Антон Дубинин - Первая месса Страница 10

— Зависит от того, где мы, — отозвался Адам, и младший брат понял, что последнюю фразу произнес вслух. Холод и голод располагали к разговорам — а именно мешали уснуть. Братья лежали рядом на жестком деревянном настиле, все в той же позиции «сложенных чайных ложек», накрывшись обеими штормовками. Адам сказал — так будет теплее. Вода в бутылке еще оставалась хорошая, кипяченая — хотя плескалась уже на самом дне. Абель изо всех сил старался не дрожать — но свитер был влажноват, а если бы не это, да еще не сосущие позывы желудка, то и дело испускавшего недовольное бурчание, можно бы представить, что происходит интересная игра. В маленький остров и двух братьев на нем, мореходов, пытающихся согреть друг друга в ожидании помощи…

— Завтра они начнут нас искать. Сегодня еще, может, не хватятся, — вслух рассуждал Адам. — Подумают — мы в городе загуляли… А вот поутру точно поймут, что что-то не так.

— И подумают, что мы утонули, — пробормотал Абель, не желая этого говорить — но удержать страх в себе не удавалось. — А если еще моторка где-нибудь обнаружится, тогда… Все точно решат, что нам конец.

Лучше уж не пытаться мыслить логически. Потому что как представишь себе подобный исход — мать, рыдающую над разбитой лодкой, друзей, истерически рассказывающих, как оба брата страшно напились и поплыли ночью в открытое море… Отца, который на них орет — как смели отпустить, как могли не задержать… И никого, кто мог бы предположить, что они живы и трясутся от холода на жалкой лудочке посреди моря!

— Будут нас искать, конечно, будут, — уверенно сказал Адам.

— Вдоль берега? Мы же сказали, что вдоль берега до города пойдем!

— Отец небось не идиот. И не первый год по морю ходит. Он понимает, что направление волн может измениться, что… В общем, что угодно может произойти. Да и не одни наши по Северному плавают! Вон катеришка «Вейн» скоро топливо для маяка повезет, он ведь как часы ходит — в первых числах месяца, и траулеры разные рыболовные болтаются туда-сюда…

— Они все из Североморска ходят, — тоскливо сказал Абель, озвучивая их общий страх: а что, если они находятся не между городом и островом, что, если они вовсе с другой стороны Серой Луды? Они ведь столько раз могли поменять направление, в этом проклятом тумане…

— Хватит пороть собачий бред, — злобно отозвался Адам, и брат его не осудил. Он так хотел быть переубеждаемым, что готов был выдержать его злобу. Кричи сколько угодно, только убеди меня, что я не прав, что все хорошо. Или по крайней мере терпимо.

Адам не остался в долгу.

— Во-первых, это страшная чушь. Во-вторых, даже если так — траулеры заплывают за наш гребаный остров почитай что каждый раз, и даже в таком отвратительном случае у нас есть все шансы отсюда выбраться через…

— Через…?

— Через сколько-нибудь. И вообще, на твоем месте я бы заткнулся! — Адам неожиданно нашел точку приложения злобы и страха, и точка эта была так очевидна, что вызвала в животе спазм звериного восторга. Так, наверное, радовались пираты, найдя, кого из своих вздернуть на рее за проваленный абордаж.

— Уж на твоем-то месте я бы заткнул дерьмовую пасть, вместо того, чтобы каркать о всякой дряни! Не помнишь ли, случайно, дорогой братик, кто такой умный и замечательный предложил нам развернуться на девяносто градусов? Помнится, чей-то голосок сказал в темноте — «галсами пойдем, галсами» — ты не знаешь, кто бы это мог быть?

Адам уже сидел, глядя брату в лицо узкими ненавидящими глазами. Картина прошедшей ночи стояла перед внутренним взором, и теперь казалось, что не послушай он тогда дурного совета — ничего бы не случилось, ничего…

Абель тоже поднялся, не на шутку испугавшись братского тона — а главное, собственной возможной вины. Ему казалось, что оба они много раз предлагали менять направление, в памяти не всплывало никаких определенных «галсов» — но они наверняка были, вполне могли быть.

— По крайней мере, не я предложил эту поездку, — тихо сказал он, найдя спасительную лазейку. Тут уж сомнений быть не могло: плыть в город придумал именно Адам. Он еще, помнится, встал, поднял обе руки и первым произнес: «Поплыли на берег». И по его сдавленному вдоху Абель понял, что тот тоже не сможет этого отрицать.

— Ты еще меня во всем винишь, сопля? — у Адама непроизвольно сжались кулаки. Младший брат этого не видел — но почувствовал, что что-то изменилось, и инстинктивно отшатнулся.

