Николай Камбулов - Разводящий еще не пришел Страница 10

...Был тот час, когда еще чувствуется ушедшее за горизонт солнце, угадывается его свечение, когда уже нет теней, но деревья, дома, почерневшие горы, холмы еще видны, хотя уже сгладились, пропали их очертания. Водолазов любил такой час, любил потому, что он приносил ему отдых, прохладу и что-то необъяснимо радостное. Но сейчас, идя домой, ничего этого не замечал, ничто его не радовало. Рапорт Узлова... Он почти запомнил его наизусть.

«...Рано или поздно, вы это хорошо знаете, товарищ полковник, часть офицеров уволят в запас. Я решил это сделать сейчас, когда мне двадцать три года, когда я имею полную возможность поступить в институт, получить высшее образование и потом, имея хорошую специальность, успешно работать в народном хозяйстве».

Какое же решение он, командир полка, должен принять? Отказать?.. Когда-то Водолазов был словно лихой джигит, который не мыслил иной жизни, как в седле, в галопе. Он мчался без остановок, и никогда не возникал у него вопрос: куда и зачем — все было предельно ясно и просто. Он командовал батареей, дивизионом, полком. Его перебрасывали из части в часть, из одного гарнизона в другой, и он мчался, мчался, преодолевая рытвины и ухабы армейской жизни... И вот — ранения, болезни, годы сказали свое решающее слово. А тут ракетная техника идет на смену ствольной артиллерии. Ото всего этого у Водолазова такое чувство, будто кто-то выбросил его из седла и он оказался пешим, не приспособленным к новой обстановке.

«Что пишет, мальчишка!» — пытался Водолазов осудить Узлова, но тут же вспоминал свой рапорт. «Пятьдесят лет, — рассуждал он. — И не стар, и не молод. Можно начать новую жизнь, вернее, продолжать эту же, но в другом качестве... В другом... Пятьдесят лет — и можно и нельзя... Конечно, пенсия... Но пятьдесят... Для мужчины это не так много. Но все же не двадцать три!.. Не я ли ему пример подал?» От такой мысли Водолазов вздрогнул, сжало сердце. Полковник огляделся по сторонам — никого нет. Холодной рукой положил таблетку под язык. На душе не полегчало, и он упрекнул себя: «Лечишься, да не от той хворобы».

У Елены Крабовой детей своих не было. Так решил Лев Васильевич: «Жизнь военного — сплошные дороги, переезды, потерпим пока без ребят, потом видно будет». «Потом» продолжается уже двенадцать лет, и Елене иногда становится страшновато: не останется ли она вообще бездетной женщиной? Лева — это кремень, его ничем не прошибешь, да и поговорить-то с ним нет времени, он вечно чем-то занят, вечно куда-то спешит, часто задерживается на службе...

Послышался бой часов. Елена сосчитала удары... Пора бы и Леве прийти на обед. Она подошла к окну, но тут подкатился к ней Павлик.

— Тетя Лена, а тетя Лена!

— Что, Павлуша?

— Смотри, что я нашел, — показал он бумажку.

— Это дяди Левы приказ.

— Приказ, кому приказ?

— Мне, Павлуша, мне.

— Ты разве солдат, тетя Лена?

— Солдат, — вздохнула Елена и перечитала записку: «Прошу выполнить: а) купить в охотмагазине для спиннинга леску — в воскресенье обещался приехать Гросулов. потянет меня на рыбалку; б) не знаю, куда делась книга «Стрельба наземной артиллерии», поищи в чулане; в) приготовь обед (твой калмык совсем отощал, сегодня обязательно он будет у нас). Целую. Лев».

Она посмотрела на мальчика: до чего же он похож на Степана, только брови Катины. Елена взяла Павлика на руки и прижала его к груди. Она так привыкла к этому пухленькому и тихому существу, что не может и дня прожить без него. Вот уже скоро год, как не стало Кати, они дружили с ней, разве она может оставить Павлика без присмотра! У Степана много дел, иногда он забывает о сыне.

— Тетя Лена, папа сюда придет?

— Придет. Мы будем все вместе обедать: ты, папа, дядя Лева и я. Ты доволен?

— Очень. — Мальчик посмотрел ей в лицо.

...Первым пришел Бородин.

— Павлик здесь? — спросил он, остановившись в коридоре.

— Спит, проходи и посиди на диване. — Елена сняла фартук, поправила заколки на голове, посмотрела в зеркальце, повешенное на гвоздь возле раковины. — Мой задерживается? — спросила она, войдя в комнату.

— Сейчас придет. Врача нам нового прислали. Лев вместе с ним в столовой задержался.

— Женщина или мужчина? — Елена закрыла дверь спальни.

— Мужчина, капитан. Из Ленинграда, медицинскую академию окончил, работал при академической клинике.

— Интересный?

— То есть как?

— Как специалист...

