Том Стоппард - Лорд Малквист и мистер Мун Страница 10

— Последующими поколениями?

— Это побочное занятие. Я историк.

— Правда?

— Да, это, черт подери, правда, — отрезал Мун, прошел мимо Воскресшего Христа — тот двинулся следом — и вошел в пустую гостиную.

На письменном столе стояла лампа. Он включил ее и откинул столешницу, открыв нечистые, аккуратно сложенные стопки бумаги, одна из которых была много больше остальных и не такая аккуратная. Все верхние страницы были неравномерно заполнены заметками, сделанными убористым почерком.

— А у вас тут много чего, ваша честь.

— Это для книги, — объяснил Мун. — Я пишу книгу.

Он взял один лист и прочел на нем два слова:

Греки

Еще один лист гласил: История есть продвижение Человека в Мире, и начало истории есть начало Человека. Посему

Мун скомкал оба листа и швырнул их в мусорную корзину. Пошарил в ящике, пока не нашел коробочку, почти доверху заполненную белыми карточками. Он протянул одну Воскресшему Христу, положил коробочку на место и закрыл ящик. Воскресший Христос поднес карточку к лицу и насупился на нее.

Если вы просыпаетесь в остроумном настроении, если вы готовы поделиться с миром своей мудростью — не рассчитывайте на устное слово, не теряйте веры. Пошлите за Нашим Человеком Босуэллом, летописцем, — он проследит ваши шаги и запишет ваши слова. Последующие поколения обеспечены. Соблюдение авторских прав. Организация публикации. Две копии прилагаются.

«Я почти мертв, а никто не знает, что я когда-либо жил» — Анон.

Десять гиней в день. Работа понедельная.

— И что это?

— Тут написано, — пояснил Мун, — что я предлагаю нечто вроде жизни после смерти. Мы занимаемся одним и тем же.

— Так это вы?

— Сзади стоит мое имя. И адрес. Вот здесь, видишь? Вот чем я занимаюсь.

— Матерь Божья, прошу прощения, ваша честь.

— Не за что.

— А я думал, у вас тут бордель.

— С чего ты это взял?

Воскресший Христос задумался.

— Ей-ей, и сам не знаю.

Муну нечего было сказать. Он чувствовал себя в комнате как в ловушке, без малейшего понятия или благовидного предлога к каким-нибудь словам или действию. Он наугад двинулся к двери, проводя пальцем по предметам меблировки, пытаясь рассеять чувство, будто он изображает движение, и вышел в прихожую. Там он тоже почувствовал себя заблудившимся. Помедлив, он поднялся наверх и постучал в дверь спальни.

— Кто там?

— Я, — ответил Мун.

— Тогда входи.

Джейн и девятый граф сидели на кровати. Она разделась до пояса, а лорд Малквист держал ее правую грудь, нажимая тут и там с видом отстраненной заинтересованности, как будто пытался извлечь из нее какой-нибудь звук. Бездвижное платье Джейн распласталось на ковре: павлин, которого переехал автобус. На Муна они не взглянули. Джейн рассеянно поигрывала волосами лорда Малквиста.

Наконец девятый граф выпрямился.

— Похоже, сердце в порядке, — заключил он.

— Это не сердце, — сказала Джейн, — это грудь.

Говорила она очень серьезно.

— Я ничего не чувствую.

— Вы уверены?

— О да, знаете, не стоит носиться с такими идеями. В наши дни слишком много всего читают, вот что всему причиной.

Джейн встала, опоясала себя лифчиком, как ремнем, и повернула его задом наперед. Мун еще раз изучил ее ниспадающие волосы, лопатки, расцвеченные сине-белыми цветами груди, ягодицы, ноги и ступни. Груди скользнули вокруг тела и встали на место.

Джейн была готова расплакаться.

— У меня рак груди, — пожаловалась она Myну.

— Которой?

— Вот этой. Я чувствую уплотнение.

— Чепуха, — сказал девятый граф.

— Ее придется ампутировать, — прорыдала она.

— Куда одна, туда и вторая, — сказал девятый граф. — Асимметричное тело вульгарно и как тело, и как произведение искусства.

— О Фэлкон, вы чудовище! — весело рассмеялась Джейн.

«Мне плевать, мне просто плевать».

Джейн подняла платье и нырнула в него головой.

— Извиняюсь, — сказал Воскресший Христос.

Джейн взвизгнула и натянула на себя платье.

— Простите, — сказал, удаляясь, Воскресший Христос.

— Что это за коротышка в ночнушке?

Лорд Малквист открыл дверь и водворил Воскресшего Христа обратно в комнату.

— Не упоминайте его имя всуе, — сказал он. — Это никакой не коротышка в ночнушке. Это наш Спаситель, который вернулся. В ночнушке.

