Глеб Соколов - Шанс номер два Страница 10

– Музон не фурычит?

Хотелось повеселиться более шумно. В кои веки бывает легко на душе!

– Почему не фурычит? – словно обидевшись, произнесла Марина. – Каждый день слушаю…

Подошла к стенке, нажав кнопку, зажгла на радиоле красный огонек, поставила даек. Пьяно покачиваясь, направилась то ли на кухню, то ли в туалет.

"Не сыпь мне соль на ра-ну!.." – вдарил из колонок голос Добрынина{9} . Ручка громкости стояла почти на максимуме.

– Падла!.. Оглохнешь тут… – Татьяна поднялась и увернула звук, вернулась к дивану, плюхнулась на колени к Алексею. Тот аж крякнул.

– Побалуемся?.. – предложила молодая женщина и ласково провела рукой по его всклокоченной шевелюре.

"Вот оно, началось! – возликовал про себя Алексей. – Сейчас из туалета вернется Марина и тогда подружкам от "бутербродика" не отвертеться!"

– Ясное дело! – ответил он. – Когда мне хорошо, хочу сделать приятное всем окружающим…

– Сейчас сделаешь, – Татьяна вновь встала. Расстегнула пояс платья. Шумно вздохнула, потянулась, потерла ладонью живот, -видно, пояс туговат. Повторила:

– Сейчас сделаешь… Пойду, нужно… Пока раздевайся…

Ушла, прикрыв за собой дверь.

"Не говори навзры-ыд!" – неслось из колонок. Шлягер был длинным,

Алексей поднялся и прибавил громкость. Он любил слушать музыку громко. Начал раздеваться: скинул пиджак, снял и небрежно бросил в сторону кресла брюки. Промахнулся, брюки упали на пол.

Когда обернулся, на пороге комнаты в ярко освещенном дверном проеме стоял милиционер…

– Нарочно, гад, погромче сделал!.. Чтобы никто не слышал, как она кричит! – визгливо произнесла высунувшаяся из-за спины офицера милиции Марина.

Милиционер тяжелым взглядом посмотрел на Алексея. Не поворачивая головы к хозяйке квартиры, строго произнес:

– Ладно, гражданка, подробности письменно изложите! Помогите лучше потерпевшей…

– Я сейчас… Сейчас! – продемонстрировала рвение Марина, но с места не двинулась.

Алексей, как зачарованный, смотрел в серые, полные ненависти милицейские глаза.

– Ну что, подонок, изнасиловал бабу?! – угрожающе спросил офицер.

В эту секунду Алексей подумал, что у стоящего напротив него человека обязательно должна быть юная, очень красивая дочь, которая частенько возвращается поздно вечером домой по темной улице. И от этой догадки Алексей испытал не просто страх, – животный ужас. Ноги ослабели. Не робкого десятка, никогда не испытывал столь унизительного и черно-безысходного чувства.

– Сдается, Юрий Викторович, нет, – раздалось в коридоре – В последний момент вырвалась…

– Точно, вырвалась!.. Не иначе, как в последний момент. Сразу перед тем, как вы вошли! – вновь закликушествовала Марина.

– Да помолчите! – не выдержал офицер. – Черт знает, кого в дом приводят. А потом срывайся, беги… Звонят, черт побери!

– Так я чего, так он пьяный, угрожал, полез… – начала со слезами в голосе оправдываться Марина. В роль вошла хорошо. Бабенка явно не без способностей.

– С-суки! Врут они! Шантаж! – неожиданно для себя самого, не своим голосом вдруг закричал Алексей, дернулся в сторону милиционера. Ярость душила. Себя он уже не помнил…

В следующую секунду оказался на диване с заломленными за спину руками, придерживаемый офицером. В комнату влетел второй офицер. Вошел, потирая руки, третий милиционер. Похоже – водитель "Уазика".

– Отпустите, – проговорил Алексей, мгновенно придя в себя. -Отпустите, я же не чокнутый, чтобы с вами драться. Штаны-то хоть дайте одеть!..

Реплики, произнесенные им лежа на диване лицом вниз, сдавленным голосом, не произвели на милиционеров никакого впечатления.

– Начинай оформлять протокол! – приказал старший офицер, державший Алексея, своему– напарнику. – Запиши – оказал сопротивление …

Алексей прикрыл веки – перед глазами плыли круги. Он отказывался верить в реальность происшедшего.

Неожиданно он вновь дернулся всем телом, – на помощь офицеру тут же подскочили оба милиционера.

– Вы что, совсем не соображаете?! Кому верите?! – кричал Алексей. – Износиловал! Да что ее насиловать? Она же первого попавшегося мужика с улицы приведет и еще заплатит ему! Меня опоили! Я корреспондент газеты! Шанта-аж!

Стражи порядка отпустили его, расступились. Алексей, обмякнув, остался лежать на диване. По щекам текли слезы отчаяния.

Старший офицер тем временем порылся в карманах его пиджака, извлек оттуда корреспондентское удостоверение. Раскрыл.

