Владимир Царицын - Дерево Серафимы Страница 10

– полтора года уже прошло.

Ленка пошла по папиным стопам. Тогда, в две тысячи пятом она возглавляла крупную мебельную фирму, поставляющую в Сибирь испанскую и итальянскую мебель. Она была все такой же – белой и сдобной. Не прибавила, не убавила за прошедшие тридцать четыре года. И копна волос не поредела, правда, она их отбеливала, чтобы скрыть седину.

Я, конечно, эту интимную подробность не от Ленки узнал, сам догадался.

Встретились мы с ней в мебельном салоне, где я подыскивал себе…, нет, не кровать, этой моей итальянской двуспальной кровати уже полтора десятка лет, я искал крючок для прихожей. Я стоял у прилавка и наблюдал, как белокурая высокая дама, стоящая ко мне спиной, ясное дело – начальница – распекает нерадивого менеджера.

Или как в магазинах – продавца-консультанта? Продавец, молодой паренек с целлулоидным бейджиком на кармашке черной сорочки униженно кивал головой, соглашаясь абсолютно со всеми обвинениями шефини в свой адрес, и даже не пытался оправдываться. По-видимому, он действительно крепко напортачил.

– Иди, Григорий и работай. Если повторится подобное и фирма потеряет клиента, такого, как господин Сушкин, я тебя уволю к чертовой матери без выходного пособия! И плевать я хотела на рекомендации и заступничество твоего Воротилова. Понятно?!

Григорию было все понятно, он мелкой трусцой гомика засеменил прочь, а белокурая дама повернулась в мою сторону. Она наверняка искала кого-то другого, на ком можно было оторваться, но уперлась взглядом в меня. Ее глаза округлились от удивления, а я уже давно понял, что это Ленка Селезнева, еще когда она ко мне спиной стояла, по голосу определил и… по всему остальному.

– Здравствуй, Лена.

– Игнат? Женька? Игнатов, ты что ли? Ни фига себе!

Ленка двинулась ко мне с явным намерением прижаться ко мне своим шикарным бюстом, но я только улыбался, и раскрывать объятья не спешил. Она это, по-видимому, поняла и, остановившись в шаге от меня, зацокала языком:

– Какой ты стал! Мачо! Суровость во взгляде, морщины на щеках.

Прямо, североамериканский шериф! Не расплылся, как некоторые, форму держишь…Слушай, а седые виски тебе идут. Я просто тащусь! Пошли куда-нибудь посидим. Может, ко мне?

Перспектива во второй раз войти в одну и ту же воду меня нисколько не прельщала.

– Тут через дорогу неплохое кафе, – предложил я.

– Да какое кафе! – возмутилась Ленка. – Надоели мне эти кафе, бистро, пиццерии. Тогда уж в ресторан…, – она посмотрела на часы.

– А что? Время для ужина самое подходящее. А потом можно и ко мне. -

Ленка подмигнула мне заговорщицки: – Я женщина незамужняя.

– А что так? – машинально спросил я, хотя мне это было совершенно не интересно.

– Выгнала своего благоверного. Ни рыба ни мясо. На фиг мне такой?

В настоящий момент, – Ленка пустила в ход одну из своих неотразимых улыбочек-соблазнюшек, – я совершенно свободна. А ты?

Я стоял и не знал, что ей ответить. Сказать ей, что в настоящий момент тоже совершенно один – значит, дать повод. Сказать, что после потери Серафимы меня женщины практически не интересуют – соврать

(ну, скажем так – преувеличить), да и импотентом меня Ленка может посчитать. Я промолчал, только плечами неопределенно пожал. Ну, не говорить же ей, в самом деле, что именно ее и именно сейчас я совершенно не хочу.

– Понятно, – неверно восприняла Ленка мое молчание. – Ну, конечно, такой товар долго не залеживается…О! прости, это у меня профессиональное. Я имела в виду – мужчины твоего возраста и твоей…, – еще одна соблазнюшка, – твоей внешности – все женатые.

Ни одного холостого, – Ленка сменила соблазнюшки на глубокий вздох.

– Так что, поехали? Украду тебя от супруги на пару часиков?

Я посмотрел на часы, согласно кивнул головой:

– На пару часиков можно.

Я играл. На самом деле торопиться мне было абсолютно некуда. Дома меня ждала только холодная двуспальная итальянская кровать и большой портрет Серафимы в черной траурной рамке напротив кровати. И дерево, подаренное мне Серафимой на полу в горшке под портретом. Да еще диван с телевизором в придачу. А такого крючка в прихожую, который был мне нужен, я все равно не найду, их перестали лить лет двадцать назад.

Для воспоминаний под "Хеннесси" и "Хванчкару" Ленка выбрала самый крутой центровой ресторан. Я не возражал, денег у меня с собой было достаточно. У меня вообще много денег, я не знаю, на что их тратить.

