Алексей Нелюбин - О времени и о себе. Рассказы. Страница 10

Через несколько мгновений грохот неимоверной силы потряс землю и все нас окружающее.

Дома, ангары, землянки заходили ходуном. Вмиг осыпались в окнах все стекла. Катастрофа! Великое горе постигло нашу дружную авиационную семью. Мы, сколько нас было, одновременно стащили шапки с голов. Сигналы бедствия понеслись в эфир. Несколько тонн высокооктанового бензина и почти полный боекомплект снарядов одновременно взорвались от столкновения лоб в лоб двух тяжелых машин. Осколки разлетелись на десятки километров. Собрать ничего не удалось. И хоронить было нечего.

Все сгорело в этом страшном огнище.

Долго думали командир полка, начальник штаба и замполит, как сообщить родным в далекую Горьковскую область, в Воротынский район. Решили послать: «Пропал без вести при исполнении служебного долга». Да и время было такое, что нельзя было сообщать подробности. На том и закончилось бы.

Но время двигалось, и подошел год моей демобилизации. Вернулся в свой родной Горький, устроился на работу. Подружился с девушкой, и мы поженились. Как положено по русскому обычаю, молодожены должны погостить у родственников жениха и невесты. И вот мы отправились с женой к ее родственникам в Воротынский район. В деревнях в каждом доме по стенам развешаны фотографии всей ближней и дальней родни хозяев дома.

Пока нам готовили встречу, я увлекся этими фотографиями. Перешел к очередной рамке, а на меня смотрит мой командир старший лейтенант Пашнин. Спрашиваю: «Тетя Нюра! Кто это такой? Кем он вам приходится?». А она подошла к фотокарточке, приложила конец платочка к глазам и промолвила: «Это Андрюшенька, сыночек мой, двоюродный, значит, брат твоей женушке. Служил он где-то на Кавказе и пропал без вести. С тех пор мы о нем ничего не знаем и на портрет черную ленточку не вешаем». И она залилась горючими материнскими слезами.

Сердце мое переполнилось болью. «Тетя Нюра! Это мой командир, мы служили вместе, и погиб он у меня на глазах. И никакой безвестности тут нет!»

Слух по деревне разносится со скоростью звука. Сбежалась вся родня. Набились в избу под завязку. Все хотим услышать из первых уст, как служил Андрей, где и как погиб.

Вот так узналась правда о последних минутах жизни их уважаемого родственника.

Нарушитель границы

Шел 1952 год. Год интенсивного перевооружения всей нашей армии. Особенно это ощущалось в ракетно-артиллерийских частях в авиации. Бомбардировочная авиация уже имела на вооружении ракеты класса «воздух-земля», а истребительная только начала их осваивать. К нам в полк прибыли первые самолеты, оснащенные установками для подвешивания ракет. Последняя новинка авиационно-ракетной техники. Конечно, она была засекречена, и открытого доступа к ней не было. Испытывать ее в воздухе было поручено особому звену первой эскадрильи, т. е. нашей. Инструктаж проводили старшие офицеры из штаба армии. Строгости соблюдались по всем канонам. Все летчики нашего полка делились на стариков-фронтовиков и молодых, окончивших летные училища после войны. Старики уже прошли через наше звено, освоили полеты всех видов, в том числе и стрельбы ракетами, а молодежь только осваивалась. Одному такому молодому летчику лейтенанту Солонинкину в этот день предстояло «сходить» с подвешенными ракетами в зону полигона в горы и там выпустить ракеты по цели.

Запуск, короткая прогонка двигателя в максимальном режиме на тормозах, проверка рации на прием, на передачу — и взлет разрешен. Одновременно включились радиостанция прослушивания и локаторная станция слежения при штабе корпуса. Аэродром наш был построен в долине реки Куры. С севера мы были ограничены высокими Кавказскими горами, а с юга турецко-иранской границей. 100 километров по прямой и-заграница. Там, как и у нас, понастроено было большое количество аэродромов и других военных объектов. Иногда мы улавливали разговор по радио на английском языке, команды с земли и в воздухе.

Первые минуты все проходило по плану. По рации летчик сообщил курс, высоту, скорость полета. Станции прослушивания и слежения подтвердили сообщение пилота. Вот он докладывает о подходе к цели, а цель находится на склоне высокой горы вдоль ущелья. Время уже сообщить: «Цель вижу», но прошла минута, другая…. И вдруг голос из эфира: «Цель не вижу, все заволокло сплошным туманом». Это часто и непредсказуемо случается в горах. Голос с земли: «Я ноль второй! Я ноль второй!». Это уже генерал с корпусного КП.

