Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах Страница 11

— По-моему, Ершов. «Конек-Горбунок», — улыбнулся Вадим.

— А ты, гляжу, отличник! — рассмеялся Василий, — Небось, по литературе пятерка?

Вадим промолчал, по литературе и географии, еще истории у него пятерки, зато по математике — тройки…

— А я десятый в вечерней школе заканчиваю, — сказал Василий, — Да вот часто пропускать приходится, шофер, как извозчик — прикажут, и покатил Вася куда надо! Хуже всего начальство возить…

— Так не возите, — вставил Вадим.

— Есть и свои преимущества, — заметил Вася, — Я стоял бы еще Бог знает сколько лет в очереди на квартиру, а так по звонку начальника получили с женой однокомнатную в новом доме на улице Ленина. С ванной и душем.

— Лучше бы на Пушкина… — машинально выскочило у Вадима. Так наверняка сказал бы отец… Он прикусил язык и покосился на шофера: тот, наморщив лоб, смотрел на дорогу и, видно думал о своем.

— Да и аттестат мне дадут, если даже целую четверть пропущу. Позвонит мой шеф начальнику районо, а тот подскажет директору и все дела. Они не такие дела по телефону обтяпывают. Не говори, паря, возить начальство — выгодное дело! Ну а то, что дергают в нерабочее время, дома, бывает, не ночую, так жена привыкла, не обижается… Я одних бутылок каждый месяц на два-три червонца сдаю.

— Так много пьете?

— Начальство пьет, а я — бутылки подбираю, не пропадать же добру? Твой дед-то от этого бизнеса, отказывается, а зря.

После такого признания в глазах Вадима образ веселого улыбчивого шофера Васи несколько потускнел, ладно, бутылки собирают старики-пенсионеры, но Василий молодой…

— Я по кустам не шарю, — по-видимому, заметив смущение своего юного пассажира, решил поправить дело Лукьянов, — Со стола и пола соберу и — в мешок. Чего тут такого? Не выбрасывать же их в озеро?

— Вам виднее… — пожал плечами мальчишка, разглядывая через запыленное переднее стекло колючего ежа, перебегавшего дорогу. Василий тоже заметил и прибавил газу.

— Не надо, дядя Вася! — умоляюще посмотрел на него Вадим.

Шофер сбросил газ, улыбнулся:

— Жалеешь божьих тварей? И дед твой, хоть и охотник, а подбирает в лесу разных пораненных зверюшек и птиц и лечит, как доктор Айболит.

— А потом? — спросил Вадим.

— Что потом? A-а, отпускает на волю.

— Это хорошо.

— Я бы не выдержал один долго в лесу, — сказал Василий — А ему нравится. Зайдет когда в контору — и скоро снова в лес!

Неожиданно сразу за изгибом дороги открылась огороженная металлической сеткой на железнодорожных столбиках турбаза «Саша». Это слово было выдавлено на латунной пластине, прибитой к железным воротам со знаком «Проезд воспрещен». Однако ворота были открыты и Василий, снизив скорость, въехал на территорию турбазы. Несколько финских домиков и приземистый длинный корпус прятались среди высоких сосен, наезженная дорога тут обрывалась, а вниз вела узкая тропинка, где синело большое обрамленное сосняком озеро. Бросалась в глаза у главного корпуса высоченная железная мачта-громоотвод. Ни у домиков, ни у корпуса с бурой металлической крышей, усыпанной желтыми иголками, никого не видно. Остановившись у крыльца под сосной, Василий несколько раз «бибикнул», однако никто не вышел. Заходящее солнце позолотило вершины сосен, над ними, охотясь за мошками, летали стрижи. С озера слышалось негромкое кряканье уток, потрескивал нагревшийся за дорогу мотор. Какое-то новое, неизведанное чувство отрешенности от шумного мира постепенно охватывало Вадима. Но где же дед? Как он его встретит? Что-то подсказывало, что он, Вадим, обретет здесь нечто важное, значительное.

— Красивое местечко, — закуривая, равнодушно заметил Василий. Он прислонился спиной к сосне и, сощурившись, смотрел на озеро. — И рыбка тут клюет, попадаются даже судаки. Может, Григорий Иванович сети проверяет?

— Кого это ты привез, Василий? — услышали они густой басистый голос, будто прозвучавший с неба. Они невольно задрали головы и увидели на отдаленной сосне с обрубленной макушкой человека в резиновых сапогах, солдатской гимнастерке, седобородого с всклокоченными, тоже седыми волосами. Человек прилаживал к вершине тележное колесо. Через плечо у него потрепанная брезентовая сумка, очевидно, с инструментом, в руке алюминиевая проволока.

— Никак аиста хочешь привадить, Григорий Иванович? — спросил Василий.