У меня все есть и мне ничего не надо. Но цены, прописанные в ресторанном меню меня, надо заметить, поразили. Может быть, потому, что по ресторанам я не ходок.

Ленка заметила выражение моего лица и расхохоталась:

– Не тушуйся, Игнат, я плачу!

– С чего это вдруг? Я в состоянии угостить школьную подругу, однокашницу, так сказать, с которой не виделся тридцать четыре года чем-нибудь экзотическим, типа осетрины в шампанском и…

– Как ты меня назвал? Школьной подругой? Однокашницей?

– Да, а что?

– Почему не сказал – бывшую любовь?

Ленка придвинула, можно сказать, подала мне через стол чуть не в руки две неплохо сохранившихся груди. Они были покрыты приятным светло-шоколадным загаром, как и ее покатые плечи и полноватые, но еще не рыхлые руки. Наверное, Ленка нагуляла этот загар где-нибудь на побережье Средиземного моря. Или Адриатического. Было видно, что

Ленка Селезнева (или теперь она носит другую фамилию?) за собой следит – ходит в тренажерный зал, на шейпинг, к косметологу, соблюдает диету…

– Ты все забыл, Женя?

– Почему? Помню.

Я помнил…

Правда, любовью бы я это не назвал. Я выпил тогда на выпускном.

Практически, первый раз в жизни. Директриса разрешила нам шампанское, а мы с пацанами прикупили на сэкономленные от завтраков деньги несколько бутылок вина "Волжское" и пива предостаточно. А

Вовка Уваренцев притаранил бутылку водки, спер у своих пьющих родителей. Я попробовал всего. Накатила какая-то удаль и бесшабашность.

Сначала мы гуляли всеми двумя выпускными классами, потом своим, бывшим десятым "Б", потом отдельными группами, потом…

Ленка тоже была хорошо датая. Она взяла инициативу в свои руки, я и не заметил, как мы остались вдвоем, то ли отстав от всех, то ли свернув куда-то в сторону. Я уже трезветь начал, но Ленка, вдруг прижавшись ко мне всем телом и что-то неразборчивое зашептав в мое ухо, снова окунула меня в пучину хмельного куража. Не помню, как мы оказались в кустах, не помню, как скидывали с себя одежду, как занимались сексом. И дело не в том, что я этого сейчас не помню, для меня произошедшее и тогда было как в пьяном сне. Может, мы и не раздевались, может, занимались этим одетыми? Нет, раздевались, во всяком случае, когда я стал соображать (уже после того, как), я увидел Ленку, лежащую на траве, совершенно голую, раскинувшую в стороны руки и ноги. Рядом на кустах висели ее белые одежды, и, кажется, мои штаны. Ленка довольно улыбалась, лежа с закрытыми глазами. Луна освещала наше импровизированное ложе. Я увидел маленькое пятнышко на правой груди над большим мягким соском, и, решив, что это какой-то жучок ползет, попытался сбить его щелчком.

– Это родинка, – сказала Ленка.

– А какая она? – зачем-то спросил я. – Какого она цвета?

– Она? Розовая. Ты что, дальтоник?

– В темноте цвета не различаю.

– А мне кажется, что здесь светло, как днем.

– Темно…

– Иди ко мне, Женечка. Я еще хочу, – призывным шепотом позвала меня Ленка.

В принципе, я был тоже готов к повторению эксперимента и закреплению своего новоприобретенного сексуального опыта, тем более, что в первый раз мало что усвоил, но вдруг где-то рядом с нами раздался смех и крики оставленных нами товарищей.

– Эй! Селезнева! Игнатов! Ау! – кричали нам. – Вы где? Мы вас все равно найдем. Выходите из кустов. У нас еще пива полно…

Наверное, дойдя до набережной Оби, и не досчитавшись кое-кого в своих рядах, они решили вернуться, отыскать нас и продолжить гуляние.

Мы, спеша, оделись. Ленка была недовольна.

– Ты был моей первой любовью, – сказала Ленка, – моим первым мужчиной. Ты помнишь?

Я не стал разоблачать ее маленькую ложь. Зачем? Может, Ленка уже забыла, кто был ее первым мужчиной? Или просто желает думать, что первым был я. Пусть так.

Я внимательно рассмотрел предлагаемое мне содержимое Ленкиного декольте, отметив, что розовая родинка на правой груди осталась на том же самом месте. Она находилась низко, чуть-чуть выше соска, но и декольте было очень глубоким. Чрезмерно глубоким. Наверное, на заграничных пляжах Ленка загорает топлес. Родинка была похожа на маленькую божью коровку, ползущую по шоколадной коже, и мне снова захотелось сбить ее щелчком. И еще я заметил с такого близкого расстояния, что Ленкина кожа не кажется такой уж гладкой и упругой, как издали, вуаль времени уже легла на ее шею и грудь. Подняв на

Ленку свои честные глаза, я честно ответил: