Александр Этман - На седьмой день: рассказы Страница 10

– Теперь я могу тебя оставить со спокойной душой – готовить ты наконец научился. И обещай мне, что ты будешь продолжать работать. Не сиди дома. Общайся с людьми...

И тогда ему стало по-настоящему страшно. Он и до этого понимал, что скоро придет день, когда она оставит его, но понимать – это одно, а тут Ева сама как бы включила счетчик. Значит, чувствует: она на финишной прямой. И скоро дорога кончится. А он останется на этой дороге. Однажды он проснется утром и не увидит, как она лежит рядом.

Так и получилось. Она ушла, а он остался... Надо работать. Наверное, она что-то знала. Ева плохого не посоветует...

Он сел в машину и связался с диспетчером. Потом позвонил хозяину, сказал:

– Дима, я вышел на работу.

– Как дела?

– Хорошо, – ответил он.

– Тормозные колодки не пора менять? – спросил Дима.

– Рано.

– Не забудь, ты всегда ездишь до последнего...

– Ладно...

У большого торгового центра в машину села молодая женщина с покупками из шести, наверное, разных магазинов. Ехали молча. Вернее, молчал он, а женщина разговаривала по телефону. Она рассказывала подруге о своих приобретениях. Потом она выключила телефон, усмехнулась.

– Что? – спросил он.

– В каком смысле?

– Почему вы усмехнулись? Если не секрет?

Женщина подумала и спросила:

– У вас курить можно?

– Курите.

Она курила и молчала. А он сказал:

– Не хотите – не рассказывайте. Я понимаю: иногда бывает так, что не хочется разговаривать.

– Да там рассказывать нечего, – сказала женщина. – А вы откуда?

– Из России.

– Дедушка и бабушка моего мужа приехали, кажется, из Белоруссии.

– Здесь многие с родословной из тех мест.

– А вы давно приехали?

– Десять лет назад.

– У вас отличный английский.

– Спасибо.

– Большая семья?

– Была семья.

– Что случилось?

– Неделю назад умерла моя жена, – сказал он.

– Простите, – сказала она.

– Ничего. Ей было только пятьдесят девять. Рак...

Женщина молчала, вроде слушала. Он сказал:

– Мы прожили тридцать восемь лет. Сюда приехали, чтобы сыну помочь. А вот как получилось...

– Перестаньте, – вдруг сказала она.

– Что?

– Перестаньте. Не надо вышибать из меня слезу. Ваши чаевые вы заработали еще там, у торгового центра, когда помогли мне уложить покупки и раскрыли дверь. И мне не нужны ваши проблемы. У меня своих полно...

Она дала на чай десять долларов. Он поблагодарил и на всякий случай сказал:

– Я не пытался вас разжалобить. Дело не в чаевых. Извините.

Она ушла, не ответив. Он снова связался с диспетчером.

– Есть вызов в Хайланд Парк. Русские. Едут в аэропорт. Дима сказал, дать тебе, если свободен.

– Свободен.

У большого, судя по всему недавно построенного дома стояли пассажиры – редактор местного радио, его жена и мальчик лет двенадцати. Редактор общался с Ленькой, и несколько раз он видел эту пару на днях рождения Лени и Рины.

– О, кого мы видим? – закричал редактор. – Хорошо, что это вы. Жутко опаздываем. Самолет через полтора часа, а с этими секьюрити сейчас...

– Не опоздаем, – сказал он, загружая чемоданы в багажник. – Куда едем?

– В аэропорт, – сказал редактор.

– Я понимаю, а потом?

– А потом на Арубу.

Жена редактора села на переднее сидение. Редакторский сынок слушал музыку через наушники и дергался в такт чему-то пульсирующему.

– Скорее, – попросил редактор.

– Не волнуйся, Жора. Успеем, сейчас нет пробок.

– Спасибо.

– Как Ленька?

– Ну как? Пока нам всем тяжело...

Редактор почесал затылок и сказал:

– Ой, совсем забыл... Мои соболезнования... Я извиняюсь, что не присутствовал на похоронах. Командировка... Но мы, кажется, выпустили в эфир что-то вроде некролога.

– Ты не забыл документы? – певуче спросила редакторская жена. – А то будет как в прошлый раз.

– В прошлый раз я дал тебе конверт с документами в руки, и ты, именно ты незамедлительно положила его в мусорник.

– Документы и деньги должен контролировать мужчина, – отозвалась она. – Если он, конечно, мужчина.

– За некролог спасибо, – сказал он.

– Any time, – по-английски отреагировал редактор.

– Идиот, – сказала его жена.

Все замолчали. Внезапно голос подал сын редактора. Причем довольно громко:

– Ни хуя себе! – сказал он огорченно.

Редактор и его жена ошарашенно посмотрели на сына. Редактор сказал:

– Сема, ты почему ругаешься? Тебе кто-нибудь разрешил?

Сема перешел на английский:

– Батарейки кончились.

– Надо было подумать заранее, – сказал редактор. – И купить...

– О таких вещах должен думать мужчина, глава семьи, – сказала жена редактора. – Если он, конечно, мужчина.

Очевидно, ее одолевали какие-то сомнения на этот счет.

