Алексей Андреев - Вторая осада Трои Страница 10

— Интересно, — все же начиная кое о чем догадываться и в то же время совершенно не понимая — зачем это надо?! — заинтригованно пробормотал гость и предложил: — А пойдемте-ка выйдем.

Заза посмотрел на него с нескрываемым подозрением. И напрасно — если гость после вчерашних своих наблюдений за генералами и полученной сегодня утром информации чего-то и ожидал, то уж точно не такого…

Что творилось в этот момент с Жотовым — описать трудно. Сначала, когда из-за стены донеслись мелодичные переливы, он подумал, что кто-то из засланных им бойцов приступил к выполнению спецзадания без приказа, а когда выяснилось, что это запел «соловей» чужой!.. ярость его, вскипев, сразу стала беспредельной!

Он орал, брызгал слюной, рвал фотоснимки и карты, топал ногами, требовал немедленно отыскать того предателя, который все — абсолютно все! — доносит противнику… Затем злобно уставился на Гламурова, пытавшегося затеряться за какой-то офицерской спиной.

— Ты!.. Ты!.. Ты!.. — Продолжить получилось не сразу — гнев душил остальные слова. — Ты предложил это!..

— Что?! — пискнул Гламуров. — Что предложил?

— Птицу, мать твою… … … … … … соловья!!!

— Трагическое совпадение, — пролепетал Гламуров и чуть более уверенно добавил: — Этот все равно плохой, наши лучше…

Пока Елена с Зазой и гостем спустились вниз, оделись и вышли на галерею, снегопад прекратился, и лишь редкие, заплутавшие в небесах снежинки порхали в стылом воздухе, панически шарахаясь от тепловых пушек и выбирая, куда бы им приземлиться.

Все трое, не сговариваясь, стали всматриваться в ту сторону, откуда доносилось пение, ничего, кроме сплошной белизны, там не обнаружили и…

И тут с другой стороны запел еще один соловей. Нельзя сказать, чтобы лучше, но громче точно.

— Оху…ть! — произнесла Елена, найдя все же более подходящую формулировку. И заодно окончательно опровергнув все домыслы о своем якобы заграничном происхождении. С такой непередаваемой интонацией это мог произнести исключительно наш человек — впитавший ее вместе с молоком матери и густым перегаром отца.

А за пределами поместья теперь настала очередь взбеситься Мотнёву. Протекал его гнев точно так же, как и у Жотова, только уставился он злобно в конце концов на своего консультанта по романтическому и высокому — Нарциссова. Тоже затаившегося за офицерской спиной.

Дальнейший их диалог ничем, кроме пары малосущественных эпитетов, от диалога в стане противника не отличался…

Единственное, что оставалось сделать генералу в такой беспрецедентной по своей глумливой похабности ситуации — это реализовать свое численное преимущество — которое, как он считал, у него есть. И уж потом переходить к следующей фазе боевой операции…

Так на снежной равнине где-то неподалеку от первого соловья вдруг прорезались трели еще одного — по общему счету третьего.

Стоявшие на галерее дружно повернули туда головы — и все! Слов у них больше не было. Даже последнее, сказанное Еленой, казалось уже слабоватым.

Когда же опять разъярившийся Жотов решил дать достойный ответ и уравнять диспозиции — и к трем сладкоголосым певцам подключился четвертый — рядом со вторым, — гость внезапно расхохотался.

Елена и Заза с непониманием на него посмотрели — выглядело это довольно странно.

Гость в ответ лишь махнул рукой: дескать, не обращайте внимания — нервное.

А соловьи все пели и пели — истово, самозабвенно, то радостно, то печально, сначала вразнобой, как бы соревнуясь друг с другом, стараясь пересвистеть и каждый держась наособицу, а затем, постепенно, подчиняясь возникшей гармонии, все больше и созвучнее переплетаясь своими голосами — так, что рокот одного ладно дополнялся пощелкиваниями других, а свист второго, томно затихая, на другой ноте подхватывался третьим, и остальные, немного пригасив звук, изящными фиоритурами расцвечивали его сольную партию, чтобы потом влиться в нее мощным совместным крещендо, угаснуть в диминуэндо, распасться на отдельные негромкие арабески, нащупывая новую общую тему, которую поведет кто-нибудь из них, а другие, подпевая, помогут…

И зачарованная Елена в конце концов застыла, внимая и наслаждаясь, и Заза перестал рыскать глазами вправо и влево в тщетных попытках разглядеть хоть один источник этих звуков и теперь если и смотрит — то изредка, украдкой и как-то странно — на хозяйку. И быстро отводит взгляд — будто боится, что его за этим застигнут или разглядят в его слюдяных глазках что-то глубинное, затаенное, спрятанное и от себя тоже. Даже гость прекратил хохотать — осекся, затих, слушает. И все работники высыпали из многочисленных помещений — кто в чем — и стоят, не замечая стужи. А кто-то из женщин сковыривает со щеки сосульку-слезу: как же хорошо-то, а, как сладостно!

