Александр Трапезников - Высший свет Страница 10

Никто за столиком его слов не понял, а он не счел нужным объяснять.

— Давайте решать, — произнёс Режиссёр. — Кого к вечеру в этом марафоне будем выводить на первое место? От Яны и Париса телезрители уже стали уставать.

Он сам со своими отечными глазами выглядел далеко не лучшим образом. Глотал какие-то таблетки и запивал соком. Один Шоумен смотрелся румяным яблоком. Правда, он был действительно нарумянен и напомажен, даже брови подкрашены. И, как человек без комплексов, высказался здраво:

— Надо перетасовать колоду. А от некоторых пар вообще избавиться, вывести за скобки. Например от этих амёб — Веры и Анджея.

— Нельзя, это — джокеры, — подхватил картёжную терминологию Режиссёр. — У них тоже сюрприз готовится. Вечером объявим.

— Ну тогда — от этих… Кати и Алеся.

— Нет, — сказал на сей раз Продюсер. — Их нужно передвинуть на девятое-десятое место. И вообще, все останутся до конца, до самого финиша. Из игры не выходят. Даже без козырей.

У Режиссёра затренькал сотовый. Он вытащил его из кармана, послушал, затем усмехнулся и сунул обратно.

— Не все останутся, — весело сказал он. — Тут ты ошибся. Наши роликовые фигуристы так увлеклись, так хотели блеснуть, что бедная Полина сломала ножку. Налетела на какой-то дуб. Сейчас уже в больнице.

— Пошли в палату цветы, — отозвался Продюсер. — Как можно больше.

— Я сам поеду, — вставил Шоумен. — А что если её с загипсованной ногой всё-таки вытащить на сцену? Это будет классно.

— Поговори с врачами, — кивнул Продюсер. — Если разрешат — вытаскивайте.

— Да даже если не разрешат — я её всё равно привезу. Но меня больше всего Аслан беспокоит, дикий он какой-то, — пожаловался Шоумен. — И Ребекка с Васей. У них там вроде бы какой-то конфликт зреет. Чуть ли не на национальной почве. А всё из-за войны в Ливане.

— А Вася — он что, араб? — снова усмехнулся Режиссёр. — Просто шумихи сейчас вокруг этой войны много, вот его малость и занесло. Не волнуйся, профилактическую беседу с ним уже провели. Будет как шелковый. Уже как шоколадный заяц.

— Ребекку потихоньку подтягивайте к первому месту, — сказал Продюсер, вертя в руках мундштук. — А там поглядим. Я ещё не решил окончательно.

— Ну и правильно, — кивнул Режиссёр. — В конце концов, глубоко плевать, кто придет первым. Это не вопрос. Вопрос в том, чтобы сделать проект серийным. А пары все одинаковы, на одно лицо.

— У них и лица-то нет, — хохотнул Шоумен, пожимая кому-то руку. — Так, маски.

— А у тебя есть? — поморщился Продюсер, словно от зубной боли. — Ты когда-нибудь грим смываешь или так и спишь в нём? Знаешь, у человека с возрастом всё внутреннее на рожу выползает. В молодости об этом не задумываешься, а в старости уже поздно. Не спрячешь.

— Ты о чём? — насторожился Шоумен. — О болезнях? Так я здоров. Анализы такие, что позавидуешь.

Продюсер махнул рукой, как на бестолкового.

— Здесь нет здоровых, — сумрачно сказал он, глядя сквозь своих собеседников. — Да и там тоже, — и снова махнул рукой в сторону окна. — Я где-то вычитал, что Останкино построено на том месте, где когда-то было старое кладбище.

Шоумен хмыкнул. Режиссёр осторожно заметил:

— У нас в России, где ни копни, — всюду кладбище. А ежели нет, то непременно будет.

— А это было особенное кладбище, — продолжил Продюсер. — На нём хоронили только самоубийц. Удавленников и прочих. Второй вечер об этом думаю. Отеческие гробы.

С этими словами он встал и пошёл к выходу.

18

Семнадцатиэтажный дом по Байкальской улице стоял возле искусственного водоёма, заключённого в каменный обруч. Купаться здесь было запрещёно, но время от времени кто-то тут всё равно, будто бы назло, тонул. Таков уж менталитет: если нельзя, но очень хочется, и так далее. Вот и сейчас несколько человек бултыхались в тине. Другие ожидали своей очереди, разомлев от жары и пива. Кому-то из них могло и не повезти.

— Вон мой подъезд, — указала рукой Катя. — А вон и папа идет. С Мусей.

Лабрадор бежал впереди человека в панамке, обнюхивал кусты, но ещё не видел своей хозяйки.

— Надеюсь, хоть эта Муся меня не цапнет, — произнёс Алесь. — Не муснит.

— А что — нога болит?

— Пустяки.

— У меня мама врач. Может, надо хотя бы йодом смазать?

— Лучше уж хирургически. Сразу по колено.

— И всё-таки… Тебе бы всё шутить.

