Артур Хейли - Клиника: анатомия жизни Страница 11

— Вы видите?

Седдонс без промедления ответил на вопрос Пирсона:

— Похоже, его мог добить первым и туберкулез.

— В причинах смерти всегда присутствует неопределенность. — Пирсон посмотрел в сторону будущих медсестер: — У этого человека был запущенный, далеко зашедший туберкулезный процесс. Как справедливо отметил доктор Седдонс, этот туберкулез мог очень скоро убить больного. Вероятно, ни сам мистер Дантон, ни его лечащий врач не подозревали об этой болезни.

Пирсон стянул с рук перчатки и сбросил рабочий халат.

Представление окончено, подумал Седдонс. Массовка и рабочие сцены наведут порядок. Макнил и он уложат нужные органы в соответствующие емкости и наклеят на них ярлыки с номером истории болезни. Потом они грубым матрасным швом зашьют разрезы и отправят тело в холодильник, где оно будет находиться до прибытия представителей похоронной конторы.

Пирсон надел белый халат, в котором он явился в прозекторскую, и закурил новую сигару. У старика был обычай оставлять на пути следования по клинике окурки сигар в самых неожиданных местах. Патологоанатом предоставлял другим право положить их в пепельницы. Выпустив клуб дыма, Пирсон обратился к будущим сестрам:

— В вашей профессиональной жизни непременно наступит такой момент, когда какой-то из ваших больных умрет и вам надо будет получить разрешение на его вскрытие от ближайших родственников. Как правило, это делают врачи, но иногда эта обязанность достается и сестрам. Возможно, вам придется столкнуться с сопротивлением. Любому человеку трудно решиться дать согласие на право изуродовать тело человека, которого он любил. Это вполне понятное чувство.

Пирсон сделал паузу. Седдонс вдруг поймал себя на мысли о том, что он, возможно, несправедлив к старику. Кажется, он не лишен ни теплоты, ни человечности.

— Подыскивая аргументы, — продолжал Пирсон, — чтобы убедить родственников в необходимости вскрытия, вспомните сегодняшний случай и воспользуйтесь им как примером. — Он вынул изо рта сигару и махнул ею в сторону умершего: — Этот человек в течение многих месяцев страдал туберкулезом и мог заразить окружающих — членов своей семьи, коллег на работе, персонал клиники. Если бы не вскрытие, то многие могли бы заболеть туберкулезом, не догадываясь об этом, и болезнь развивалась бы до тех пор, пока не стало бы слишком поздно ее лечить.

Две практикантки инстинктивно отпрянули от стола.

Пирсон покачал головой:

— Сейчас опасности заражения уже нет. Туберкулез — респираторная инфекция. Но благодаря сегодняшнему вскрытию мы сможем направить людей, контактировавших с больным, к фтизиатру для наблюдения. Он будет периодически обследовать их в течение нескольких лет.

Седдонс, к своему немалому удивлению, был тронут словами Пирсона. Патологоанатом хорошо говорил и, главное, верил в то, что говорил. Сейчас старик очень нравился Седдонсу.

Словно прочитав мысли резидента, Пирсон посмотрел в его сторону и насмешливо улыбнулся:

— В патологической анатомии тоже бывают свои победы, доктор Седдонс. — Он кивнул сестрам и вышел, оставив в прозекторской облако сигарного дыма.

Глава 4

Ежемесячная хирургическая клинико-анатомическая конференция была запланирована на четырнадцать тридцать. В четырнадцать двадцать семь доктор Люси Грейнджер, встревоженная, как опаздывающая на урок школьница, торопливо подошла к столу секретаря перед входом в администрацию и спросила:

— Я не опоздала?

— Не думаю, — ответила девушка. — По-моему, еще не начали.

Приблизившись к двустворчатой двери, Люси услышала гул голосов, а войдя в конференц-зал, устланный толстым ворсистым ковром, с длинным ореховым столом и резными стульями, сразу же увидела Кента О’Доннелла и какого-то незнакомого молодого человека. Вокруг стоял гул голосов, в воздухе плавали облака табачного дыма. Ежемесячные клинико-анатомические конференции считались коллективными мероприятиями, и на них должны были являться не только штатные хирурги, а их было сорок с лишним человек, но и интерны и резиденты.

— Люси! — окликнул ее О’Доннелл.

Услышав ее имя, два знакомых хирурга оглянулись, и она приветливо помахала им рукой.

О’Доннелл направился к ней, ведя за собой молодого человека.

— Люси, я хочу познакомить тебя с доктором Роджером Хилтоном. Он только что зачислен в штат. Помнишь, я недавно говорил тебе о нем?