— Жили тут аисты, да горе-охотнички, перепившись, в прошлом году затеяли на озере стрельбу и ранили одного… Ну и улетели они. А недавно снова пара появилась, я им гнездо подновляю.

Старик еще немного повозился на дереве, бросил вниз проволоку и ловко опустился по сучьям, как по лестнице. Вниз просыпались иголки, красноватая кора. Снял сумку, положил ее на ступеньку, пожал руку шоферу и внимательно посмотрел на мальчика. Глаза у деда серые, как у матери, только поменьше и посуровее, борода черная с густой сединой, к ней прицепились желтые иголки, в волосах не видно лысины. Высокий, крепкий на вид, вон как по деревьям лазает!

— Господи, никак, Вадик! — басисто воскликнул старик, делая шаг к внуку. Голос у него мужественный.

— Здравствуй, дедушка, — сказал Вадим, не зная, протянуть ему руку или по русскому обычаю поцеловаться. Только ведь до него не дотянешься. Дед сам нагнулся и мазнул по щеке бородой, от него пахло хвоей и смолой.

— Беда стряслась? Ну да ладно, потом поговорим… — Он тяжело поднялся на крыльцо. Будто сразу постарел: ссутулился, ясные глаза погасли, голова опустилась. Повернувшись к шоферу, бросил: — Разгружайся, Василий… Мясо — в холодильник, водку и прочее — в подвал. Когда ждать гостей?

— Завтра к вечеру, Григорий Иванович, — заторопился шофер, — Я их и привезу, а сейчас мне быстренько назад, что и дров не успею заготовить…

— Ладно, я напилю… с внучком, — он взглянул на Вадима, — Или ты и пилу в руках держать не умеешь?

Вадим промолчал. Пилу он в руках не держал, но, наверное, не такое уж это и искусство — дрова пилить.

— Дело немудреное, — вставил шофер.

— А нынче никто не пожалует? — спросил Григорий Иванович.

Василий тащил из «газика» ящик с бутылками пива. Егерь открыл ему дверь в корпус.

— Не-е, сегодня у них партийный актив. Все будут допоздна в клубе, а ужинать в «Витязе». Завтра утречком приедут опохмеляться…

Когда Василий скрылся в доме, дед повернул к внуку большую голову:

— Мать твоя писала… Значит, беда случилась? И давно?

— Позавчера, дедушка, — услышав, как стукнула дверь в коридоре, негромко ответил Вадим.

— Обоих?

— И меня, наверное, хотели, да я уехал из города…

— Как меня-то нашел?

— Дядя Арсений Хитров подсказал, — вздохнул Вадим. Последние часы новые яркие впечатления вытеснили горестные мысли о случившемся, а сейчас снова все нахлынуло. Вспомнился и контейнер с кирпичом… Глазам стало горячо, он стиснул зубы, приказывая себе не распускать нюни. Дед все понял, положил тяжелую морщинистую ладонь с вздувшимися синими венами на плечо мальчишки, прижал к себе.

— Я тут в глуши живу и ничего не знаю… Господи, какая беда! Отец твой вымаливать прощение не станет. А маму-то за что? У-у, звери-и… — Он скрипнул зубами, — Ты ничего этому… — он кивнул на дверь, за которой скрылся шофер. — Не рассказывал?

Вадим отрицательно покачал головой.

— Никому, сынок, ни слова, — заключил дед. — А тебя искать никто не станет, не такая ты шишка, чтобы тебя искать… И отца, и мать… да разве это люди? Когда же он, дьявол, насытится людской кровью? Хоть бы захлебнулся, убийца!..

— Ты про Сталина, дедушка? — сказал мальчик, хотя и знал о ком речь.

Сказал, чтобы не молчать, предательская слеза все-таки обожгла щеку, задрав голову и глядя на сосну с колесом, он спросил:

— Аист прилетит?

— Обязательно прилетит, Вадя, — глядя поверх его головы, ответил дед — Аисты всегда возвращаются в те места, где родились…

7. Вдали от шума городского

Работа у егеря Добромыслова была не слишком обременительная: числился он при лесничестве, а на самом деле заведовал турбазой «Саша», по-видимому, фамильярно названной в честь великого поэта, и когда требовалось, организовывал охоту для районного и областного начальства. Обычно осенью и зимой. И, как правило, для важных гостей из столицы. Остальными охотниками занимались другие егеря. Охотничье хозяйство в этой заповедной местности было обширным и охватывало несколько прилегающих районов. Тут еще сохранились глухие леса, где водились лоси, кабаны, лисицы, зайцы. Была и боровая птица, кроме глухаря. Местные охотники в сезон били в бору рябчиков, уток на озерах, которых в этих благословенных краях было великое множество. Для начальства выискивалась дичь покрупнее. Начальство само себе выписывало лицензии на отстрел любого зверя.