— А жизнь такая — весёлая. В смысле, сплошной розыгрыш, потому и смешно. Думаешь о чём-то одно, а это на самом деле совсем другое. — Алесь стал развивать тему, бросив в пруд камешек: — Вот лужу вашу местные наверняка Байкалом называют? Это и есть типичный симулякр. Правдоподобное подобие. Я ведь филолог, так что не удивляйся, что такие словечки знаю. А с другой стороны, какой я филолог, если не доучился, диплома нет. Тоже симулякр. Выдаю желаемое за действительное. И всем нам вокруг выдают действительное за желаемое. Как тут не расхохотаться?

— Умрёшь от смеха, — согласилась Катя.

Человек в панамке и лабрадор приближались. Оператор разговаривал с кем-то по мобильному. В «Байкале» кто-то уже начинал тонуть, правда, понарошку — дурачился.

— У Бунина есть замечательная фраза, — продолжил Алесь. — Не помню откуда: стоит мне лишь немного задуматься, как время начинает таять… То есть оно истончается, как я понимаю, до той грани, за которой вечность. Где нет смерти. А большинство людей сейчас просто не хотят, не умеют думать. Задумываться. Потому и живут только настоящим днём. Ни прошлого, ни будущего. Как малые народы Севера, обреченные от пьянства на вымирание.

— Ты Бунина любишь? — удивилась Катя.

— Я много чего люблю, — уточнил он. — Например библиотекарей. С дымчато-серыми глазами.

Девушка, чтобы скрыть смущение, стала звать лабрадора, да тот уже и сам мчался к своей хозяйке. Папа ковылял следом. Оператор спрятал мобильник в карман, деловито произнёс:

— Ну я, типа, вас поздравляю — вы вышли на почетное двенадцатое место. Кого-то таки сумели обойти, хотя и не старались. А лидируют теперь Диана и Кирилл. Помните? Стервозная такая и наглюк. Но вы не волнуйтесь, эта чехарда ещё долго будет продолжаться. Одна вон ножку сломала, другая своему партнёру рожу расцарапала.

— Чего так? — поинтересовался Алесь.

— А я знаю? — пожал тот плечами. — Может, сказал что не так. Может, вообще кусачая попалась. Или сценарий такой. Моё дело маленькое. Вечером у нас телеэфир — там всё и выясним. Так что вы тут покороче, долго не задерживайтесь.

Лабрадор буквально прыгнул Кате на грудь. Оператор на всякий случай спрятался за спину Алеся, но продолжал снимать. Папа был ещё далеко. Утопающий в тине начал тонуть всерьёз.

— Скорее бы уж победить, — вздохнул Алесь.

— Даже не надейся, — ответил на это Оператор. — Не твой день. Зря паришься.

Папа наконец-то подошел, приподнял панамку.

— Ну, доча, и что всё это значит? — сказал он.

— Папа, это Алесь, — улыбнулась Катя. И, подумав, добавила: — Алесь, это папа.

На берегу за их спинами происходило какое-то оживление. Там сгрудились мужики и спорили: вынырнет сейчас из воды их товарищ или уже погрузился на дно?

— Видел я его уже в ящике, — произнёс Папа, глядя на Алеся. Потом кивнул в сторону Оператора: — А это кто? Стивен Спилберг?

— Так, просто тень, — отозвался Алесь. — Эскорт.

Голоса мужиков зазвучали ещё громче. Некоторые стали бросать в воду корки хлеба.

— Да вон там, там он! — уверял один.

— Чё ты гонишь? — возражал другой, отщипывая от буханки мякиш и швыряя в тину: — Вон в том месте!

Утки начали подплывать ближе.

— Подержи-ка, — сказал Алесь, передавая Кате букет уворованных тюльпанов. И, не раздеваясь, полез в воду.

19

Пока одежда сушилась на балконе, Алеся в папином махровом халате потчевали на кухне чаем и пирожками с капустой. Лабрадор лежал у его ног. Тюльпаны стояли на столе в вазе.

— В наше время за спасение утопающих давали медаль, — сказала Бабушка.

— Алюминиевую банку ему из-под пива не хочешь? — заметил Дедушка.

— Тот, которого откачали, ещё и драться полез, — добавил Папа. — Надо было вернуть его на место. В тину.

— А что вы вообще в Москве делаете? — конкретно спросила Мама.

Алесь не успел ответить. Да и не смог бы, потому что не прекращая жевал. За него это сделала Катя.

— В основном скрывается от алиментов, а ещё так, по пустячкам, за ограбление Центробанка Беларуси и семнадцать «мокрух».

Этой шутке порадовалась только её младшая Сестра, которая зафыркала от смеха. Остальные пришли в себя не сразу, но тоже заулыбались. Оператор сидел в самом углу кухни и снимал всё на камеру. Здесь не хватало только морской свинки, но она бы, наверное, просто не уместилась на столь малом пространстве. Поэтому предпочла оставаться где-то в комнатах. Алесь попытался что-то сказать, но ему вновь не дали.