— Да, помню. — Она лучисто улыбнулась Хилтону.

— Это доктор Грейнджер. — О’Доннелл всегда старался помочь новым врачам влиться в коллектив. — Один из наших хирургов-ортопедов, — добавил он.

Люси протянула Хилтону руку, и он ответил рукопожатием. У молодого хирурга была сильная твердая ладонь и мальчишеская улыбка. Ему скорее всего не больше двадцати семи, решила Люси.

— Добро пожаловать, — сказала она, — если вы еще не устали выслушивать эти слова.

— Если честно, то мне очень приятно их слышать. — Молодой человек говорил искренне.

— Это ваше первое место работы в клинике?

Хилтон кивнул:

— Да, прежде я был резидентом-хирургом в клинике Майкла Риза, в Чикаго.

Теперь Люси вспомнила. Кент О’Доннелл очень хотел заполучить этого человека в Берлингтон. Это означало, что Хилтон — квалифицированный хирург.

— Люси, можно тебя на минутку? — спросил О’Доннелл и показал на окно, около которого было не так много людей.

Извинившись перед молодым хирургом, они отошли.

— Вот так лучше. Здесь мы по крайней мере можем слышать друг друга, — с улыбкой произнес О’Доннелл. — Как у тебя дела, Люси? Я давно тебя не видел, если не считать работы.

Люси задумалась и шутливо ответила:

— Ну, пульс у меня нормальный, температура тридцать шесть и шесть. Давление я давно не измеряла.

— Почему бы мне этого не сделать? — спросил О’Доннелл. — Например, за ужином?

— Думаешь, это будет умно? Вдруг ты уронишь тонометр в суп?

— Ну, так давай поужинаем без тонометра.

— С удовольствием, Кент, — ответила Люси. — Но мне надо сначала дочитать одну книгу.

— Читай, а потом я тебе позвоню. Давай попытаемся поужинать на следующей неделе. — Он коснулся плеча Люси: — Пойду открывать представление.

Глядя, как он прокладывает себе дорогу в людской толчее, Люси в который уже раз поймала себя на мысли о том, как она восхищается О’Доннеллом — как коллегой и как мужчиной. Приглашение на ужин не было для нее новостью. Они и раньше встречались по вечерам, и Люси даже казалось, что между ними установились какие-то негласные отношения. Они оба не состояли в браке, Люси, в свои тридцать пять, была на семь лет моложе главного хирурга. Но О’Доннелл ни разу не дал ей понять, что видит в ней нечто большее, чем приятного собеседника.

Сама Люси чувствовала: если даст себе волю, то ее восхищение Кентом перерастет во что-то более глубокое и личное. И она предпочитала не форсировать события; пусть все идет как идет, а если ничего не выйдет, то она ничего не потеряет. В этом состоит по крайней мере одно из преимуществ зрелости перед юностью. Зрелый человек не спешит, понимая, что противоположный конец радуги находится не в соседнем квартале.

— Начнем, джентльмены? — О’Доннелл занял место во главе стола и, повысив голос, обратился к присутствующим. Он тоже был рад мимолетной встрече с Люси; его приятно грела мысль о том, что скоро он с ней увидится. Вообще-то ему следовало бы позвонить ей раньше, но были веские причины, удерживавшие О’Доннелла от звонка. Хотя Кент чувствовал, что его все сильнее и сильнее тянет к Люси Грейнджер, он не был уверен, что это хорошо для них обоих.

Он давно привык к своему образу жизни. Одиночество и независимость становятся необходимыми со временем, и О’Доннелл сомневался, что сможет привыкнуть к иной жизни. Он подозревал, что нечто похожее чувствует и Люси и могут возникнуть проблемы в их профессиональной карьере. Но, как бы то ни было, ему было очень комфортно в ее обществе, лучше, чем с любой из женщин, каких он знал раньше. От Люси исходило душевное тепло — когда-то он обозначил это свойство как строгую доброту, — оно успокаивало и вселяло силу.

Он понимал, что есть и другие люди — прежде всего пациенты Люси, — на которых она производит такое же впечатление.

Ведь Люси обладала вполне реальной зрелой женской красотой. К тому же сегодня, глядя на ее волосы, которые мягкими золотистыми волнами обрамляли лицо Люси, он заметил в них седину. Медицина беспощадна, рано седеют все, кто ей служит. Но седина Люси напомнила ему, что их время неумолимо уходит. Может быть, он не прав, что так медлит? Чего он ждет? «Ладно, — решил он, — посмотрим, как пройдет предстоящий ужин».

Гомон не утихал, и О’Доннелл еще раз, громче, чем в первый раз, призвал коллег к тишине.

Отозвался Билл Руфус: