Николас Спаркс - Дневник памяти Страница 11

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила наконец Элли.

Ее голос прозвучал как-то интимно. Или Ною просто этого хотелось?

– Что?

– Почитай стихи, как тогда под дубом.

Так он и сделал, декламируя одно стихотворение за другим, наслаждаясь теплой ночью. Уитмен и Томас, потому что ему нравился их язык, Теннисон и Браунинг, потому что сюжеты казались такими знакомыми.

Элли откинула голову на спинку кресла, закрыла глаза и почувствовала приятное тепло и покой. И причиной тому были не только стихи, но и произносивший их голос Ноя. Только все, вместе взятое, могло произвести на нее такое впечатление. Стихи и голос невозможно было разделить, да Элли и не пыталась, ей хотелось лишь слушать и слушать. Поэзия, думала Элли, создана не для того, чтобы ее понимать. Она вдохновляет и трогает до глубины души безо всяких объяснений.

После разлуки с Ноем Элли несколько раз ходила на вечера поэзии в колледже, слушала совершенно разных чтецов и совершенно разные стихи, но очень скоро бросила. Ни один из выступавших не произвел на нее серьезного впечатления, все они мало походили на истинных любителей поэзии.

Ной и Элли молча покачивались в креслах, попивая чай, погрузившись каждый в свои мысли. Беспокойство, которое привело сюда Элли, к ее большой радости, исчезло, однако чувства, занявшие его место, приводили в смятение, они кипели и бурлили в душе, как опавшие листья в водовороте. Сначала Элли попыталась их не заметить, сделать вид, что ничего особенного не происходит, и все же скоро пришлось признать, что новые чувства ей очень нравятся. Сто лет она не переживала ничего подобного!

Лон никогда не вдохновлял ее так, как Ной. Наверное, жених и не сумел бы, даже если б захотел. Может быть, поэтому они так и не дошли до полной близости. Лон, конечно, пытался добиться Элли, заходя то с одной, то с другой стороны, используя то цветы, то нежные укоры. Она отказывалась, объясняя, что хочет подождать до свадьбы. Лон неохотно смирялся, а Элли иногда тревожилась, думая, что могло бы случиться, если б жених вдруг узнал про Ноя.

И дело было не только в воспоминаниях о Ное. Дело было в самом Лоне. Он с головой уходил в свою работу, она отнимала большую часть его времени. Работа всегда стояла на первом месте, и для Лона не существовало таких вещей, как потраченный впустую вечер, чтение стихов, кресло-качалка на веранде. Именно поэтому дела жениха шли успешно, и Элли не могла не уважать его за упорство. Но ей самой этого было недостаточно, хотелось чего-то еще, хотелось иного. Может быть, романтики, может быть, тихой беседы при свечах, а может быть, просто надоело все время находиться на втором месте.

Ной тоже погрузился в размышления. Для него этот вечер стал самым необыкновенным в жизни, он вспоминал его снова и снова, воскрешая в памяти каждое мгновение. Все, что сказала или сделала сегодня Элли, казалось ему невероятно ярким и значительным.

Сейчас, сидя рядом с любимой, Ной гадал: вспоминала ли она все эти годы, как целовалась с ним в лучах лунного света, как стремились навстречу друг другу их обнаженные тела? Мечтала ли о нем так, как он мечтал о ней? Тосковала ли в разлуке?

Ной поднял глаза к небу и вспомнил тысячи бессонных, одиноких ночей. Приезд Элли всколыхнул все чувства, и Ной боялся, что ему с ними не справиться. Он снова хотел Элли, хотел любить ее и встречать ответную любовь. Больше всего на свете.

А теперь это невозможно. Она обручена.

В воцарившейся тишине Элли почувствовала, что Ной думает о ней, и это было очень приятно. Она не могла, да и не хотела до конца угадать его мысли. Главное, что они о ней.

Сама Элли вспоминала беседу за ужином и размышляла об одиночестве. Она почему-то не могла представить, чтобы Ной читал стихи или целился мечтами с другой женщиной. Не похоже это на него, если Элли хоть что-нибудь понимает в людях.

Она отставила чашку, закрыла глаза и провела рукой по волосам.

– Устала? – нарушив тишину, спросил Ной.

– Немножко. Знаешь, мне, наверное, пора.

– Знаю, – бесцветным голосом отозвался Ной.

Элли, однако, не поднялась с кресла. Взяв чашку, она выпила последний глоток, чувствуя, как чай согревает ее изнутри. Она пыталась вобрать в себя этот вечер – луну высоко в небе, ветер в макушках деревьев, ночную прохладу.

Элли взглянула на Ноя. Отсюда, сбоку, особенно бросался в глаза шрам на его щеке. Интересно, когда он появился: может быть, во время войны? Не был ли Ной ранен? Он не говорил об этом, а Элли не спрашивала – просто боялась представить его страдания.

– Надо идти, – все же произнесла она, протягивая Ною плед.