— Не знаю. Взгляд у него — как у разбойника. Глаза большие, свирепые. «Дряхлость мышц убивает человека» — вот что он изрек, когда узнал, что Водолазов в пятьдесят лет страдает болезнью сердца. А твоему Леве сказал: «Какой сухонький. Обещаю — и вы будете аки буйвол». Для всех у него одно лекарство — спорт, физическая подготовка...

Слушая Степана, Елена улыбалась и слегка покачивала головой. Она была одета в светлое платье, перехваченное в талии поясом. Темный тугой пучок волос, казалось, отягощал ее голову.

— Ну что ж, это хорошо, — сказала Елена просто и естественно. — Леве давно надо по-настоящему заняться спортом. На других покрикивает, а сам утреннюю гимнастику забросил: «Некогда, спешу, теперь я один, Водолазов болеет». — Когда она говорила, губы ее слегка оттопыривались, как у ребенка, и было приятно и смешно смотреть на нее. Она села на стул, положив обнаженные, слегка загорелые руки на край стола. — Хочу спросить у тебя, Степан, как с солдатской чайной? Это ведь не забава, серьезное дело. Мой тоже, как и Водолазов, отмахивается: «Женсовету делать нечего, благоглупостями занимается». — Она улыбнулась, черные ее глаза заискрились. — Я ему, Леве-то, говорю: «Сухарь ты, Левушка, и службист».

Послышался звонок. Елена встала и, едва не задев Бородина, выскочила в коридор открывать дверь. «Доброе создание. Счастливчик ты, Лев», — подумал Степан и, будто испугавшись своей мысли, заерзал на диване, стараясь поудобнее сесть.

...Выпили сухого вина. Начали закусывать ломтиками отварной холодной козлятины (в прошлое воскресенье Крабов ездил на охоту с Гросуловым, привез богатый трофей). Лев Васильевич ел быстро, словно спешил куда-то. Его немного побитое оспой лицо вспотело, и теперь на нем не так замечались рябинки. Он попросил жену дать чистый платок. Вытираясь, спросил:

— Нашла книгу?

— Нашла, — ответила Елена, разливая по тарелкам суп.

— И леску купила?

— Да, и леску купила. И вот обед приготовила. Все твои распоряжения выполнила. — Она замолчала, поджав губы.

Бородин поспешил сменить тему разговора, сказал Крабову:

— Узлова надо назначить на должность. Хватит ему в дублерах ходить. Ответственность человека воспитывает, закаляет...

— Согласен.

— Приятно слышать...

— Вот уволится Водолазов, и назначим Узлова командиром второго огневого взвода. Рапорт лейтенанту я верну. Присягу принимал, пусть служит.

«Он уже считает себя командиром полка», — мелькнула мысль у Бородина. Крабов продолжал:

— Разговаривал я с Шаховым. Признаться, Степан, тогда я ошибался. Теперь вижу: его предложения вполне осуществимы. Шахова надо поддержать.

— Правильно, давно бы так, — заметил Бородин.

— Понимаешь, Степан, Водолазов возражал...

— Это верно. Но ты, Лев, еще сильнее противился, на собрании распушил: подкоп под уставы!

— Ошибался... Откровенно признаюсь: ошибался...

Елена подала второе — запеченный в муке сазан.

— Хватит вам спорить, помолчите хоть одну минуту, — сказала она. морща нежный лоб.

— Можно, — согласился Крабов. Но его так и подмывало спросить, верно ли, что рапорт Водолазова отослан в Москву.

На охоте Гросулов недвусмысленно намекнул ему: «Готовься принимать полк, другой кандидатуры я не вижу». А как на это смотрит секретарь? С его мнением будут считаться. И Крабов спросил бы, но тут Елена заговорила совсем о другом: она слышала, что Бородин влюбился в какую-то инженершу со стройки. «Нашла о чем спрашивать!» — с досадой в душе упрекнул он жену.

— Кто это вам сказал? — отодвигая пустую тарелку, откинулся на спинку стула Бородин.

— Земля слухом полнится. — Елена достала из буфета чайный прибор.

— Дыма без огня не бывает, — подхватил Крабов. — Хватит тебе бобылем жить, Степан. Или снова вызывай мамашу.

Мать Бородина жила на Дону, работала в колхозе птичницей. После смерти Кати она сразу приехала в Нагорное. Пожила у Степана три недели и затосковала по дому. «Что ж я тут, как сиротинушка, без работы. Отпускай меня, сынок, помру я от безделья». Пришлось отправить. «Уж ты не серчай на меня, сынок, человек живет, пока трудится. Пойми меня, Степушка», — сказала она. прощаясь с ним в вагоне.

— Это верно, — согласился Бородин, — жениться надо, только вот сын... Он ведь еще не забыл мать.

Елена поднялась и ушла в спальню и, тут же возвратясь, сказала:

— Спит Павлуша. До чего же он похож на тебя, Степан!

...Бородин не стал будить Павлика. Он попросил у Елены голубое покрывало с кровати, завернул в него спящего сына.