Лаура Дейв - Лондон – лучший город Америки Страница 10

Бэррингер поставил стакан на крыльцо.

– А если как Джош сделает, так и хорошо? – заявил он.

Я внутренне закипела. Не может быть, чтобы при любом раскладе было хорошо. Всегда есть опасность допустить ошибку. Я всю жизнь прожила в страхе допустить ошибку.

– А разве сам ты не ошибался? – сказала я – и тут же пожалела. Прозвучало слишком жестоко. Кроме того, упрек был предназначен вовсе не ему, а себе самой. Или Джошу. Или кому-то еще, до кого я не могла достучаться. – Бэррингер, прости. Мне очень жаль. Я злюсь, что не могу разобраться во всем этом, я не хотела тебя обидеть.

– Ты сказала то, что думала. Ничего страшного, – ответил он, глядя как будто сквозь меня, потом встал.

– Стой. Не уходи из-за того, что я сказала. Ведь ты из-за этого уходишь?

Бэррингер наклонился ко мне и поцеловал в лоб, потом склонился ниже, и я подумала, что он поцелует меня еще раз, теперь по-настоящему, возьмет нижнюю губу… Бэррингер заглянул мне в глаза.

– Я ухожу не из-за того, что ты сказала, – заявил он и ушел.

После того, как он ушел, я еще долго вспоминала все свадебные приметы и предрассудки, о которых прочитала, готовясь к этому уик-энду. Который так неудачно начался. Наверное, потому мне и вспоминались в основном жуткие предостережения тем, кто разрывает помолвку.

Когда-то считалось, что если помолвленные не поженились, то на них лежит проклятие. Отсюда столько страхов и примет, связанных с выбором невесты. Если перед помолвкой увидишь монаха или беременную, то брачный союз будет несчастливым. Голубь, напротив, обещал все блага. Люди твердо следовали этим правилам, они не хотели ошибиться и обречь себя на страдания. Приметы помогали выбрать спутника на всю жизнь. Приметы были надежными указателями, не то что желания или чувства.

Раньше объявление помолвки было равноценно заключению брака. Разорвать помолвку было все равно что развестись. Или даже хуже. Нарушившего слово не ожидало ничего хорошего.

В наши дни это больше не осуждается. Вопрос в другом: если не женишься, будешь ли на самом деле счастливее?

Я медленно побрела к себе наверх. Завтра вечером предсвадебный прием. Меньше, чем через сорок восемь часов свадьба. Меньше, чем через семьдесят два часа все закончится. Мерил и Джош полетят на Гаваи, потом в Лос-Анджелес, Бэррингер вернется в Сан-Франциско, я – в Род-Айленд. И все. Никакого проклятья.

Тогда почему я прошла мимо своей двери? Я зашла к Джошу и, оставив дверь полуоткрытой, присела на пол спиной к шкафу. Когда глаза привыкли к темноте, стало заметно, что Джош лежит на кровати, закрыв лицо руками. Он не спал. Я заговорила, осторожно подбирая слова. Я знала, что он слушает и не сможет от меня отмахнуться, даже если захочет.

– Знаешь, в чем дело, Джош? Я поняла, почему ты рассказал мне об Элизабет.

– Эмми, а это сейчас обязательно? Если я открою глаза, то увижу перед собой семь Эмми.

Я подтянула колени поближе к груди.

– Ты знал, что я не смогу забыть. Ведь ты бы сделал то же самое для меня. Ты бы не успокоился, пока проблема бы не разрешилась.

Грудь Джоша мерно вздымалась и опускалась. Я закрыла глаза ладонями, и все поплыло. Мне захотелось прекратить этот разговор. Забыть обо всем, прямо сейчас.

– Джош, ты как там?

– Не очень.

Пауза.

– Не хочешь с ней повидаться? Туда можно доехать на машине?

– Она живет в Паскоаге.

Так да или нет?

– Паскоаг, что на севере Род-Айленда, в противоположную от тебя сторону, – уточнил Джош.

Где-то за Провиденс, примерно в часе езды от меня. Я начала прикидывать в уме: ехать туда часа три-четыре. На дорогу уйдет большая часть завтрашнего дня.

– Знаешь, откуда взялось название Паскоаг? История очень любопытная. К востоку от города стоит горная цепь. Раньше в Паскоаг не было иного пути, кроме как через эти горы, а ущелья просто кишели змеями. Огромными, как удавы. Змеи людей не трогали, только домашний скот, поэтому с давних времен пастухи обходили те горы стороной. Отсюда и название, дословно «пастухам нельзя», что-то типа «пастухам капут».

Я посмотрела на пол и тряхнула головой. Я знала, к чему ведет Джош, зачем он рассказывает мне эту историю: я обожаю любопытные факты. Я понимала, что сейчас он меня кое о чем попросит. И я даже знала о чем.