Он кивнул и молча поднялся. Они пошли к машине, осенние листья похрустывали под ногами. Ной открыл дверцу, и Элли попыталась стащить с себя его рубашку, но он остановил ее:

– Оставь. Мне так хочется.

Элли не удивилась, ей тоже этого хотелось. Она поплотнее запахнула полы рубашки и обхватила себя руками, защищаясь от холодного ветра. Почему-то вспомнилось, как будучи старшеклассницей, после танцев она стояла на веранде своего дома, ожидая поцелуя.

– Вечер был просто замечательный, – сказал Ной. – Как здорово, что ты нашла меня!

– И правда здорово, – согласилась Элли.

Ной призвал на помощь всю свою храбрость.

– Завтра увидимся?

Простой вопрос. Элли знала, что она должна ответить, чтобы не усложнять себе жизнь. «Боюсь, нет» – вот и все, что надо сказать, и поставить точку. Но она почему-то молчала.

Демон-искуситель овладел ею, он подталкивал Элли, дразнил ее, и она никак не могла произнести нужных слов. В поисках ответа Элли посмотрела в глаза Ноя – глаза мужчины, в которого когда-то была влюблена. И все тут же встало на свои места.

– С удовольствием.

Ной оторопел. Он и представить не мог, что Элли согласится. Ему хотелось схватить ее в объятия, и он с трудом сдержался.

– Сможешь приехать к полудню?

– Конечно. А что будем делать?

– Увидишь. Поплывем в одно интересное место.

– А я там была?

– Нет. Это особенное место.

– А где оно?

– Сюрприз.

– А мне там понравится?

– Непременно!

Элли шагнула к машине, быстро, чтобы Ной не успел ее поцеловать. Она, правда, не знала толком, будет ли он пытаться, и все-таки не имела ни малейшего желания проверять. Ей было бы слишком трудно его остановить, и так голова шла кругом. Она скользнула за руль и вздохнула с облегчением. Ной захлопнул дверцу машины, Элли завела двигатель и опустила боковое стекло.

– До завтра! – сказала она, и лунный свет отразился в ее глазах.

Ной помахал вслед отъезжавшему автомобилю. Машина проехала по дороге, ведущей в город, и скрылась за дубовой рощей, вдали затих шум мотора. Клем подошла к хозяину, он наклонился и потрепал ее по шее, с той стороны, где она не могла почесаться сама. Последний раз взглянув на дорогу, человек и собака вернулись на веранду.

Ной снова уселся в кресло, теперь уже в одиночестве. Он перебирал в уме события сегодняшнего вечера, как будто проигрывал его в замедленном темпе – краски, звуки, движения. Не хотелось ни читать стихи, ни играть на гитаре. Он сам не знал, чего ему хочется.

– Она обручена, – прошептал наконец Ной и вновь замолчал. Так он просидел несколько часов – только качалка поскрипывала. Кругом стояла тишина, время от времени появлялась Клем и тыкалась носом в руку хозяина, будто спрашивая: «Что это с тобой?»

И вот около полуночи, тихой октябрьской полуночи, случившееся вдруг обрушилось на Ноя всей своей тяжестью, и он затосковал. Если бы кто-нибудь посмотрел на него сейчас, он увидел бы человека, прожившего целую жизнь за какую-нибудь пару часов. Человека, который, тяжело поникнув, сидел в кресле-качалке и тщетно пытался унять слезы.

А они все текли и текли.

Телефонные звонки

Лон повесил трубку.

Он звонил в семь, потом в полдевятого. А сейчас сколько? Лон посмотрел на часы. Без пятнадцати десять.

Где же Элли?

Лон точно знал, что она в том городе, где обещала быть, потому что разговаривал со служителем отеля и тот сообщил, что такая дама действительно зарегистрировалась и покинула гостиницу около шести. Вышла поужинать? Нет, вряд ли, ведь она не вернулась до сих пор.

Лон потряс головой и откинулся в кресле. Он, как обычно, засиделся в офисе допоздна, кругом было пусто и тихо. Давняя привычка – задерживаться на работе, когда идет суд, даже если заседание прошло нормально. Лон не мыслил жизни без юриспруденции, вечерние бдения давались ему легко и помогали не расслабляться.

Он знал, что выиграет это дело, потому что выступил успешно и очаровал присяжных. Уж это он умел, а потому и проигрывал редко. Кроме того, Лон научился выбирать беспроигрышные дела, случаи, в которых был заранее уверен. Такое умение приходило с опытом, и все же лишь несколько адвокатов в городе могли им похвастаться, и это подтверждалось размерами их гонораров.

И главное – ежедневный кропотливый труд. Пристальное внимание к деталям, особенно в самом начале карьеры. Мелкие детали, такие незначительные на вид, привели Лона к успеху, и у него вошло в привычку никогда ими не пренебрегать. Буква закона или подача фактов – не важно, Лон придирчиво обдумывал каждую мелочь, и в юности это помогло ему выиграть несколько, казалось бы, провальных дел.