Карл Хайасен - Дрянь погода Страница 10

Макс вдруг понял, что не знает, как связаться с женой, поскольку не представляет, где она сейчас. Он набрал номер их нью-йоркской квартиры и сказал автоответчику:

– Милая, меня похитили…

– Захватили! – перебил Сцинк. – Похищение предполагает выкуп. Не хрен обольщаться, Макс.

– Хорошо, «захватили». Милая, меня захватили. Могу лишь сказать, что со мной все хорошо, при учете всего. Пожалуйста, сообщи моим родителям, а еще позвони мне на службу насчет рекламного проекта «Мустанг». Скажи Питу, что гоночная машина должна быть красной, а не синей. Папка у меня на столе… Бонни, я не знаю, кто меня захватил и зачем, но надеюсь скоро выяснить. Господи, хоть бы ты получила это сообщение…

Сцинк выхватил у Макса трубку.

– Я тебя люблю, Бонни, – проговорил он. – Макс забыл это сказать, поэтому говорю я. Пока.

Они поели с индейцами; те отклонили предложение Сцинка отведать вареного енота, но щедро поделились жареной форелью, ямсом, кукурузными оладьями и апельсиновым соком. Макс ел от души, но, памятуя об ошейнике, помалкивал. После завтрака Сцинк привязал его к кипарисовому столбу и исчез с мужчинами племени. Вернувшись, он объявил, что пора уходить.

– Где мои вещи? – спросил Макс, беспокоясь о бумажнике и одежде.

– Там. – Сцинк ткнул пальцем в заплечный мешок.

– А камера?

– Отдал старику. У него семь внуков, пусть порадуется.

– А как же кассеты?

– Очень ему понравились! – рассмеялся Сцинк. – Нападение мартышки – это что-то! Подними-ка руки. – Капитан снова опрыскал пленника средством от насекомых.

– В магазине такая камера стоит почти девятьсот долларов, – угрюмо сказал Макс.

– Я же не просто так отдал, мы поменялись.

– На что?

Сцинк хлопнул Макса по плечу:

– Спорим, ты никогда не катался на аэроглиссере?

– Ох, только не это.

– Эй! Ты же хотел посмотреть Флориду.

Чернокожему непросто служится в Дорожной полиции Флориды. Еще сложнее, если у него близкие отношения с белой коллегой, как это получилось у Джима Таила с Брендой Рорк.

Они познакомились на семинаре по новейшим приборам замера скорости. В классе они сидели рядом, и Бренда сразу понравилась Джиму. У нее был здравый взгляд на свою работу, и она умела рассмешить. Они обсуждали самых чокнутых нарушителей, низкое жалованье и невозможных бюрократов из управления. В Дорожной полиции чернокожие редкость, и Джиму было неуютно среди коллег, но с Брендой он чувствовал себя легко – возможно, потому, что она тоже принадлежала к меньшинству: женщин на такую службу брали еще реже, чем негров и латиноамериканцев.

Как-то на занятии один придурок, по виду – топором вытесанный, стрельнул в Джима крысиными глазками и напомнил ему, что офицер Рорк – белая женщина, а этому в некоторых частях Флориды по-прежнему придают большое значение. Джим не пересел и остался рядом с Брендой, а белый босяк испепелял его взглядом еще два часа.

На перерыве Джим с Брендой пошли в «Арбиз». Девушка волновалась из-за грядущего перевода в Южную Флориду, а Джиму было нечем развеять ее опасения. Готовясь к службе на дорогах Майами, Бренда учила испанский, и первой выученной фразой стала Sale del carro con las manos arriba – «Выйти из машины с поднятыми руками».

В то время Джим Тайл и не думал о любви, Бренда Рорк была для него славной девушкой, и только. Он даже не спрашивал, есть ли у нее парень. Через несколько месяцев Джим приехал в округ Дейд на суд, и они столкнулись в управлении Дорожной полиции. Вместе поужинали, а потом в квартире Бренды до трех ночи болтали обо всем на свете – поначалу от нервозности, затем от сродства душ. Процесс длился шесть дней, и каждый вечер Джим оказывался у Бренды. Утром они просыпались в той же позе, что и засыпали: голова Бренды у Джима на плече, а его ноги свисают со слишком короткой кровати. Никогда еще Джим не ощущал такого покоя. Когда суд закончился, и Тайл вернулся в Северную Флориду, они с Брендой по очереди ездили друг к другу на выходные.

Джим слыл молчуном, но Бренда умела его разговорить. Особенно ей нравилось слушать про те времена, когда он служил в охране губернатора Флориды – и не просто губернатора, а того самого, что бросил должность, скрылся и стал легендарным отшельником. Тогда Бренда еще училась в школе, но историю эту помнила. Газеты и телевидение просто сбесились. «Умственно нестабильный» – так выразился о сбежавшем губернаторе учитель, который вел у них в старших классах обществоведение.