Чрезвычайная ситуация, руководство полетами автоматически переходит в руки вышестоящего начальника. Команда: «Обойдите гору вокруг, проверьте выход на цель!». Слышим: «Вас понял! Обхожу гору!». Минута молчания. Снова голос пилота: «Ноль второй! Ноль второй! Я ноль сорок пятый, гору обошел, туман сгущается, цель не вижу!». «Убавьте высоту, обойдите еще раз!». Снова голос Солонинкина: «Сплошной туман, видимость ноль!». Команда: «Работу прекратить, возвращайтесь на свою точку курсом 120!». «Вас понял!».

Ракета ведь дорогая, надо вернуть на склад боеприпасов. Самолет начал набирать высоту, и устремился по заданному курсу. В кабине самолета установлены два компаса, по которым пилот должен сверять свой курс. Магнитный и радиокомпас (РК), показания обоих компасов должны совпадать. То ли от близости земли, то ли от кружения вокруг горы, они показывали разнобой. Летчик немедленно об этом доложил на землю. Последовала команда руководствоваться РК. А радиокомпас имеет свои грехи. Если он плохо настроен на свою волну или возникают радиопомехи, то он будет «врать». Еще хуже, если на этой же волне где-то работает еще одна приводная радиостанция — она уведет самолет туда. Частенько американцы пользовались таким приемом, провоцировали наших неопытных летчиков. И на этот раз локаторная станция сообщила, что самолет идет курсом 170. А это значит, что через несколько минут он пересечет воздушную границу.

Переполох в эфире и на аэродроме невероятный. Корпусной генерал чертыхнулся в эфир: «Ноль сорок пятый! Запрещаю дальнейший полет по курсу, встаньте в круг». Это значит, набрать максимальную высоту и кружиться в радиусе двух-трех километров, дожидаться подлета своих самолетов, которые его защитят и выведут на правильный курс. Секунда и пара дежурных с нашего аэродрома уже в воздухе. Корпусной КП направляет их полет. А за границей боевая тревога. В эфире на всех языках послышались команды и донесения. Еще бы, советский воздушный нарушитель появился над их территорией. Достаточно одной минуты, чтобы поднять в воздух звено, сбить или посадить нарушителя. Тогда прощай все наши секреты. Понимали это на земле, понимал это и Солонинкин.

Но американцы или турки, видно, не готовы были к такому неожиданному сюрпризу и позволили нашему самолету кружиться над ними.

— Ноль сорок пятый! На подходе пара, смотрите!

— Не вижу!

— Смотри лучше! И генерал добавил крепкое соленое словечко.

— Ух! Вижу! — долетел до нас вздох из эфира. Такой же вздох вырвался и из наших взволнованных грудей.

И вот мы все уставились на горизонт, ждем появления Солонинкина. Вдали показались три быстро приближающиеся серебристые машины. Пара развернулась, освобождая подлет виновнику переполоха. А он на последних каплях горючего, без предварительных маневров, с ходу плюхнулся на бетонную полосу и покатился в сторону старта. Мы, конечно, всей командой к нему. Но нас опередили «скорая помощь» и «черный ворон».

Подъехали к самолету, вскочили на крыло, открыли фонарь, приглашаем летчика на выход. А тот сидит белее снега и не может подняться. Помогли. Отстегнули парашют, сняли кислородную маску, поставили его на плоскость. Спрашиваем, что с ним, а он ни слова. И только на вопрос «особиста», знает ли он, что нарушил границу и что за этим последует, ответил: «Да, знаю». Увез «черный ворон» нашего Солонинкина по неизвестному курсу. Больше мы о нем ничего не слышали. А виноват ли он?

Мы все были предупреждены, чтобы не распространяться об этом. И я уверен, что до последнего времени такая правда не доходила до простого народа, даже до родителей. И только спустя сорок лет можно говорить об этом открыто.

Страх

«Пилоту не доступен страх,В глаза он смерти смотрит смело»,

— это только в песне так поется. На самом деле страх присущ каждому живому организму, в том числе и человеку. Страх за свою жизнь, за жизнь своих близких, страх перед опасной неизвестностью.

Страх-это такое состояние, когда скованы, парализованы все волевые жилочки человеческого организма, мозговое потемнение, потеря дара речи и даже бурное выделение организмом жидкостей всех видов. Шок — так говорят медики. И наши летчики не скрывали, что испытывают нечто подобное каждый раз, когда пересаживаются на незнакомую авиационную технику. Об одном таком случае, но выходящем из ряда вон, стоит расказать особо.