Джон Гришем - Покрашенный дом Страница 10

Стоила она 7.50 плюс доставка. Там были и детские размеры, а это создавало еще одну трудность, потому что я продолжал расти, а в то же время хотел бы носить эту куртку всю жизнь.

Десять дней тяжелого труда, и у меня будет довольно денег, чтобы купить эту куртку. Я был убежден: ничего подобного до сей поры не видали в городе Блэк-Оук, штат Арканзас. Мама сказала, что это слишком броско — не знаю, что она имела в виду. А отец сказал, будто мне нужны новые сапоги. А Паппи считал это пустой тратой денег, но я был почти уверен, что ему эта куртка очень нравится, только он никогда об этом не проговорится.

При первом же намеке на похолодание я начну носить эту куртку в школу, каждый день, а по воскресеньям — в церковь. По субботам я буду ездить в ней в город — этакая ярко-красная молния посреди мрачно одетой массы людей, толпящейся на тротуаре. Я буду носить ее везде и повсюду, и мне будут завидовать все мальчишки в Блэк-Оуке, и многие взрослые тоже.

У них ведь нет никаких шансов когда-нибудь сыграть за «Кардиналз». А вот я, наоборот, стану знаменитостью Сент-Луиса. Важно было уже сейчас выглядеть как игрок любимой команды.

— Лукас! — раздался сердитый голос, словно прорвавшийся сквозь тишину над полем. Даже стебли хлопчатника поблизости заколыхались и зашуршали.

— Здесь, сэр! — ответил я, вскакивая на ноги и сразу низко пригибаясь и запуская руки в ближайший куст.

Отец уже возвышался прямо надо мной.

— Что это ты делаешь? — спросил он.

— Пописать захотелось, — ответил я, не прекращая собирать хлопок.

— Что-то долго ты писал, — сказал он, явно мне не поверив.

— Да, сэр. Это все кофе. — Я поднял на него глаза. Он уже все понял.

— Постарайся не очень отставать, — посоветовал он, повернулся и зашагал прочь.

— Есть, сэр, — сказал я ему в спину, понимая, что мне никогда с этим не справиться.

У взрослых мешки были по двенадцать футов длиной — в такой вмещается примерно шестьдесят фунтов хлопка. Так что к восьми тридцати или к девяти утра мужчины уже заполнили свои мешки и потащили их взвешивать. Паппи и отец возились с весами — те были подвешены к прицепу. Мешки поднимали и цепляли лямками на крюк с одной стороны — и стрелка тотчас прыгала вбок, как на огромных часах. И всем было видно, кто сколько собрал.

Паппи записывал результаты в небольшую тетрадку, висевшую возле весов. Потом мешок поднимали еще выше и высыпали его содержимое в кузов прицепа. Отдыхать времени не было. Хватаешь пустой мешок, как только его сбрасывают на землю, выбираешь себе новый ряд и исчезаешь еще на пару часов.

Я был где-то в середине бесконечного ряда стеблей хлопчатника, потея и жарясь на солнце, все время нагибаясь и разгибаясь и стараясь побыстрее двигать руками. Время от времени я бросал взгляд на Паппи и отца, следя за их продвижением в надежде улучить момент и еще раз передохнуть. Но возможность сбросить с плеч мешок так ни разу и не представилась. Вместо этого я продолжал тащиться вперед, усердно работая руками и дожидаясь, пока мешок станет наконец тяжелым, и впервые задумавшись о том, а так ли уж мне нужна эта куртка с эмблемами «Кардиналз».

Потом, после долгого пребывания в одиночестве, показавшегося мне вечностью, я вдруг услышал, как заработал движок «Джон Дира». Пришло время ленча. И хотя я не закончил даже свой первый ряд, мне было на это наплевать. Мы все собрались возле трактора, и я увидел Трота, свернувшегося клубочком в кузове прицепа. Миссис Спруил и Тэлли хлопотали возле него. Я вначале подумал, что он, может, умер, но тут он слегка пошевелился.

— Ему голову на солнце напекло, — шепнул мне отец, забирая у меня мешок и забрасывая его себе на плечо, словно он был пустой.

Я последовал за ним к весам, где Паппи быстро его взвесил. Столько трудов до боли в спине — и всего тридцать один фунт хлопка!

Когда мексиканцы и Спруилы взвесили свой сбор, мы все направились к дому. Ленч всегда устраивали точно в полдень. Мама и Бабка ушли с поля за час до нас, чтобы успеть его приготовить.

С моего высоко поднятого, как насест, места на тракторе я смотрел, как рабочих болтает в прицепе. Сам-то я крепко держался за подпорку тента исцарапанной левой рукой. Мистер и миссис Спруил поддерживали Трота, который был по-прежнему бледен и выглядел совсем безжизненным. Тэлли сидела рядом, вытянув свои длинные ноги вдоль кузова. Бо, Дэйл и Хэнк вроде совершенно не беспокоились о бедном Троте. Как и всем нам, им было жарко, они устали и хотели передохнуть.