И снаружи поместья солдаты так заслушались, что забыли про командиров, про воинский долг, про бдительность, — стоят, расслабившись, вольно, как гражданские, со свободными мирными лицами — даром что в форме и при оружии. Да и командиры их — кто не в штабной машине генерала взглядом ест — тоже какими-то другими сделались, совсем не воинственными и как бы выпавшими из субординации. И охрана импровизированных концлагерей куда меньшим волком стала смотреть на вражеских пленных и — ну кто б мог подумать! — начала кивать, здороваться, узнавать однополчан… Хотя пение чудесное из-за стены сюда доносится приглушенно, без особой яркости. Хуже, чем до забытых на деревьях наблюдателей — те, несмотря на вновь отличную видимость, к биноклям не прикасаются, вообще глаза закрыли, чтобы не отвлекаться от чарующих звуков…

А соловьи все поют и поют, да так красиво, так ангельски, словно и не к птицам обращаются, не к людям, не к природе, а непосредственно к небесам: Господи, вот здесь, посмотри, на этой вот самой земле, пусть и холодной сейчас, неприютной, но ведь может же, может быть рай! Ну почему нет, Господи?!.

Кто знает, может, Всевышний в конце концов и услышал бы этот слаженный восхитительный хор, но…

Генералы, почувствовав, что в войсках началось разложение, осознав, что решающий час пробил и медлить больше нельзя, одновременно выскочили из штабных машин и с криком: «Заводи!» — устремились к бронетранспортерам.

Залезли наполовину в башню, придали верхней своей половине, торчащей из люка, бравый вид и скомандовали:

— Подрывай!

С грохотом, мигом заглушившим все, стена в двух местах обрушилась, обнажив сквозные, затянутые лишь дымом, взметнувшимся снегом и кирпичной пылью, проемы.

— В атаку! Вперед!

Грянула музыка, взлетели в небо первые салюты, рассыпавшись наверху огненными шарами и букетами, и две боевые машины с двух сторон въехали сквозь пробитые бреши в поместье!

Это было эффектно!

Во всяком случае, так сюда еще никто не прибывал.

Бэтээры ненадолго притормозили, являя зрителям свое навершие в виде взявших под козырек генеральских бюстов, затем взревели моторами и, лихо рассекая снежную целину, по прямой покатили к замку. Следом за ними с криками «ура!» по колее побежали солдаты.

В этой бравурной кутерьме остались совсем не замеченными четыре белые фигуры, которые восстали из снега обрубленными по плечи или по грудь — в зависимости от толщины покрова — привидениями, продолжая петь. Однако их уже никто не слышал…

Стоявшие на галерее постепенно отходили от шока. Все же переход от сладостного пения к грубому вторжению был слишком молниеносен.

Первым отошел Заза. Он выступил вперед, прикрывая собой хозяйку, достал из кармана рацию, коротко в нее скомандовал и полез под куртку за пистолетом. Из дома выскочили два охранника, у въездных ворот и одного из подсобных зданий появились люди с автоматами. Заза начал пятиться, спиной оттесняя хозяйку ко входу в дом.

Вторым отошел гость. Быстро просчитав ситуацию, он понял, что генералы про Зазу ничего толком не знают, его решимости в своих планах не учли, а значит, возможно всякое. Стрельба в его планы не входила, поэтому он тронул Елену за руку.

— Спокойно, все в порядке, я с этим разберусь. — И добавил, кивая на спину телохранителя: — Остановите его.

Елена перестала отступать, уперлась рукой в Зазину спину и сказала:

— Все, все, успокойся, не надо.

Тот нехотя остановился, но оружие не убрал. Охранники встали рядом с ним, люди с автоматами продолжали бежать к замку.

От упоения, тряски, вздымаемой машинами снежной пыли, салютных всполохов, следующих один за другим, и ревниво скошенных в сторону друг друга взглядов генералы из происходящего в поместье ничего толком не видели. Так, общие контуры. Поэтому и к сюрпризу приготовиться не смогли.

Наконец оба бронетранспортера, напоследок качнувшись, застыли перед входом. Музыка и салюты тут же прекратились. В наступившей тишине полководцы молодцевато соскочили с брони, отряхнулись, оправились. Вскинули орлиные взоры на группку людей, чтобы найти вожделенную прелестницу… и не нашли — могучие тела охранников прикрывали ее надежно. Зато ровно по курсу стоял тот, кого они меньше всего ожидали здесь встретить! Стоял и усмешливо за ними наблюдал…