Сергей Герасимов - Шаги за спиной Страница 10

– Тогда поехали.

– Что-то там не чисто, – сказала студентка.

– Не наше дело, – ответила шофер.

16

Люда приласкала дорогого гостя, сделала глоток из бокала и удалилась на кухню. До девяти оставалось еще пятьдесят минут.

Лерик заявится обязательно. После того, что он устроил в прошлый раз, Люда стала относиться к нему серьезно. Декана выгнать она не могла, не впустить Лерика тоже. Напоить гостя до беспамятства – это хорошая идея, но неосуществимая, увы, цейтнот. Нельзя стоять, нужно действовать. Время работает против тебя.

Она снова прошла сквозь зал и ушла в спальню.

– Ты куда, моя дулечка? – развеселился гость. – Твой маленький хочет, чтобы его приласкали. Или ты хочешь, чтобы твой маленький плакал?

– А ты мой маленький?

– Просто крошка. – И он заплакал.

– Боже, как я тебя люблю! – простонала Людочка. – Голова болит, выпью таблетку. Не хочу быть кислой с тобой… Я так соскучилась по твоим рукам…

Она вывернула ворох таблеток прямо на ковер и принялась перебирать. Нужной не находилось. Гость напевал в зале:

Очи черные, ты приди ко мне,

Очи страстные, не дождусь тебя

И прекрасные, сейчас сам приду,

Как люблю я вас, расстелю постель…

Вот оно.

Две пластинки феназепама. В каждой по десять таблеток.

Лучшее снотворное, – говорили друзья, – и не вредное, потому что дает естественный сон. Отравиться нельзя, безопасная доза – десять таблеток. Чтобы заснуть – достаточно четвертинки или половинки одной. У Люды часто бывала бессонница, она не раз проверяла на себе это средство. Плохо лишь то, что сон и в самом деле естественный: человек спит крепко, но может проснуться от любого шума. Проснется, выпьет воды, помечтает у окна, и снова заснет, до утра теперь уже. Но ведь проснется. И ничего не забудет утром.

Она стала вылущивать таблетки из пластмассовых пуговичек.

Наклеенная бумага была плотной, и таблетки не вылущивались.

Одна даже сломалась и рассыпалась в труху. Прошло еще пять минут.

– А я здесь! – подкрался гость, уже без рубашки, и схватил ее за интересные места, – я хочу тебя поцеловать!

– Прости, сейчас.

Она смяла пластинку в горсти и выскользнула из обьятий.

Прошла на кухню и содрала плотную бумажку ножом. Таблетки не имели вкуса, но плохо растворялись. Перед тем, как бросать в кофе, их нужно было растолочь. Люда высыпала таблетки в блюдечко и стала толочь ручкой ножа. Одна выскользнула и прыгнула на пол. Судя по звуку, покатилась. А ведь не заснет быстрее, чем за полчаса, быстрее не заснет. Осталось минут восемь на все. Она упала на колени и стала водить рукой по полу. Вот.

– Я соскучился! – снова появился гость. – Что ты ищешь, давай вместе искать.

Он стал на колени и начал бодаться. Ее ладонь легла на таблетку.

– Что у тебя в руке?

– Закатилась таблетка.

– Покажи.

– Вот.

– Странная какая-то.

Гость посмотрел так, что захотелось спрятаться.

– Да это мне из-за границы привезли, она вкусная.

– Ну ладно, я подожду.

Он остался сидеть на полу.

Люда растолкла таблетки в блюдечке и половинку проглотила сама, демонстративно. После половинки будет клонить в сон, но с половинкой бороться можно.

– Что-то я спать хочу, – сказала Люда и зевнула, – это из-за шампанского. Может, выпьем кофе?

– Выпьем, – согласился гость, – больше всего в жизни не люблю трех вещей: спящих женщин, женщин спящих и третьего еще не придумал.

Он ушел в зал и Люда приготовила кофе. В его чашке растворила десять таблеток, а в своей – три ложки кофейного порошка, чтобы не уснуть. Оставалось ровно полчаса.

Она разделась и легла рядом с гостем, начала гладить его волосы. Гость закрыл глаза.

Афишки и портретики глядели со стен. Фотография голой Люды (прикрытой только искусно сгущенной тенью) пялилась всеми полутора квадратными метрами. Кошка Барсик (потом узнали, что был кошкой) вспрыгнула на постель, предварительно процарапав одеяло. Гость стал рассказывать о своих неурядицах и о том, какие бывают стили одежды. Лицо расслабилось и сейчас он напоминал артиста больше чем обычно. Было без десяти девять, но, судя по голосу, он не собирался засыпать. В довершение всего он встал и попросил еще кофе.

– Как, еще? – обмерла Люда.

– Да, что-то спать хочется.

– Сейчас, милый, только вымою посуду. Это одна минутка.

Посиди пока здесь.