Тут в комнату вошла Загодеева: на лице – следы размазанной и, словно бы второпях, небрежно вытертой краски для век. Одной рукой молодая женщина придерживала разорванный, якобы во время борьбы, рукав платья. В другой руке – лист бумаги.

– Вот нате, заявление об изнасиловании… И в сторону Алексея:

– Об условиях труда он пришел расспросить, гад!..

Алексей поднялся с дивана, принялся надевать штаны. Голова теперь работала четко. Вернулось самообладание. Застегивая ремень, сказал милиционерам:

– Прошу отметить в протоколе, как быстро Татьяна Загодеева пережила трагедию и даже оформила ее документально…

Дело было скверным: положение, в котором застала его милиция, заявление потерпевшей да свидетельство Марины лежали на чаше весов тяжелой гирей. Чтобы заставить склониться их в другую сторону, придется побороться.

Страха не осталось. Панических мыслей, вроде "Пропал! Погиб!" не возникало.

Ясно было одно – он с ног до головы в грязи.

А может, был всегда?..

Щекотливое дело – расследование попытки к изнасилованию. Экспертиза стопроцентно не докажет истинность заявления Загодеевой, но и не опровергнет его.

Подписка о невыезде – такую меру пресечения на период следствия избрал капитан Иванченко для молодого корреспондента.

Странное дело, странный подозреваемый: для человека, который решил овладеть женщиной, такой доступной, как Загодеева, при помощи силы, слишком умен, хладнокровен и осторожен. Иванченко навел справки, – Загодеева, по наблюдениям соседей, действительно увлекалась мужчинами на стороне. Громкие, разнузданные сцены ревности, устраиваемые ее мужем, тоже простым рабочим, были известны всему дому. Итак, умный, интеллигентный, с хорошим материальным и социальным положением и вдруг… Противоречие необъяснимо, если только…

Милицейский "Рафик" резко притормозил, – Иванченко качнулся вперед и вернулся из мира мыслей в реальность. Остановились. Гаишник жезлом регулировал движение на узком участке шоссе. Встречную полосу загородили пять столкнувшихся, как куски мяса на шашлыке, легковушек. Две – лоб в лоб при обгоне. Их водители, очевидно, погибли, – на обочине стояло три амбулатории "скорой помощи".

Остальные три не успели затормозить и ударили сзади.

Мимо столкнувшихся автомобилей поехали медленно. Глядя на искореженные "Волги" и "Жигули" Иванченко обвинил погоду: дождь, легкий туман, темная, беззвездная ночь. Из-за низкого давления у него неприятно ломило виски. В такой день серьезная авария не удивительна!

Вообще последние недели для милиции стали хлопотными. На участке Иванченко в парк на поверхность пруда всплыл труп женщины. Тело сбросили в воду, привязав к шее смывной бачок от унитаза. Экспертиза показала – перед тем, как убить, женщину изнасиловали. Причем садистски.

Другой случай: молодой мужчина, угрожая ножом, загнал на чердак шестнадцатиэтажки молоденькую девчушку. Изнасиловал ее. Пригрозил: знаю твой адрес, заявишь в милицию – убью. Мать еле вырвала у дрожавшей в нервном припадке дочери признание. В милиции та дала нечеткий, бесполезный для розыска словесный портрет.

Иванченко знал: мрачные преступления маньяков – из самых нераскрываемых. Действуя вопреки логике нормального человека, маньяк порой неуязвим. Ведь раскрытие преступлений основывается на знании мотивов поведения здорового человека…

Противоречие в деле молодого корреспондента было необъяснимым, если не заподозрить в нем кровожадного, жестокого маньяка, "засветившегося", когда меньше всего боялся разоблачения. Рассчитал: у жертвы нет достоинства, будет молчать…

Стоит изменить меру пресечения? – спросил себя Иванченко. – Не случилось бы новой беды…

Алексей вернулся из милиции домой: никого, в мойке грязные тарелки. Поначалу не придал этому особого значения. Голова тяжелая, во рту горько и сухо. Подставив лицо под кран, хлебнул водички. Впервые в жизни не хотелось сопротивляться, – завалиться на диван, уткнуться лицом в подушку, не рассуждать, какой стиль поведения выбрать на следствии.

Жить не хотелось… Наконец-то сердцем понял смысл этой, множество раз слышанной, фразы. Напрашивалась идея: нынешние дождливые дни – сплошная ловушка. С тех пор, как наступили, успел лишиться уверенности в мужской полноценности. Сегодня потерял себя.

Всякое бывало: били, угрожали, принуждали, – он только усмехался. Иного не заслуживали запоздалые попытки его жертвы вернуть утраченное достоинство, взять реванш. – Издержки интересного дела, – получая удовольствие, сносил и их. Но сегодня… Сам стал жертвой. Невероятно! Все равно, что мышка съела матерого кота. Матерый кот! Ничтожество! Кандидат на нары!