Когда она рассказала об этом Джиму, он от души расхохотался. Усевшись по-турецки и положив подбородок на руки, Бренда, затаив дыхание, слушала рассказы о том, кого сейчас называли Сцинком. Сохраняя верность и благоразумие, Джим не упоминал, что они с этим человеком до сих пор самые близкие друзья.

– Жаль, что мы не встретились, – говорила Бренда в прошедшем времени, словно Сцинк уже умер. Возможно, неосознанно Джим в рассказах представлял, что так оно и есть.

И вот спустя два года невероятная мечта Бренды, похоже, могла осуществиться. Губернатор обнаружился в зоне урагана.

На обратном пути от Кард-Саунда Бренда задала вполне логичный вопрос:

– А зачем он привязал себя к мосту?

– Он давно ждал большого урагана.

– Зачем?

– Бренда, я не смогу объяснить. Это можно понять, если только знаешь его.

Мили две Бренда молчала, потом спросила:

– Почему ты не говорил, что вы общаетесь?

– Это редко бывает.

– Ты мне не доверяешь?

– Конечно. – Джим притянул ее, чтобы сорвать поцелуй.

Бренда отстранилась, сверкнув голубыми глазами:

– Ты постараешься его разыскать. Признайся, Джим, не юли.

– Боюсь, его перемкнуло. Это скверно.

– Такое с ним не впервой, да?

– Нет, – ответил Джим Тайл. – Не впервой.

Бренда поднесла его руку к губам и легко поцеловала в костяшки.

– Все в порядке, здоровяк. Я понимаю, что такое дружба.

5

В доме Августина Бонни Лэм связалась с автоответчиком своей нью-йоркской квартиры. Дважды прослушала сообщение Макса, затем прокрутила его Августину.

– Что скажете? – спросила Бонни.

– Плохо дело. Ваш муж дорого стоит?

– Зарабатывает прилично, однако далеко не миллионер.

– А его семья?

– Отец у него – человек состоятельный, но наверняка Макс не такой дурак, чтобы рассказывать об этом похитителям.

Августин таких предположений делать бы не стал. Он разогрел для Бонни томатный суп и постелил в гостевой комнате чистое белье. Потом прошел к себе в берлогу и позвонил приятелю из ФБР. Вернувшись в гостиную, он увидел, что Бонни уснула прямо на диване. Августин перенес ее на кровать в комнату для гостей и подоткнул одеяло. На кухне он приготовил себе два больших бифштекса на косточках, испек картофелину и запил все бутылкой холодного пива «Амстел».

Потом долго стоял под горячим душем и вспоминал, как приятно пахла миссис Лэм, теплая и влажная от испарины и дождя, когда он нес ее на руках. Хорошо, что в доме опять женщина, пусть даже на одну ночь. Августин обмотался полотенцем и растянулся на голом полу перед телевизором. Переключая каналы, он посмотрел выпуски местных новостей, надеясь, что не увидит ни обезумевших зверей покойного дяди, ни как тело мужа миссис Лэм загружают в полицейский фургон.

А в полночь из гостевой комнаты донесся вопль. Августин верно догадался: миссис Лэм обнаружила его коллекцию черепов. Сидя в кровати с одеялом до подбородка, она смотрела на стену.

– Я подумала, мне это приснилось, – сказала Бонни.

– Пожалуйста, не пугайтесь.

– Они настоящие?

– Друзья присылают – в основном из-за границы, – ответил Августин. – Вот этот – рождественский подарок от проводника в рыболовном лагере в Исламораде. – Не зная, как Бонни отнесется к его хобби, Августин извинился, что испугал ее. – Кто-то коллекционирует монеты, а я вот – артефакты судебной медицины.

– Части тела?

– Не свежие, нет – препараты. Вы не поверите, как трудно достать хороший череп.

Обычно после этой фразы женщины бросались к двери. Бонни даже не шелохнулась.

– Можно посмотреть?

Августин снял один с полки. Бонни повертела его в руках, словно мускусную дыню в бакалее. Августин улыбнулся – ему нравилась эта леди.

– Это мужчина или женщина?

– Мужчина, около тридцати. Гайанец, примерно 1940 года. Поступил из медицинского института в Техасе.

Бонни спросила, почему у черепа нет нижней челюсти. Августин объяснил, что она отваливается, когда разлагаются лицевые мышцы. У большинства старых черепов она отсутствует. Взяв череп за глазницы, Бонни вернула жуткую реликвию на полку.

– Сколько их у вас всего?

– Девятнадцать.

Бонни присвистнула.

– И сколько женщин?

– Ни одной, – ответил Августин. – Все – молодые мужчины. Так что вашей красивой голове нет повода волноваться.