Редактор снова почесал затылок:

– Знаешь дорогая, если тебя что-то не устраивает, ты можешь вернуться на этом же такси домой.

– Остановите машину, – помедлив, сказала жена редактора.

– Мы на хайвее, – сказал он.

– Остановите! – потребовала она.

– Что будем делать? – спросил он редактора.

– Останови машину, ты, старый козел! – закричала она.

Он перестроился, остановился на обочине, включил мигающие габаритные огни. Редакторская жена вышла и решительно направилась в обратном направлении.

– Что делает мама? – спросил мальчик. – Она что, ебнулась? Мы опоздаем на самолет.

Редактор выскочил из машины побежал догонять жену. Они разговаривали, а мимо с шумом неслись автомобили, и им приходилось кричать друг на друга. Он смотрел на них в зеркало заднего вида. Редактор показывал на часы. Жена показывала ему средний палец. Беседа кончилась неожиданно: редакторша смачно плюнула супругу в лицо и повернула к машине. Он вытерся рукавом и побежал вслед за ней.

– Успеем? – спросил редактор.

– Нет, – сказал он.

– Почему? У нас час с лишним в запасе.

– Выходите, – спокойно сказал он.

– Не понял, – сказал редактор.

– Забирайте свои вещи и проваливайте к чертовой матери вместе с вашей хамской женой и дебильным сыном! Я вас не повезу.

– Ты видишь, Люся, сука, что ты наделала! – заорал редактор.

– Послушай, урод! – сказала Люся. – Или ты сейчас же трогаешься с места и через пятнадцать минут привозишь нас в аэропорт, или тебе в этом городе не жить. Я тебя уничтожу! Это я тебе говорю, Люся Милевская.

– Пошла вон, Люся Милевская, – сказал он. – Это тебе говорю я, Лазарь Самойлович Михельсон, бывший профессор филологического факультета Латвийского государственного университета, а ныне таксист компании «Намбер уан».

– Бывший таксист, – сказала Люся. – Бывший профессор и уже бывший таксист. И восьмую программу потеряешь, ишак.

– Я не на программе, – сказал он. – Убирайтесь.

– Я никуда не пойду, – сказала она.

– Я вызову полицию, – сказал он.

– Так, выходим, – заявил редактор. – Поймаем такси, их тут полно. Успеем...

Он позвонил сыну. Ленька вяло сказал:

– Как дела?

– Я поеду домой, Леня.

– И правильно, не надо работать пока...

– Ты не понял, точнее, это я неконкретно высказался. Я поеду в Ригу. Жить. Или умирать.

– Зачем?

– Мы прожили там с мамой долгую жизнь. Там наш дом. Мама хотела бы туда вернуться.

– Ты где? – спросил Леня.

– На хайвее.

– На каком? Хотя неважно... Давай встретимся попозже в каком-нибудь баре и все обсудим? Ко мне через пять минут приходит клиент.

– Ленечка, тут нечего обсуждать. Я решил.

Леня помолчал.

– А как же я? – спросил он наконец.

– Тебе тридцать пять, ты взрослый человек, у тебя семья. Мы будем видеться.

– Я не взрослый, – сказал сын. – Я просто вырос. И ты мне нужен.

– Нет, я тебе не нужен. Тебе нужен характер. А характер нужно воспитать. Его не дарят и не передают по наследству. Почему у тебя нет детей, а у меня внуков?

– Рина не хочет.

– А ты?

– Мне все равно.

Он замолчал. Потом сказал:

– Просто я позвонил тебе, чтобы сказать о своем решении. Я буду приезжать сюда, ты будешь навещать нас с мамой.

– Мама умерла, – сказал Леня.

– Она поедет со мной. Я похороню ее на кладбище в Шмерли. Там она будет, по крайней мере, среди своих. Ты же знаешь, в этой семье искренние добрососедские отношения налаживаются посмертно.

...Через двадцать минут он остановился у русского магазина. Купил всякой всячины, правда, по чуть-чуть. Потом заехал за цветами, за Евиными любимыми белыми розами. Обрезал их, поставил в теплую воду, принес вазу в комнату. Прислонил к ней Евину фотографию. Сел, развернул покупки прямо на столе (Ева бы не одобрила), налил ей вина, себе водки (Ева бы промолчала), поднял рюмку, сказал:

– Дорогая, единственная и любимая моя жена! Я тут понял, что самое тяжелое – это слова, которые ты не успел сказать. Но я кое-что придумал. Я приглашаю тебя в путешествие. Не спрашивай меня, куда мы едем. Я не смогу тебе сказать, потому что это – сюрприз. Ничего не бойся, я буду рядом с тобой каждую минуту, каждое мгновение. Я почему-то уверен, что ты будешь довольна...

Он выпил. Посидел за столом, теребя скатерть. Потом торопливо собрался, сунул бутылку водки в карман. На улице шел снег. Перед тем как сесть в машину, он смахнул пушистые хлопья со стекла и зеркал. Потом поехал, бормоча что-то вроде: «Сейчас, сейчас... Конечно, не расслышала... Я сейчас к тебе приду и все скажу... А как же?.. Конечно, нельзя откладывать... Такое ведь дело...»