– Эмми, пожалуйста, давай поедем вместе, – закончил он свой рассказ.

– Вряд ли это тебе поможет.

Джош закрыл лицо ладонями и полусонно пробормотал:

– Поможет.

Я вновь уткнулась взглядом в пол, глаза начали слипаться. Будь я другим человеком, я бы заснула прямо на месте. Подложила бы под голову свитер, обняла себя за плечи и вырубилась. Тогда наутро можно было бы спустить все на тормозах. Джош, как обычно, сделал бы вид, что ничего не происходит, – и все секреты ушли бы на дно.

Именно поэтому я заставила себя открыть глаза и сказать:

– Хорошо, поедем к ней вместе.

Часть вторая

Когда мы с Мэттом объявили о помолвке, мои родители пригласили нас в ресторан и подарили два авиабилета в Париж. Мама выбрала Париж, потому что знала, что четыре года назад у Эйфелевой башни мы с Мэттом впервые заговорили о будущем, о семье. Я рассказывала ей, что была очень счастлива, что в Париже в наших отношениях произошло что-то такое, чего не объяснить словами. Я почувствовала, что Мэтт – тот самый, с кем мне суждено провести свою жизнь, и, что бы ни случилось, он всегда будет рядом. Мама об этом помнила.

А Мэтт после ужина предложил поменять билеты на другое направление, в Прагу или Вену, и спросил, не обидятся ли мои родители.

– Не помню, чтобы в Париже было так уж интересно, – сказал он. – Ну, ты понимаешь, ничего особенного.

Что я могла ответить? В жизни бывают моменты, когда внутри что-то обрывается. После этого уже не бывает, как прежде.

Я попыталась напомнить ему наш разговор у Эйфелевой башни, как потом мы сидели в чудесной кофейне – напомнить все то, что сделало поездку незабываемой для меня и, как я думала, для него, но Мэтт сказал, что такие вещи помнят только женщины.

Больше всего на свете я боялась, что так и случится. Он больше не чувствовал того же, что и я. С того вечера я стала повсюду замечать доказательства его охлаждения: он отворачивался от меня во сне, не спрашивал моего мнения по важным вопросам, не рассказывал о том, что у него происходит, – а раньше делился со мной всем-всем и хотел знать, что я думаю по этому поводу. Мы смотрели на мир вместе… Поначалу я говорила себе, что мне попросту кажется или я придираюсь. Тем более что Мэтт все же иногда проявлял интерес: на День святого Валентина устроил ужин в постели, как-то оставил мне под дверью цветок. Порой он касался меня, как раньше, как будто я все еще ему нужна, но такие моменты выпадали редко, и мне становилось только больнее. Мэтт словно пытался загладить вину.

Так я прожила целый год. Целый год я ждала, пока появится тот прежний Мэтт, которого я знала. В конце концов мне пришлось признать, что между нами утрачено нечто важное, и произошло это задолго до ужина с моими родителями. Стали возникать вопросы, а мне так не хотелось смотреть правде в лицо… Я начала торговаться с собой: без чего в наших отношениях я могла бы обойтись, с чем готова мириться, лишь бы удержать Мэтта.

Поэтому теперь я так сильно волновалась за Джоша. Может, я лезла не в свое дело, но сходство наших ситуаций очень сильно отзывалось во мне – и хотелось помочь брату разобраться, чего он ищет и от чего уходит. Раз самой мне этого не удалось.

Будильник зазвонил в шестой раз, пронзительно напоминая, что я забыла что-то важное. На циферблате 6:34. Мы должны были выехать четырнадцать минут назад. Голова гудела от вчерашней текилы, точнее сегодняшней: легла я всего пару часов назад. Как будто этого было мало, термометр показывал двадцать градусов. День только начинается – а на улице уже духота!

Я выключила будильник и встала.

– Не верю, этого просто не может быть, – пробормотала я, проверяя термометр – его мне подарил отец, когда мне было лет десять. «Температуру» сбить не удалось.

– С кем ты разговариваешь? – раздался голос Джоша. Он стоял на пороге, в джинсах и в трикотажном джемпере с длинными рукавами и поверх него в футболке со словом «СЛОВО». В руках он держал ключи от машины.

– Не хочешь переодеться? Сегодня будет очень жарко. – Я показала ему термометр.

– Рискну так. Ты готова?

Я была в растянутой майке и босиком. Мне захотелось съязвить: «Разве не видно, что не готова?» – но я не хотела будить родителей и поэтому жестом попросила Джоша подождать. Он кивнул и ушел. Я раскрыла шкаф. Вся моя нынешняя одежда лежала в машине: я думала, что утром мне хватит того, что осталось в шкафу с прошлых времен. Выбирать не приходилось. Я надела, что нашла: желтый сарафан, старые шлепки и потрепанную ковбойскую шляпу.