— Правда? — Она непонимающе посмотрела на него. — Похоже, у него за плечами трудные времена.

— Одни из труднейших, — подтвердил девятый граф.

— Найдите в вашем сердце прощение, ибо я говорю вам: грядет подведение итогов, исчисление грехов и возмездие за пределами понимания этой мирской юдоли, — сказал Муну Воскресший Христос.

Мун стоял, трясясь от бешенства. Он ударил Воскресшего Христа в челюсть. Воскресший Христос рухнул на постель и скатился с нее на пол.

— И давно ты подсматриваешь? — завопил Мун. — Когда ты последний раз мыл подмышки? Чего ты за мной таскаешься, кто ты, по-твоему, такой!

— Меня зовут Иисус, — ответил Воскресший Христос. — Можете бичевать меня, если хотите…

— Могу! Мне тут извращенцы не нужны! Что значит это надувательство? Давно ты мазохист? Отчего ты стал импотентом? Кто тебя сюда звал?

— Я Воскресший Христос, — сказал Воскресший Христос.

Мун вскочил на постель и метнулся через нее, стиснув руками шею Воскресшего Христа, притиснув того к стене. Воскресший Христос не издал ни единого звука, пока Мун тряс его за глотку с криком:

— Ложь! Ложь! Думаешь, я стану полагаться на тебя, я, опытный человек?

— Иисус, дорогой, не слушайте его, — посоветовала Джейн. — Нет у него никакого опыта, даю вам слово.

Мун выпустил его, но прижал своим телом к стене и прошептал:

— Меня постоянно предают. Я не верю в человека, а ты хочешь, чтобы я верил в Бога.

Когда Мун отступил от него, Воскресший Христос сполз по стенке, из его носа текла кровь.

— Бедняга, — сказал лорд Малквист, протягивая Муну свой надушенный платок, — полно, осушите слезы и перестаньте принимать все на свой счет. У всех нас есть право на покровителя, так что не завидуйте ему.

Мун затолкал кружева в рот и вгрызся в них, скрежеща зубами и высвобождая резкий аромат мускуса. Испарения душили его, и он вычихнул их через нос, извергнув масло из розовых лепестков.

— Будь здоров! — поздравила Джейн. — А теперь я попрошу вас всех удалиться, чтобы я могла надеть костюм для катания на лодке, если только вы не пообещаете не смотреть.

— Моя честь мешает мне обещать подобное, — ответил лорд Малквист. — Вставайте, ваше высочество, довольно тешить себя надеждами на муки.

— Он ведь никакое не высочество, правда?

— Семь раз отмерь, один раз отрежь.

— Я Царь Царей, — скромно сообщил Воскресший Христос. Он кое-как поднялся.

Джейн улыбнулась ему и подошла ближе.

— Мне до смерти хочется вас спросить, — сказала она, — что у вас под ночнушкой, ну, то есть вы так и ходите повсюду, а там ничего, как у шотландцев?

— Насчет шотландцев это неправда, — возразил лорд Малквист. — Они носят гульфики из шотландки и несколько слоев прочей одежды, включая водонепроницаемые комбинации до колен, чтобы отгородиться от тумана.

— Это абсолютная ложь, Фэлкон, — неожиданно резко сказала Джейн, — они голые. Это вопрос гордости, и гордецы ходят голиком. — Она стояла и смотрела на Воскресшего Христа через вуаль ресниц, тяжело дыша, прикусив нижнюю губу, пойманный в ловушку розовый язык выделялся на белом фоне. — Я знаю шотландцев, они не позволят с собой нянчиться. Они огромны. Это огромные мускулистые гиганты с мощными, напряженными мышцами, расхаживающие повсюду в своих килтах… — она плотно сжала ляжки, закрыла глаза, откинула голову — жрица, произносящая заклинания в жертвенной дымке, — в своих килтах своими огромными сильными ногами, бугристыми, как узловатая веревка, ставшими от ветра и солнца красно-коричневыми и твердыми, расставив ноги, они стоят на вершине холма, дует ветер, и их килты…

Она вдохнула сквозь зубы, и воздух тихо зашипел в теплой, омытой слюной устричной плоти ее рта. Ее руки разгладили павлиний блеск бедер, скользнули вверх, плотно прижавшись к животу, и вниз, волоча растопыренные пальцы через пах, ладонь к ладони вцепились, впились и углубились в ложбинку и разделились, туго обтянув ягодицы и спину шелком и собрав его на талии, и опять двинулись вверх, формуя грудную клетку, высоко подтолкнули груди и сплющили их в вырезе горла, пока два указательных пальца прослеживали струйку слюны на подбородке, вытекшую из-под навеса влажной губы, и втискивали кончик языка обратно в рот, обнажив острые белые зубы и погрузившись в рот до второго сустава.