Марк Леви - Странное путешествие мистера Долдри Страница 11

— Прекрати, я же сказала: между нами ничего нет.

— Знаю, он не в твоем вкусе, тем более что теперь где-то далеко тебя ждет прекрасный принц… Взяла бы отпуск да поехала его искать. Были б деньги, я бы с тобой с удовольствием съездила. Смеюсь, конечно, но как было бы классно двум девчонкам попутешествовать… В Турции тепло и мальчики, наверное, загорелые.

Алиса задремала. Кэрол, подняв лежавшее у кресла одеяло, укрыла ее.

— Спи, красавица, — прошептала она. — Я, конечно, ревнивая свинья, но ты моя лучшая подруга, ты мне как сестра. Завтра после дежурства заскочу тебя проведать. Ты скоро поправишься.

Кэрол надела пальто и на цыпочках удалилась. На площадке она увидела Долдри: тот шел в магазин. Спустились вместе. На улице Кэрол обратилась к нему:

— Она скоро поправится.

— Приятная новость.

— Очень любезно, что вы о ней позаботились.

— Пустяки, — ответил Долдри, — мы же соседи…

— До свидания, мистер Долдри.

— Секундочку, мисс. Это вас не касается, но вам стоит усвоить раз и навсегда, что она тоже не в моем вкусе. То есть абсолютно!

И Долдри удалился не попрощавшись.

4

Неделя тянулась бесконечно. Температура у Алисы спала, но работать она не могла, потому что почти не чувствовала даже запаха еды. Долдри больше не показывался. Алиса не раз стучалась к нему, но в квартире соседа царила тишина.

Кэрол навещала подругу после каждого дежурства, приносила продукты и газеты, которые потихоньку таскала из больничной комнаты для посетителей. Как-то раз она даже осталась на ночь — слишком устала, чтобы по зимнему холоду возвращаться к себе через три улицы.

Кэрол спала рядом с Алисой и среди ночи энергично растолкала ее, когда той снова привиделся без конца мучивший ее кошмар.

В субботу, когда Алиса с радостью уселась за работу, на лестничной клетке послышались шаги. Она отодвинула кресло и побежала к дверям. Долдри возвращался домой с чемоданом в руке.

— Добрый день, Алиса, — сказал он, не глядя на нее.

Он повернул ключ в замке и немного замешкался.

— Извините, что не зашел, мне нужно было уехать на несколько дней, — добавил Долдри, по-прежнему стоя к ней спиной.

— Ничего, не извиняйтесь, просто я беспокоилась, что вас не слышно.

— Я кое-куда ездил. Можно было вам записку оставить, но я этого не сделал.

— Почему вы все время от меня отворачиваетесь? — спросила Алиса.

Долдри медленно повернулся. Он был бледен, на щеках трехдневная щетина, глаза покраснели и слезились, под ними залегли тени.

— Что-то случилось? — с тревогой спросила Алиса.

— Со мной все в порядке, — ответил Долдри, — а вот моему отцу взбрело в голову не проснуться утром в понедельник. Три дня назад мы его похоронили.

— Заходите, я напою вас чаем, — пригласила его Алиса.

Долдри поставил чемодан и последовал за соседкой. Поморщившись, он рухнул в кресло. Алиса подвинула табурет и села напротив.

Долдри рассеянно смотрел на стеклянный потолок. Уважая его чувства, девушка молчала, и так прошел почти час. Потом Долдри вздохнул и встал.

— Спасибо, — сказал он, — это именно то, что мне было нужно. Теперь пойду к себе, приму душ — и спать.

— Прежде чем спать, приходите поужинать, я приготовлю омлет.

— Мне что-то есть не хочется.

— И все же поешьте, так надо, — сказала Алиса.

Немного погодя Долдри вернулся. На нем был свитер, фланелевые брюки, волосы все еще растрепаны, под глазами круги.

— Простите за мой вид, — сказал он, — кажется, забыл у родителей бритву, а другую искать уже поздно.

— А вам идет борода, — ответила Алиса, впуская его.

Они поужинали за сундуком, Алиса открыла бутылку джина. Долдри охотно выпил, но аппетита у него не было. Только из вежливости он заставил себя съесть немного омлета.

— Я дал себе слово, — сказал он, когда повисло молчание, — однажды поговорить с ним как мужчина с мужчиной. Объяснить ему, что я живу так, как захотел сам. Я никогда не судил его, хотя и стоило, и надеялся, что он так же поступит со мной.

— Даже если он запрещал себе говорить это вслух, я уверена, он вами восхищался.

— Вы его не знали, — вздохнул Долдри.

— Что бы вы ни думали, вы его сын.

— Я сорок лет страдал оттого, что его нет рядом, и привык к этому. А теперь, когда он умер, почему-то стало еще больней.