Она начала мыть чашки. Оставалась пять минут, четыре, три.

А Лерик может прийти и раньше. Когда-то он часто приходил заранее. Вот уже девять. Тишина.

Люда на носочках вышла в зал. Гость спал в кресле, приоткрыв рот и откинув левую руку. В руке умирала недокуренная сигарета. Кошка Барсик привставала на задних лапках и нюхала чужой рукав. Что она там нашла?

Люда вынула сигарету из нечутких рук и затушила. Потом поспешила в коридор и отключила звонок. Прислушалась. На лестнице слышались голоса и шаги.

17

Оставался почти час, и Валерий шел медленно, выбирая вмеру окольные пути. У бара стояла толпа, человек в семь, и наблюдала, как один пьяный бьет другого. Избиваемый был мал ростом, но прыток; после каждого удара он отступал на несколько шагов назад; таким образом толпа медленно вращалась, как маленькая галактика. Вот из того же бара вышли две девочки и стали вытирать грязные ладони о свои юбки, при этом юбки задирались и отвлекали толпу. Галактика завращалась неравномерно.

Чуть дальше под деревьями были слышны голоса и Валерий сразу же представил себе их обладателей: две-три обязательные женщины с обязательно коричневыми лицами, в обязательно грязных платьях, один пузан с громким голосом, несколько истощенных в майках, с лицами скелетов и широкими челюстями; все сидят на длинном бревне, а пузан стоит с командирским выражением живота – вот-вот откроют очередную бутыль.

Он прошел сквозь парк в одном направлении, встретив на дорожке несколько мрачных теней, продолжая думать о нераскрытых убийствах; пошел обратно. Мрачные тени сгустились и заняли всю ширину дорожки. Их было четверо и еще одна шелестела сзади.

– Привет, – сказал голос, – вот мы и встретились.

18

– Привет, – сказал Валерий, – это ты, Штырь?

Тень замешкалась с ответом.

– Не ты?

– Не я.

– А Штырь где?

– Почем я знаю.

– Он должен был ждать меня здесь, – сказал Валерий, – если придет, то передашь ему, что он мне не понравился. Он знает, что это значит.

Валерий отодвинул рукой самую широкую тень и прошел.

– Эй, – от кого передать?

– От меня, – ответил Валерий и тени отстали.

Снова везет, снова удача. Штыря Валерий придумал, взлянув на металлический шест на полянке – шест был предназначен для политических карнавалов и потому его красили каждую весну.

Штырь – просто первое слово, которое пришло в голову. Почему бы и не Штырь?

Он уходил вдоль аллеи, а пятеро дебилов стояли в нерешительности. Сегодня они столкнулись с чем-то, что не позволяло им действовать как всегда. Здесь нужно было подумать, а думать они не умели.

– Кто такой Штырь? – спросил один из дебилов.

– Значит, есть такой, раз сказал.

По аллее приближался еще кто-то. Дебилы выстроились в боевом порядке.

– Привет, – произнес главный дежурную фразу, – вот мы и встретились.

Он попробовал было вынуть нож, но не успел. Удар в голову вырвал его из реальности на ближайшие двадцать минут.

– Привет, – сказала тень, – брысь с дороги.

Дебилы покорно расступились.

Тень сделала несколько шагов, потом обернулась:

– Почему вы его отпустили?

– Он сказал, что знает Штыря.

– Кого???

– Штыря.

– Он не мог знать Штыря.

– Он сказал.

Тень помолчала, думая.

– Это меняет дело.

– Эй, поинтересовался один из дебилов, – а кто такой Штырь?

– Это страшный человек. Лучше не бери в голову.

19

На двери нужного подьезда кто-то написал желтой краской слово, начинавшееся с «п». «П» подтекло и напоминало нотный знак – две восьмых. Здесь же стояли пятеро допризывников и хлопали шестого по ушам. Шестой, отвернутый к стене, отгадывал. Все шестеро были нездорово костлявы, с большими лбами и маленькими подбородками. На ступеньках сидел очень черный грузин с маленькими усиками. Грузин попросил закурить и Валерий не дал, хотя нащупал в кармане зажигалку.

Понаезжают всякие и просят закурить.

– Эй, – сказал грузин, – она уже ушла, давно ушла.

– Из какой квартиры?

– Из двадцать шестой.

– Из двадцать шестой не ушла бы, – ответил Валерий.

– Ты што мне не веришь? – возмутился грузин, делая ударение на слове ШТО. Бывают такие вспыльчивые, горячая кровь.

Дверь двадцать шестой была приоткрыта, торчал язычок коврика. Валерий нажал звонок (на всякий случай, звонок не сработал) и вошел. Люда была в домашнем халатике и с распущенными волосами. Ее глаза блестели, текуче отражая два зеркала в прихожей – справа и слева. Валерий взглянул в зеркала и увидел бесконечность, самая интересная часть которой была заслоняема его собственным лицом.