Ирина Кисельгоф - Журавлик по небу летит Страница 10

– А я изучаю оптические приборы, – ответила Она.

Осподи! Я не зря откопал отцовский бинокль, и я не зря думал о телескопе. Именно сегодня думал! У нас с Ней мысли совпадают, что ли?

– Мам, это неинтересно! – воскликнула Лизка, ее щеки стали красными-распрекрасными.

– А как изучают телескопы? – перебил я ее.

– Скучно, – засмеялась Она. – Пользоваться намного интереснее.

– Не может быть! – Я имел в виду – все, что делает Она, интересно.

– Может, – не поняла Она. – Быть ловцом комет и астероидов заманчивей, чем ловцом соответствия технических характеристик.

– А из телескопа видно облака? – снова встряла Лизка.

Что она перебивает, что дергается? Фекла!

– Да. – Ее глаза заманчиво затуманились. – Серебристые облака…

– Какие они? – закричала феклообразная Лизка.

А я приготовился тоже кое-что сообщить, чтобы повысить свои акции в Ее глазах. Не зря же я торчу в Сети, как репка!

Она рассказала нам о самых высоких облаках. Они летят над Землей в мезосфере с бешеной скоростью, за пять минут меняя небесную картинку. Расплескиваются голубыми волнами, кружатся желто-оранжевыми вихрями, распадаются на прозрачные полосы, внутри которых светятся звезды. Черное ночное небо пылает от их ярко-белого света, когда все остальное в тени. Я видел все, о чем Она рассказывала, а моя голова парила над вихрями серебристых облаков в Ее глазах.

– Как они появились? – зачарованно спросила Лизка.

– После того, как прошел солнечный дождь, – ответила Она.

– Что? – поразился я. Об этом в Сети я не читал.

– Это гипотеза, – вдруг смутилась Она, – но красивая. Удар протона солнечного ветра и метаморфоза атмосферного кислорода в водяной пар.

Она взглянула мне в лицо, и Ее глаза наотмашь ударили меня протонами солнечного дождя. Я превратился в пар и умер от внутреннего ожога.

Мила

Я посмотрела на пачку соли и решила познакомиться с Олей поближе.

– У вас соли не найдется? – спросила я. – Крупной?

– Конечно, – она распахнула дверь на кухню. – Проходите.

Я прошла на кухню, споткнувшись о маленькие ботинки. Они стояли на газете, под ними лужицы. Я про себя рассмеялась. Хорошо придумали.

Оля расставила чашки, я посмотрела на вазочку с печеньем «Крокет» и барбарисками. Негусто. Как им живется? Трудно, наверное. Мы говорили ни о чем, и я поймала себя на мысли, что Ольга хороший, но не мой человек. Слишком закрытая, застенчивая, малообщительная. Мы другие – шумные, компанейские, даже крикливые. У нас типичная итальянская семья. Ссоримся, миримся, ругаемся, целуемся, плачем, смеемся. У всех на виду, не стесняясь. Вот и сейчас, я говорю, она больше молчит.

– Ну, я пойду. – Я взяла соль.

Она не стала меня удерживать, но отчего-то смутилась. Она легко краснеет, это придает ей очарование. Ей все придает очарование. Большие выразительные глаза, красивые губы, гладкая кожа, стройная фигура. Слишком много плюсов для того, чтобы быть одинокой женщиной. Где ее муж? Сбежал?

Я вспомнила Бухарину, и мне стало грустно. От нее ушел отец, когда ей было пять лет. Ее мать вышла замуж и нарожала детей другому мужу. Ритка была чужой и в семье своей матери, и в семье своего отца, хотя у него больше не было родных детей. Но чужого сына он любил больше, чем родную дочь. Она прожила всю жизнь с этой нелюбовью и живет с ней до сих пор. Когда она вспоминает об этом, на ее глаза набегают слезы. Невольно. И еще. Она не любит ни мать, ни отца. Она уехала в другой город, и ее забыли. У нее есть своя маленькая семья, а она живет нелюбовью своих родителей. Позабытая, позаброшенная, она плачет, когда вспоминает о них. Теперь она плачет оттого, что ее забыл муж. Это несправедливо.

В коридор вышла Лиза, у нее в руках была тряпичная кукла в атласном костюме.

– Боже, какая прелесть! – воскликнула я. – Можно посмотреть?

Я держала в руках настоящее произведение искусства. Все детали, даже самые мелкие, выполнены безукоризненно и со вкусом. Веселый нос, ладошки с отставленным большим пальцем, атласные башмачки с бантами и пуговичкой из бисера. Забавный меховой помпон на шапочке. А костюм из атласа?.. Закачаешься! Даже пуговичные глаза не портили впечатления. Кого он мне напоминает? Синие задорные глаза и длинная соломенная челка…

– Похож на Мишку, – засмеялась я.

– Правда? – улыбнулась Оля. – Вообще-то это Арлекин.

– Где купили? Хочу такого же! – моментально загорелась я.

– Нигде. Сами сделали, – важно ответила Лиза.