Мексиканцы сидели в ряд у другого борта, плечом к плечу, свесив ноги наружу, так что они почти тащились по земле. У двоих никакой обуви не было вообще, ни башмаков, ни сапог.

Когда мы подъехали к амбару, я увидел такое, чему сначала не поверил. Ковбой, сидевший в самом заду прицепа, быстро повернулся и взглянул на Тэлли. А та, как мне показалось, только этого и ждала, потому что тут же улыбнулась ему своей быстрой и милой улыбкой, точно так же, как уже улыбалась мне. И хотя он не улыбнулся ей в ответ, было видно, как он доволен.

Все произошло так быстро, что никто и не заметил. Кроме меня.

Глава 5

По мнению Бабки и мамы, которые явно сговорились на этот счет, дневной сон крайне необходим для того, чтобы ребенок хорошо рос. Я соглашался с этим только во время сбора хлопка. Все остальное время года я сопротивлялся дневному сну с такой же решительностью, с какой планировал свою бейсбольную карьеру.

Но во время сбора урожая после ленча все отдыхали. Мексиканцы быстро поели и растянулись под кленом возле амбара. Спруилы подъели остатки ветчины и хлебцы и тоже убрались в тень.

Мне не разрешалось укладываться в постель, поскольку я был весь в грязи после работы в поле, так что я спал на полу в своей комнате. Я устал, все тело ныло. И с ненавистью думал о работе во второй половине дня, когда время тянулось гораздо медленнее и когда, безусловно, было еще жарче. Я тут же заснул, а когда через полчаса проснулся, мышцы ныли еще больше.

На переднем дворе возникла суета вокруг Трота. Бабка, воображавшая себя чем-то вроде деревенского лекаря, тоже пошла его осмотреть, несомненно, с желанием заставить его выпить какого-нибудь из ее жутких отваров. Его уложили на старый матрас под деревом с мокрой тряпкой на лбу. Было ясно, что снова в поле он идти не сможет, а мистер и миссис Спруил не очень хотели оставлять его одного.

Им самим, конечно, надо было собирать хлопок, чтобы заработать на жизнь. Вот у них и созрел план — без моего участия — оставить меня сидеть с Тротом, пока остальные будут работать на жаре весь остаток дня. Если Троту вдруг станет хуже, мне следовало сбегать на «нижние сорок» и привести ближайшего из Спруилов. Когда мама объяснила мне задачу, я попытался изобразить недовольство таким решением.

— А как насчет моей «кардинальской» куртки? — спросил я с такой озабоченностью, какую только мог на себя напустить.

— Для тебя там останется еще достаточно хлопка, — ответила она. — Посиди с ним сегодня, ладно? К завтрашнему дню ему, наверное, станет получше.

Конечно, там было целых восемьдесят акров созревшего хлопка, и со всей этой площади его надо будет убирать два раза в течение следующих двух месяцев. И если я не заполучу эту куртку, это будет вовсе не из-за Трота.

Я смотрел, как трактор с прицепом снова отъезжает в поле, на этот раз забрав маму и Бабку — они сидели вместе с рабочими. Прицеп, поскрипывая и побрякивая, прогрохотал мимо дома, мимо амбара и дальше в поле, по пыльной дороге, пока не скрылся за рядами хлопчатника. Я не мог не думать о том, почему это Тэлли и Ковбой строят друг другу глазки. Если б у меня хватило смелости, я бы спросил об этом у мамы.

Когда я вернулся к матрасу, Трот лежал совершенно неподвижно, закрыв глаза. Казалось, он даже не дышит.

— Трот! — громко позвал я, вдруг испугавшись, что он умер во время моего дежурства.

Он открыл глаза и очень медленно сел и посмотрел на меня. Потом огляделся вокруг, будто желая убедиться, что мы здесь одни. Его усохшая левая рука была не толще ручки от метлы, она почти неподвижно висела вдоль тела. Его черные волосы торчали во все стороны.

— С тобой все в порядке? — спросил я. Я еще не слышал, как он говорит, и мне было любопытно, умеет ли он вообще разговаривать.

— Да вроде бы, — пробурчал он. Голос звучал глухо, слова выходили какие-то невразумительные. Я не понял, то ли у него затруднения с речью, то ли он просто устал и не в себе. Он все продолжал озираться, желая убедиться, что все остальные уехали, и мне пришло в голову, что Трот, похоже, слегка симулирует. Это мне понравилось.

— Скажи-ка, а Тэлли нравится бейсбол? — спросил я. Это был один из многих сотен вопросов, которые мне хотелось ему задать. Я думал, это простой вопрос, но его он просто сразил — он тут же закрыл глаза, завалился на бок, подтянул колени к подбородку и опять заснул.

Подул легкий ветерок, зашуршав листьями болотного дуба. Я нашел себе в тени маленькую лужайку с травой погуще, рядом с матрасом, и растянулся там. Рассматривая ветви и листья высоко над собой, я думал о том, как мне повезло. Остальные потеют там на солнце, а время тянется медленно. В какой-то момент мне даже захотелось ощутить собственную вину, но не вышло. Везение-то было временное, и я решил, что лучше наслаждаться им, пока есть возможность.