, довольно длинных. Мы с Леэло здоровы и ждём по утрам и вечерам мамочку, „может, вернется“, как говорит Леэло деловито. Я по-прежнему работаю в Руйла, сегодня приехал в Кейла на собрание. Каково твое здоровье и душевное состояние — этого я и представить себе не могу! Как ты добралась до места с такими большими узлами? Мы мысленно с тобой. От всего сердца. Феликс». Ого!

Тётя читала открытку на вытянутой руке.

— Погоди-ка, я посмотрю… Да, «Феликс»!

Тётя Анне повернула открытку другой стороной и прочитала: «Ленинград, п. я. № 386, Тунгал Хельмес Хансовне…» Господи боже мой! Деточка, это письмо твоего таты, а не Хельмес!

— Тата несколько раз написал обо мне! — не могла я скрыть гордости.

— Да, но… Почему эта открытка вернулась? Видишь, тут написано другим почерком и по-русски: «адресат выбыл»… Это означает, что Хельмес выбыла… Куда она оттуда, из ленинградской тюрьмы, могла выбыть? А вдруг… О, Господи!

У меня зачесались бедра, ноги заледенели, и в придачу ко всему живот заболел. Боль все усиливалась, но я старалась скрыть это от тёти Анне, потому что очень хорошо помнила, что в буфете наверху сохранилось полбутылки рыбьего жира.

К счастью, тётя не обращала на меня никакого внимания, она сидела на стуле как-то сжавшись, скрестив руки на груди, и что-то едва слышно бормотала.

— Что ты сказала, тётя Анне? Я не пойму, что ты там говоришь!

Выражение лица тёти было совсем не бодрое.

— Я молилась, чтобы твоя мама была жива, — ответила она совсем чужим голосом. — Скрести и ты руки и попроси Бога, чтобы он сберёг маму. Скажи: «Отец Небесный, спаси мою маму, чтобы она была жива и здорова… где бы она ни находилась…»

Взрослые действительно странные — хотя я сделала всё, как она велела, настроение её ничуть не улучшилось, совсем наоборот — глядя на меня, тётя принялась тихонько всхлипывать.