– Вы? – Я потеряла дар речи.

Оля вопросительно посмотрела на дочку.

– Потом! – жалобно сказала та. – Когда полный квартет соберем. – Она обернулась ко мне и горячо воскликнула: – Мы подарим вам обязательно! Но только когда будет полный состав труппы дзанни.

– Что за труппа? – удивилась я.

– Итальянские комедианты. Мама выдумывает идею, а потом мы ее воплощаем как в жизни. Это трудно.

Оля застенчиво улыбнулась, и ее лицо засветилось.

Мой человек, поняла я. Но девчонка. Совсем девчонка. И улыбка у нее детская. В куклы не наигралась, а мужа нет. Мне стало ее жаль, как и Бухарину.

– Оля, немедленно ко мне! – велела я. – Чай пить.

– Мы же пили, – засмеялась она.

– Значит, будем есть.

– Заварку? – весело спросила Лиза.

– Да, – улыбнулась я.

– Я не могу, – сказала Оля, ее щеки снова порозовели.

– А ты моги! – крикнула Лиза и объяснила: – Мы мало к кому ходим. Не привыкли.

Я засмеялась ее детской непосредственности, а Оля по-детски смутилась. Не семья, а детский сад! Оказывается, вот почему они не пришли на наше грандиозное новоселье. Из-за ребяческих комплексов. А я обиделась. Зря.

– Привыкайте! – грозно сказала я. – Надо ломать стереотипы.

Оля освоилась у меня не сразу, застенчиво мямлила только «да» и «нет», сложив руки на столе как школьница. Как она умудряется работать с таким характером? Волки и овцы в одной рабочей банке не уживаются. Кого съели, а кого не съели, затоптали. Раз – и нет работки для овечки!

Я решила использовать естественную для нее приманку – куклы.

– Что такое комедия дель арте? – спросила я. – Слышала, но лишь в общих чертах. Расскажите, мне интересно.

– Это собрание типичных характеров, – ответила она. – Не больше двенадцати. Искусная вечеря на людной площади вместо подмостков.

«А кто тринадцатый?» – спросила я себя и сразу отвлеклась.

– Это был импровизационный театр, – сказала Оля. – Каждый день канонический сюжет, разыгранный по-новому. Все последние городские новости в угоду публике.

– Типа ежедневной газеты? – уточнила я.

– Да, – улыбнулась она. И я позавидовала ее улыбке. А потом заслушалась.

– … Мужественный голос сменяется опять дискантом детским, пищит, как флейта… – продекламировала она. – Это о Панталоне.

– Нет, – рассмеялась я. – О Мишке.

Она рассказывала мне о масках комедии дель арте. Ее глаза горели азартом, а я думала, какая баба пропадает. Зачем ей эти Бригеллы и Панталоне? Ей жить надо, а не в куклы играть.

– Сколько вам лет? – спросила я.

– Тридцать три.

А мне тридцать восемь. Надо же! Родила дочку так рано. В девятнадцать. А муж где? Или она так и не вышла замуж? Кто ей помогает?

– Вам трудно, наверное? – сказала я.

– Да, – искренне ответила она. Не ломаясь. Мне это понравилось.

– Ваши родители вам помогают?

– Уже нет. Я поздний ребенок. – Она медленно провела пальцем по столу. – Ни брата, ни сестры.

– А где Лизин папа? – осторожно спросила я.

Ее лицо вмиг замкнулось, и она отвернулась к окну.

– Простите, – пробормотала я. – Зря я спросила.

– Он умер, – просто сказала она, глядя в окно. – Совсем молодым.

– Вы его любили?

– Очень. – Ее плечи вздрогнули, и она закрыла лицо ладонями. А я прокляла свое любопытство.

Я не могла заснуть, думая о Лизе и ее матери. Бросить все, пожилых родителей, институт и уехать за мужем в чужой город. Ей еще восемнадцати не было. Что в нем было такого? Она сказала, что он любил дождь. И замолчала, будто спохватилась. Почему меня это так зацепило? Потому что я сама люблю солнце? Когда все понятно и ясно? Я вдруг вспомнила, она произнесла «он любит дождь» в настоящем времени и тут же поправилась: «Я сама люблю дождь. У него всегда разное настроение и не всегда совпадает с моим». Она улыбнулась, но настроения ее губ и глаз не совпали. Мне вдруг захотелось сжать ей руку, а она уже отвернулась. Ей нужно было остаться одной. У меня в гостях.

Как ребенку расти без отца? Разве это справедливо?

– Знаешь, – сказала я. – Лиза сирота. Ее отец умер совсем молодым.

– Мм, – сонно ответил Сергей.

– И Ольга тоже сирота. Ужас! Как так жить, ни на кого не надеясь? Не ожидая помощи ниоткуда? – Я помолчала. – Надо быть к ним поближе. Окутать своим теплом.

– Не надо.

– Почему?

– Как хочешь, – невпопад ответил он и повернулся спиной.

А я хотела спросить, что любит он. Но так и не спросила, забыла.