— Да я в жизни бы не поплыл никуда, если бы ты не стал меня подначивать! Если бы твоя глупая рожа не засияла, как медный таз, стоило мне только заикнуться насчет второй серии выпивки!

— Постыдился бы! Сделал дрянь — так имей совесть признаться!

Рука Адама дернулась вверх, Абель зажмурился, кишки его скрутились в тугой узел.

— Ну, бей, — выговорил он, не пытаясь уклониться и уже предвидя, как атаманский кулак ввинчивается ему в лицо. — Давай, бей, если так хочешь. Может, тебе станет легче. Может, после этого ты даже окажешься дома.

Адам посопел несколько минут, злоба медленно отливала от головы, сменяясь стыдом. Он протянул руку и шлепнул брата по плечу — примирительно шлепнул, но тот вздрогнул, в первый миг приняв это за удар.

— Эй… Ладно. Не злись.

— Я не злюсь, — моментально оттаял тот и даже потянулся пожать Адаму руку, не то похлопать по спине. Тот дружеского жеста не заметил, продолжая в темноте:

— Оба мы хороши. Напортачили на пьяную голову. Но теперь дело уже не в том, кто виноват, а… в другом. Надо поступать наилучшим образом, дотянуть до помощи — а сначала дождаться солнышка и понять, куда нас все-таки занесло. И еще…

Абель по наитию, помогающему читать чувства по-настоящему близких людей, уже понял, что речь пойдет о еде. Рот заполнился слюной, пришлось сглатывать. Странное дело: иногда Абель по собственному почину не ел целыми сутками, проверяя свою устойчивость к долгому посту или в подражание святым — и ничего, не жаловался. Даже не особенно замечал голода — после дня голодания оставалось только легкое жжение в области желудка, неприятное, но вполне терпимое. А сейчас, всего-то на первый (ну, первый с половиной) день неядения, хотел жрать так, что пришел бы в восторг даже при виде ненавистной пшенной каши. Может, это совершенно психологический момент? Так сказать, «сознание определяет бытие» — хочется есть потому, что есть нечего?

— …и еще нам надо придумать, что бы такое пожрать. Человек, конечно, долго без еды может — дней тридцать, что ли — но он слабеет, болеет и все такое. Вода у нас, к счастью, есть, и даже много. Если и завтра будем тут висеть — от нечего делать можно поохотиться на крачек. Я точно видел — у них там птенцы. Птенца легче поймать, он летать не умеет; нужно только выбрать момент и отрезать его от воды, а на берегу мы его быстро загоним. Вообще если нам с чем-то и повезло — так это с островом, на котором угораздило застрять. Пресная вода, целая толпа птиц…

— А как мы их собираемся есть? — спросил Абель, уже зная ответ. И не ошибся.

— Зубами, — сообщил старший брат и улегся на бок, показывая, что дискуссия окончена.

Абель тоже лег.

— Спокойной ночи, — попрощался он, удивляясь, как глупо здесь звучит обычное домашнее выражение. Еще бы сказал — счастливых сновидений! Адам выказал презрение к пожеланию, на него не ответив ни звука. Абель лежал, грея спину о теплого брата и засунув руки себе под мышки, и думал — Господи, пусть все будет хорошо. Я Тебе доверяю, Господи. Устрой это как-нибудь Сам, как мы уповаем на Тебя.

И перед самым засыпанием, под мерные удары волн о камни, он подумал — ведь через три дня мне нужно быть в Североморске. А до этого — собрать вещи, одежду и книжки, и мелкие предметы обихода, без которых в общежитии не проживешь: кипятильник там, посуды немножко, грелку и плоскогубцы… Тридцатого вечером меня и папу встречает отец Киприан, он отвозит меня в Антоненборг, у нас заранее куплены билеты на поезд. Североморский вокзал, восемь двадцать вечера. В воскресенье мы уже на месте, полдня на то, чтобы осмотреться, отец Давид обещал помочь устроиться в общежитии, а первого сентября — первый день учебы. Интересно, какие там окажутся ребята, в семинарии. Будущие священники, наверное, не похожи на привычных деревенских парней с их грубыми шутками и постоянными силовыми играми, в которые не принимают тех, кто не очень ловкий. Билеты на Антоненский поезд лежат на телевизоре, я сам их туда положил.

Почему-то мысль о билетах на телевизоре — надежной и несомненной привязке к действительности — так успокоила Абеля, что он уснул без снов, и во сне ему думалось, что все непременно будет хорошо.

Послезавтра, утром двадцать восьмого августа, в четверг — так сообщал экранчик водоупорных электронных часов — Адам Конрад ловил крачек.

Дело в том, что предыдущие сутки они с братом ничего не ели. Совсем ничего.