— Я понимаю, — тихо сказала Алиса.

— Вчера вечером я зашел к нему в кабинет. Мать застала меня за тем, что я рылся в его столе. Она подумала, я ищу завещание, а я сказал, мне плевать, пусть брат с сестрой об этом волнуются. Единственное, что я надеялся найти, — записку или письмо, которое он мне оставил. Мать обняла меня и сказал: «Бедный мой мальчик, он ничего тебе не написал». Я не мог плакать, когда гроб с его телом опускали в землю. Я не плакал с того лета, когда мне было десять: я тогда упал с дерева и здорово расшиб коленку. Но сегодня утром, когда дом, в котором я вырос, исчезал в зеркале заднего вида, я не смог сдержаться. Пришлось встать у обочины, я не разбирал дороги. Показалось таким нелепым, что я сижу в машине и плачу, как ребенок.

— Вы и стали снова ребенком, мистер Долдри, вы только что похоронили отца.

— Смешно… Знаете, если бы я стал пианистом, он бы, наверное, мною гордился. Может, даже ходил бы на мои концерты. Но живопись его не интересовала. Для него это была не профессия, в лучшем случае увлечение. Что ж, зато его смерть стала поводом повидаться со всеми родными сразу.

— Вам стоило бы написать его портрет и повесить в родительском доме где-нибудь на почетном месте, в отцовском кабинете например. Я уверена: где ни был сейчас ваш отец, он был бы глубоко тронут.

— Какая чудовищная идея! Я не настолько жесток, чтобы подложить матери такую свинью. Хватит мне ныть, я и так злоупотребил вашим гостеприимством. Омлет был изумительный, а джин, которым я тоже несколько злоупотребил, — еще лучше. Раз вы поправились, я дам вам еще один урок вождения, когда буду, скажем так, в лучшей форме.

— С удовольствием, — ответила Алиса.

Долдри попрощался с соседкой. Он всегда держался очень прямо, но сейчас немного сутулился и шел нетвердой походкой. На площадке он остановился, вернулся к Алисе, забрал джин и ушел к себе.

После ухода Долдри Алиса сразу легла. Она очень устала, и ее тут же сморил сон.

«Идем, — прошептал незнакомый голос, — нам надо уходить отсюда».

Дверь открылась в ночную тьму, на улочке ни огонька, фонари погашены, ставни домов закрыты. Какая-то женщина держит ее за руку и ведет за собой. Они идут рядом, шагов не слышно, обе крадутся по пустынному тротуару, стараясь, чтобы их тени, возникающие в бликах лунного света, не выдавали их присутствия. Багаж у них невелик: весь немудреный скарб поместился в одном небольшом черном чемодане. Они подходят к вершине высокой лестницы. Отсюда виден весь город. Вдали небо озарено пурпурными всполохами. «Целый квартал горит, — произносит голос, — они совсем обезумели. Пошли. Там вы будете в безопасности. Они защитят нас, я уверена. Иди за мной, любовь моя».

Алисе никогда не было так страшно. Разбитые ноги болят, обуви на ней нет, да и как ее найти в таком хаосе? В дверях дома возникает чей-то силуэт. Какой-то старик глядит на них и машет, чтобы поворачивали обратно. Он указывает на баррикаду, которую охраняют молодые солдаты.

Женщина медлит и оборачивается, у груди она держит ребенка в шарфе, повязанном через плечо. Она гладит его по головке, чтобы успокоить. И снова они куда-то бегут.

Десять маленьких вырытых в земле ступеней поднимаются на крутой склон. Беглянки проходят мимо источника. В тихой воде есть что-то умиротворяющее. Справа от них длинная ограда, калитка приоткрыта. Похоже, женщина хорошо знает это место, Алиса следует за ней. Они бредут по заброшенному чаду, высокая трава не шелохнется, чертополох цепляется за ноги Алисы и царапает их, словно не хочет пускать ее дальше. У нее из груди рвется крик, но она сдерживается.

В глубине фруктового сада виднеются развороченные стены церкви. Они проходят через апсиду. Кругом сплошные руины, обугленные скамьи перевернуты. Алиса смотрит вверх и под сводами видит мозаичные картины, рассказывающие историю ушедших веков, далеких времен, след которых уже начал стираться. Чуть дальше она замечает потемневший лик Христа, чей взор словно устремлен на нее. Открывается дверь. Алиса входит во вторую апсиду. В центре огромное одинокое надгробие, облицованное плиткой. Они молча проходят мимо. Резкий запах тронутого огнем камня смешивается с ароматами тмина и чабреца. Алисе пока неведомы эти названия, но она узнаёт запахи, они ей знакомы. Эти травы в изобилии росли на пустыре за ее домом. Даже теперь, когда их ароматы смешались на ветру с другими запахами, она различает их.